Пути. Дороги. Встречи

— Что-то я за Халзана боюсь, за весь вечер он ни разу не поднялся,

— подошёл я к своей собаке. — Ну что, Халзан? — склонился я над ним.

— Не дай бог, если ты покинешь своего хозяина, нам без тебя будет совсем плохо.

К лежащему на лапнике израненному кобелю подошла Дамка. Она стала лизать его морду, раны на плече и шее. В этот момент бегающая вокруг костра собака Николая — Дымок с лаем кинулся к стоящим невдалеке соснам. За Дымком к группе деревьев птицей полетела Дамка. А за ней мгновенно выздоровевший Халзан…

— Вот это у тебя собака! — закричал в восторге Николай, хватая свою «Белку». — Минуту назад лежал при смерти, а сейчас смотри-ка, он там впереди!

Завидев трёх собак, медведь рявкнул и бросился в спасительный мелкач.

— Это уже четвёртая попытка, — сказал я, подымая вверх стволы «берелы». — Надо выстрелами вернуть собак, — попросил я Николая.

Но вскоре все три лайки вернулись. Халзан, подойдя к костру, улёгся на своё место и закрыл глаза.

— Уже отходит. Просто надо кобелю хорошо отоспаться, — посмотрел на меня мой друг.

— А я думал, что ты про тот свет, — засмеялся я.

Утром волокуша Халзану уже не понадобилась. Очевидно, ночной стресс вернул ему силы. Кобель семенил вслед за нами, опустив хвост, но уже не скулил. Когда мы подошли к лагерю, то не узнали места, где он был. От палатки остались одни клочья, жестяная печь оказалась смятой, мешки с продуктами все порваны и мука, и крупы смешаны со снегом. Раскиданы были даже заготовленные дрова. Собаки ходили по разорённому лагерю и злобно рычали.

— Эта бестия побывала здесь рано утром, — осмотрев следы разбоя, сделал я вывод.

— Я с тобой согласен, — кивнул хант.

— Надо же сколько у него злобы! Интересно, сожрал он наши консервы? — посмотрел я на перевёрнутый ящик.

— Он их не сожрал, а раскидал и закопал в снег, — выпинывая из сугроба банку со сгущёнкой, сказал Николай.

— Ну и дела! Надо собрать что уцелело, ведь нам ещё жить да жить! Хорошо, что в моей нарте лежит ещё одна палатка с печкой. До неё зверь не добрался. В ней Н.З. продуктов.

— Смотри-ка, ты, оказывается, всё предусмотрел, — удивился охотник.

На то, чтобы отыскать все разбросанные консервы и собрать мало-

мальски сахар и крупу, у нас ушло два часа. В темноте мы поставили вторую палатку и затопили в ней печь.

— На дежурстве пусть будет Дымок, — сказал Николай. — Твоих, однако, надо в тепло, так они скорее придут в себя. Если начнут есть, то придётся кормить их как следует. Плохо то, что медведь закусил почти всей нашей рыбой.

— Не всей, я вон на дерево мешок как повесил, так он там и висит. В нём мороженая щука. Так что живём!

— Живём! — согласился Николай.

Через трое суток обе мои собаки совсем оклемались. Они стали хорошо есть и даже между собой играть. Медведь больше нас не беспокоил. Было даже как-то странно. Он как будто исчез.

— Ну что, завтра отчаливаем? — спросил я Николая.

— Думаю, что надо, иначе опять стукнут морозы и на «буранах» ехать станет опасно, — кивнул головой Николай.

Глава 29. Идолы

День ушёл у нас на сборы. Мы в кучу сложили рваную палатку и накрыли её мятой печыо. И, на всякий случай, написали записку Спиридону.

— Наверняка отец через пару дней сюда приедет, — усмехнулся Николай. — Представляю, какой у него будет вид, когда до него дойдёт, что натворил здесь шатун?

— Скажет себе спасибо, что сбежал, — прикалывая на сосну послание, добавил я.

— Как бы они с Ванюшкой вообще в юрты не уехали, — погрустнел Коля.

— Не переживай, план ты уже сделал, а охота только началась. До весны ещё столько всего будет! — успокоил я его.

— Да я не о себе, а о них. Если сбегут, чем жить будут? Останется только ершей собирать по заторам да у родни клянчить.

— Не будь таким пессимистом, — засмеялся я, складывая на нарту свои вещи. — Побирушек из них не получится. Не у кого будет просить, ты же понимаешь, что назад мы уже не вернёмся?

— Я полагаю, пупи нами подавится, — проворчал хант.

— Как ты понял, это не простой медведь, а оборотень, он проглотит нас обоих и не поперхнётся! — обнадёжил я охотника. — Неплохо было бы перед отъездом хорошенько помыться.

— Это зачем? — удивился хант.

— Чтобы у миши всё было нормально с пищеварением. А то мы так потом провоняли, что у бедняги может начаться воспаление кишечника.

— Не начнётся, — засмеялся над моей шуткой Кинямин. — Медведи тухлячок кушают и ничего.

Мы выехали на поиски забытых идолов рано угром. Сначала наш путь шёл по моей лыжне. Но за болотом нам пришлось сбавить скорость. В пойме Кульёгана снега оказалось несколько больше, и передний снегоход теперь вынужден был топтать для второго дорогу. Хуже всего стало, когда мы угодили в старый кедрач. Теперь нам приходилось часто останавливаться и прорубать для «Буранов» в пролеске просеки.

«Будет совсем плохо, если к вечеру мы не выберемся на чистоган, — размышлял я. — В такой чащобе зверюга подойдёт вплотную. Опять вся надежда на собак. Хорошо, что под деревьями снега мало».

Но постепенно кедрач перешёл в высокоствольный сосняк. Стало заметно светлее. И через пару часов вечерние сумерки нас застали на просеке болота.

— Всё, разбиваем лагерь, — сказал я сам себе, останавливая «Буран». — Дальше нельзя. Видишь, начинается густой рям, — кивнул я подъехавшему Николаю.

Мы быстро разбили лагерь, но палатку ставить не стали. В палатке человек для медведя как в ловушке, понимая это, мы улеглись отдыхать у надьи под открытым небом. Недалеко от нас устроились на снегу и три наши лайки. На удивление собаки вели себя спокойно.

«Значит, вокруг нас пока никого нет», — отметил я, засыпая.

Ночь прошла без происшествий. На рассвете в километре от костра лайки облаяли соболя. На этом все их охотничьи страсти закончились.

— Сколько нам ещё осталось? — спросил я ханта, изучая карту фельдшера.