Пути в незнаемое. Сборник двадцатый
Шрифт:
Теперь о Петре Петровиче Семенове-Тян-Шанском.
5 августа 1856 года на рассвете в Семипалатинск влетела почтовая тройка. В тарантасе сидел молодой человек, высокий и худой, с торчащими как пики кавалерийскими усами. А рядом с ним — Василий Петрович Демчинский, отправленный губернатором навстречу Петру Петровичу Семенову (Тян-Шанским он станет полвека спустя). Тройка подкатывает к дому, где живет Демчинский. Петр Петрович приводит себя в порядок, делает визит к губернатору, а затем… Дадим слово ему самому: «Но более всего обрадовал меня Демчинский деликатно устроенным сюрпризом: он мне представил совершенно неожиданно у себя на квартире одетого в солдатскую шинель дорогого мне петербургского приятеля Федора Михайловича Достоевского, которого я увидел первым из его петербургских знакомых после его выхода из «мертвого
(П. П. Семенов-Тян-Шанский не написал в своем «Путешествии в Тянь-Шань», что он и Достоевский не просто были знакомы, а оба посещали кружок Петрашевского, причем в 1849 году у Семенова на квартире делали обыск, однако ничего не нашли.)
Следующая встреча П. П. Семенова с Достоевским происходит осенью того же года. Семенов живет у Демчинского пять дней и проводит все эти дни с Достоевским. Тогда же туда приезжает Валиханов. В начале декабря Семенов отправляется в Барнаул, и с ним едут Достоевский и Демчинский. Достоевский отправился в путь, не имея разрешения, но присутствие Демчинского делает поездку безопасной. Повидавшись с Марией Дмитриевной, Достоевский возвращается. В январе 1857 года он опять едет в Барнаул, уже не тайком, с выправленными для свадьбы бумагами. После венчания в Кузнецке он на обратном пути живет две недели в Барнауле у Семенова с женой и пасынком.
Весной 1857 года Семенов вновь отправляется на Тянь-Шань. 26 апреля он в Семипалатинске, но проводит здесь только день. На обратном пути Семенов останавливается уже на три дня — с 27 по 30 сентября.
Известно, что ему одному из первых посчастливилось услышать, как Достоевский читает главы «Записок из Мертвого дома». Они произвели на Семенова огромное впечатление. Но о чем он сам рассказывал Достоевскому? О Петербурге? Да. Но не только о Петербурге. Итоги его экспедиции на Тянь-Шань были, без преувеличения, блестящими, они составили ему мировую славу. И это было началом новой географии, которую Семенов считал самой народной из наук. Русский путешественник глубоко проникся интересами казахов и киргизов и имел все основания утверждать, что мирное вхождение этих народов в русское подданство шаг мудрый и принес им благо.
Еще три путешественника начинали в те годы из Семипалатинска свои экспедиции в Семиречье и на Тянь-Шань.
Александр Георгиевич Влангали, горный инженер, опубликовал в 1853 году путевые очерки «Геогностические поездки в восточной части Киргизской степи в 1849 и 1851 гг.». Первый раз он путешествовал с Абакумовым, во второй — с Ковалевским, а в 1856 году мы его видим в составе миссии Перемышльского в Кульджу. Влангали был дружен с Валихановым, в Семипалатинске появлялся вместе с ним (в 1856 году, из Кульджи), но документальных подтверждении его знакомства с Достоевским нет.
Капитан Генерального штаба Александр Федорович Голубев в 1859 году проводил в Семиречье первые астрономические определения и прошел маршрутами Семенова и Валиханова, составив первую точную карту Заилийского края Семипалатинской области. В отчете Голубева об экспедиции описана жизнь казахов и киргизов, приводятся интересные сведения из истории.
В том же 1859 году, ранней весной, в Семипалатинск прибыл путешественник более известный, чем Голубев и Влангали. Михаил Иванович Венюков закончил Академию Генерального штаба, одновременно посещая университет, и поехал служить на Дальний Восток к Муравьеву-Амурскому. К тому времени, когда он получил приказ отправиться в Западную Сибирь, у Венюкова был за плечами опыт исследования Забайкалья и Приамурья. В Верный его командировали с поручением провести обследование бассейна реки Чу и заложить укрепление в Кастеке. О том, каким он мог быть тогда, в свои двадцать семь лет, попытаемся представить себе по его последующим делам и поступкам. Из этой экспедиции молодой ученый привез «Очерки Заилийского края и Причуйской долины» с ценнейшими сведениями по географии, этнографии и историк казахов и киргизов, а также материалы о злоупотреблениях царской администрации и самодурстве генерал-губернатора Гасфорта, которые он передал в «Колокол».
