Пути Держателей
Шрифт:
Мутный взгляд пробежался по всем, находящимся на балконе, и замешательство стремительно прошло. Он заметил Киоши, а обрубок левой руки поднялся в его сторону.
— Мацусиро, ты не уйдешь… Сдайся, и будешь осужден по справедливому закону…
Борис так и не сбросил свою человеческую форму, от которой уже не веяло легкостью и самоуверенностью. Сейчас Борис выглядел подавленно, жалко, разбито. Шатаясь и чуть не падая, мидзури вышел почти на середину балкона, останавливаясь недалеко от второго Портала. Было очевидно, что схватка в храме и отчаянное преследование отняли у Конты слишком много сил. Возможно,
Суэджигари, как ни в чем не бывало, вернулись к прежнему разговору, а Киоши лихорадочно переводил взгляд с Бориса на Охотника. Затравленный взгляд. Взгляд зверя, в душе которого вот-вот сломается последний рубеж, после чего тот бросится в глотку своим загонщикам, не обращая внимания на раны и утекающую жизнь. Ситуация продолжала катиться по наклонной, и юноша даже представить себе не мог, что произойдет, когда она достигнет дна.
Даже Охотник, казалось, теперь пребывал в некотором недоумении, только сейчас оценив компанию, собравшуюся на склонах Буредды, и пока больше не пытался атаковать.
— Так кто будет говорить? — Шрам небрежно повел подбородком в сторону Конты.
— Ты?..
— Знаешь, я уже делал это. Кроме того, хочу послушать… Хочу сравнить…
— Хорошо…
Тоэши-Набо сделал к Борису несколько широких шагов, словно выходил на невидимую сцену. Его выбившаяся из-под завязки грива свободно развевалась на ветру, создавая вокруг головы демона седой ореол.
— Дорогой Борис. Сегодня многое произошло. Эта омерзительная погода утомительно влияет на самочувствие и настроение. Не ошибусь, если замечу, что устали и остальные. Потому буду краток: в первый и последний раз предупреждаю — уходи, и останешься жив, хоть и промокнешь снова. Не пытайся ничего говорить, просто развернись и уйди…
Линда бесшумно приблизилась, ужасающе больно стиснув в пальцах правый локоть Киоши. Не сводя с противников прищуренных глаз, она принялась подталкивать юношу к своему Порталу. Хвост по-прежнему раздраженно отхлестывал по ее бедрам, зрачки светились, будто раскаленные угли. Тоэх едва не вскрикнул, но подчинился, готовый в любой момент стряхнуть девчонку и снова броситься в бой.
— Кто ты таков, чтобы вставать на пути нагира?! — Борис покачивался, но теперь в его голосе гремели возрожденные величие и гордость. — Это я, именно я даю тебе, незнакомец, последний шанс забрать свои слова и исчезнуть. Немедленно!
Он распрямил плечи, стряхивая вдесятеро отяжелевший от дождевой воды плащ.
Тоэши-Набо в ответ лишь разочаровано покачал головой, словно силился, но не мог понять, отчего Конта ведет себя столь неразумно. Борис шагнул в его сторону, запуская правую руку за отворот куртки:
— Лишь сумасшедшие и приговоренные к смерти могут повернуться против меня в этом мире, ибо я говорю словом Стервятника!
На тонкой цепочке раскачивался тяжелый бронзовый амулет, испещренный рунами. Словно в подтверждение слов Бориса, над головой опять полыхнула молния, позволив в деталях рассмотреть диск жетона.
Тоэши-Набо отступил на шаг, съеживаясь, а затем внезапно распрямился, раскидывая в стороны руки. Киоши потряс головой, вдруг осознав, что прямо на его глазах суэджигари становится вдвое выше ростом, как тот могучим плотоядным деревом вырастает над тоэхами и мидзури, раскидывая ветви. Молния, значительно
более яркая, разлапистая и продолжительная, чем ее предшественница, очертила тень демона. Глубокая, иссиня-черная, она метнулась через всю террасу, а длинные костлявые пальцы потянулись к ногам Конты.Круглый бронзовый амулет, свисающий из правой руки Бориса, потускнел, покрывшись тончайшим налетом пепла.
— А я и есть Стервятник!
Старший Тоэши-Набо, внимательно наблюдающий за оторопевшим посланником Кого, удовлетворенно кивнул:
— Слово в слово…
Конта окаменел, не в силах пошевелиться.
Шрам улыбнулся, оборачиваясь к тоэхам, но вдруг лицо его исказилось в гримасе непередаваемой боли — в этот момент Линда буквально швырнула Киоши в клубящееся кружево Портала. В глазах суэджигари застыла неподдельная обида, рот исторг жуткий, с трудом переносимый вой.
Охотник вскинул Красно-Черное заклинание, целясь в суккуба из мерцающего арбалета, но опоздал буквально на мгновение.
Всем телом вздрогнув от демонического воя, Борис отшвырнул задымившийся медальон, бесстрашно ринувшись в атаку, но колдовская сеть младшего из близнецов перекрыла ему путь.
Шрам что-то закричал, проклиная Держателей и все четыре луча, лицо его стало похоже на восковую, оплывающую от жара маску. Он отказывался верить. Он до последнего отказывался верить. Он не мог понять своего просчета, и потому отказывался верить… Но на какой-то краткий миг вдруг показалось, что искаженное лицо его — действительно не более чем маска, а в бесцветных, мертвых глазах суэджигари искрится триумф.
Но Киоши уже падал, до боли крепко прижатый к влажному бедру демоницы. Падал, вспарывая перья красного тумана, пронзая расстояния, которых не существует…
С пронзительным скрежетом Портал захлопнулся за их спиной.
Круги…
Цветные круги — это дробится воздух. Круги летают в глазах, ярко вспыхивая на солнце.
Мир светел и прекрасен, бежевый фон неба не утомляет взор, Нити колышутся и парят, ласково прикасаясь к лицу. Так тепло и спокойно…
Но эти фигуры — откуда они взялись?
Они приближаются размытыми тенями, постепенно становясь четче, узнаваемее.
Куратор Конта. Он хмурится, поигрывая сигарой, и неодобрительно качает головой.
А это, за спиной — его сын, все так же нахально скалится, потирая ладони.
Танара… Он так и стоит в круге желтого света, безвольно опустив руки, и шепчет слова, не долетающие до тоэха…
Дряхлый старик, с головой, похожей на перезрелую тыкву. С его лица не сходит идиотская, словно приклеенная улыбка. Теперь он будет хранителем. Пусть так…
Лица и образы, знакомые и впервые увиденные.
О, вот Вайраш, с головой, наполовину объеденной Червями Ямы.
А это Охотник, его плотный черный плащ развевается, словно стремительно наступающая ночь.
Слабость и безволие охватывают юношу — это идет Тоэши-Набо…
Хочется забыть о чести клана, о героях прошлого, о подвигах отцов — пусть три мира сами разбираются с восставшим четвертым, приближая или удаляя собственное крушение. Хочется упасть и отползти в сторону, забиться в угол и незаметно умереть, лишь бы не привлекать нового взгляда этих чудовищных серых зрачков…