Имя Венюкова стоит в ряду имен выдающихся
русских ученых второй половины XIX века. Он — член географических обществ в Женеве, Лондоне и Париже. Как и многие другие русские путешественники, он находился на военной службе. В 1877 году генерал-майор Венюков уходит в отставку. И тут происходят события, потрясшие русское общество. Отставной генерал-майор отказывается от пенсии, пишет гневное письмо Александру II о положении дел в России и уезжает за границу, сближается там с Герценом и Огаревым, сотрудничает в «Колоколе», одновременно публикуя в Англии и Франции очерки по истории русских путешествий. Все это происходит незадолго до выстрела Веры Засулич в Трепова и объясняет поступки других людей, того же А. Ф. Кони, председателя суда, открыто принявшего сторону обвиняемой (в его воспоминаниях говорится, что на суде бывал и Ф. М. Достоевский).Михаил Иванович Венюков умер в 1901 году в Ницце и похоронен рядом с Герценом. Все свое состояние (11 366 р. 20 коп.) он завещал Русскому географическому обществу — на премии исследователям географии Азии. Какой характер, какая судьба! (А мы до сих пор не перевели на русский, не издали его воспоминания, вышедшие в Амстердаме.)
ТРУППА г. АЛЕКСАНДРОВА
Этим совсем маленьким эпизодом из жизни Семипалатинска я и закончу.
В бумагах Валиханова сохранилась театральная афишка. У него не было привычки сберегать сувениры такого рода, а эту он почему-то хранил. Она семипалатинская. Прибывшая в город труппа актеров г. Александрова извещала, что с дозволения начальства 1859 года мая 17 дня представлено будет «Жених из ножевой линии».
Непритязательный водевиль. И можно представить себе, что за труппа прикатила в такую даль, в Семипалатинск, и что за актриса исполняла у них первые роли, каков был герой-любовник и как вели себя в жизни и на сцене Несчастливцев со Счастливцевым.
Русская провинциальная труппа выпускала больше премьер, чем столичные театры. Значит, и у актеров г. Александрова имелся достаточный репертуар, тем более что город невелик и даже самый бойкий водевиль нельзя давать два вечера подряд. Какой репертуар? Да тот же, что и в Кинешме, и в Костроме. Неужто и Шиллер и Шекспир? А почему бы и нет! И почему бы не оказаться в труппе г. Александрова кому-то, только что бежавшему из дома, молодому и талантливому? Была же какая-то причина у поручика Валиханова сберечь афишку. Он попал на спектакль как с корабля на бал — только что вернулся из опаснейшего путешествия в Кашгар. Есть фотография, сделанная в Семипалатинске в эти дни. На ней Достоевский еще в мундире, пока не перешедшем к Гейбовичу, и Валиханов с подаренным кинжаликом в руке. Может быть, они были вместе на спектакле? И на этот вопрос у меня нет ответа. Жаль, но ничего не поделаешь. Однако труппа все же приезжала, а на Руси тогда антрепренеры, в общем-то, знали, какие города театральные, а какие — нет.
Нет, ни в коем случае я не надеюсь, что Федор Михайлович Достоевский мог полюбить этот город. Ни в коем случае… Да кто же, где, когда любил место ссылки? Разве что Кавказ? Но то Кавказ!
Однако не потому ли его воспела русская литература, что она там себя поняла и поняла русского человека?
В. Карцев
ЗАМОРЫШ
(Размышление о детских и юношеских годах Исаака Ньютона)
Нет машины времени, читатель, увы, и не может быть! Лишь сила воображения может перенести нас в беспокойный семнадцатый век, на туманный остров, где в яростной схватке встают брат против брата, сын против отца, где рубят на плахах головы несогласным и мечтают о сладостной Утопии, где чума косит людей, а пожары и ураганы — города, однако население быстро растет, где только что узнали о человеческом кровообращении и познали превосходный китайский напиток, называемый китайцами Ча, другими же нациями — Тау, иначе — Тее, но продается этот изысканный напиток пока лишь в «Голове султанши» близ королевской биржи в Лондоне, где, недоуменно глядя на восходящее дневное светило, заставляют себя верить, что это Земля обращается вокруг него, а не наоборот, где вскоре родится дифференциальное исчисление, а турок показывают всем желающим всего за два пенса, всего за два пенса, господа!