Пути. Дороги. Встречи

Шаманка говорила о мифических жрецах эндри как о чём-то вполне реальном, что не может вызывать никаких сомнений.

«Сказка какая-то, — думал я, слушая её. — Народ давным-давно исчез. То ли ушёл, то ли вымер, не ясно. От мест его поселений остались одни земляные валы, но старая шаманка говорит о жрецах этого народа так, как будто они всё ещё живы!»

— Николай сказывал, что за водоразделом вы нашли странную избушку с баней, — донёсся до меня голос эвенкийской знахарки. — Та избушка хозяина этой одежды, — показала она на лежащий перед ней медвежий костюм. Значит, он жил либо в Сыму, либо в Ярцево. Скорее всего, в среде старообрядцев-кержаков, — сделала она заключение.

— А почему жил? Вы считаете, что его уже нет, он умер? — спросил я.

— Пошто умер? Это мы ждём смерти, они — эндри, её не ждут. Он из этих мест уехал.

— С чего вы так решили? — не унимался я.

— В лабазе лежало письмо. Оно понятно каждому шаману, — продолжила свой рассказ бабушка.

— Никакого письма мы не нашли.

— Да оно не на бумаге, а в вещах, — улыбнулась моей наивности ведунья. — Лук лежал в направлении восход-закат. На закат смотрели и наконечники стрел. Так?

— Точно не помню, но, кажется, так, — сказал я.

— В берестяном туле десять стрел. Значит, уехал на запад на десять лет.

— А что означает кремневая винтовка?

— То, что он остаётся навсегда хозяином своего места силы.

— А наковальня, клещи и молоток?

— Здесь всё просто, — засмеялась шаманка, глядя на мой ошалелый вид. — Этими вещами он рассказал, чем будет заниматься после переезда. Очевидно, где-то далеко, в одном ему известном месте, по какой-то причине погиб такой же, как и он, хранитель выхода силы. И теперь надо за двадцать лет подготовить другого такого же шамана.

— Откуда вы узнали, что за двадцать?

— А ты видел наконечники стрел? Они же все двойные вилкой. Такими стрелами стрелять только птицу, но не зверя. Однако, все стрелы одинаковые. Растолковать послание можно так: я уехал на запад, места мои остаются за мной. За ними буду следить. Вернусь через десять лет с тем, кого буду десять лет учить…

— А мы всё из лабаза забрали! — пришёл я в ужас.

— И хорошо сделали, — успокоила меня шаманка. — До меня же дошло письмо, значит, всё в порядке. Я его передам кому надо.

— Кому? — само собой вырвалось у меня.

— Шаману остяков. Чтобы он знал, что квельжбат-гула, так селькупы называют людей-медведей эндри, скоро вернётся и не надо никого пускать в его бор у Якынр-озера, — нисколько не раздражаясь, спокойно ответила мне шаманка.

«Квельжбат-гула — вот как зовут жрецов эндри или квелей селькупы», — думал я.

— А как по-селькупски будет мамонт? — задал я новый вопрос Колиной бабаушке.

— Кволи-кожар, — не задумываясь, ответила ведунья.

«Значит, название квели, как и эндри, происходит от слова мамонт. Смысл один и тот же: мамонтовые люди. Или люди, приручившие мамонтов… Одно к одному, что у эвенков, то и у селькупов. Если разное совпадает, значит, здесь истина, — вспомнил я сказанное мне зимой Колиной бабушкой. — Всё оказывается так просто! Было бы желание что-то узнать и понять. Но у простых людей такое желание почему-то исчезло. Все заняты только материальными делами. Совсем как насекомые».

От таких мыслей мне стало тоскливо.

«Мы четверо организовали маленькую экспедицию и за два месяца дорог сделали столько открытий! — думал я. — Что мешает другим, вместо того, чтобы слоняться по ресторанам или пялиться в теле-меле, самим попробовать найти ответы на мучающие вопросы? Скорее всего, у пустых людей вопросов просто не возникает. Они и так всем довольны. Проглатывают подсунутую им ложь и рады без памяти! Шутка ли, нам удалось открыть следы древней сибирской цивилизации людей белой расы. Людей, которые, как и мы, говорили на русском языке. Но что теперь с таким духовным грузом делать? Как с ним жить, когда ты знаешь совсем другое? Может, для упрощения жизни взять и всё, что увидели и узнали, забыть? Но сможем ли? Вот вопрос».

В посёлок Центральный мы пришли, как и планировали, ночью. За нами увязался Николай Лихачёв, якобы для покупки продуктов. Утром он ушёл в магазин и, вернувшись, рассказал, что охотовед Локосов, то бишь Ловкачёв и сын заготовителя, молодой парень, только что вернувшийся из армии, узнав о том, что мы ушли в тайгу, поехали на буранах нас искать. Где они были, неизвестно. Но случилась беда. Оба ночью чуть не замёрзли. В настоящее время сын заготовителя лежит в тяжёлом состоянии в больнице Белого Яра. Нам было искренне жаль молодого недалёкого парня, который попал под влияние своего отморозка папаши. И теперь неизвестно, чем для него это всё кончится. Но, с другой стороны, виноватыми в его беде себя мы не считали.

Через неделю мы оба: и я, и Н.Л. были в Томске. Я, рассчитавшись с работы, вернулся в город, а Н.Л. торопился к себе на службу.

— Ну, что будем делать с шаманскими вещами? — спросил я его.

— Наверное, их все можно отдать в наш университетский историко-этнографический музей. Они там, по крайней мере, хоть сохранятся, — посоветовал он.

Я с ним согласился. И мы привезли найденный нами лук, стрелы, кузнечные принадлежности и шаманское одеяние ворожея квельжбатгула в наш музей. И лук, и железки пошли на ура! Но с шаманским костюмом получилась заминка. Осмотрев его, специалисты по сибирской истории вдруг заявили, что костюм — не что иное, как подделка! И в подделке обвинили меня. Дескать, я решил завести в заблуждение науку: принёс в музей шаманский костюм шамана легендарных квелей, которые жили в Западной Сибири тысячу лет назад! Короче, наш подарок музей ТГУ отверг. А из меня сделал специалиста по фальсификации. По мнению некоторых учёных, я как человек, неплохо знающий историю Сибири, заказал местным аборигенам изготовить это шаманское облачение. Все мои просьбы провести экспертизу кожи костюма были с раздражением отвергнуты. И тогда мы решили оставить нашу находку у себя. Н.Л. забрал костюм на дачу, так сказать, до лучших времён. В конце октября, когда выпал первый снег, мы с Н.Л. в отместку за нелепое обвинение решили подшутить над нашими академиками. И в шесть утра, надев на себя мокасины с медвежьими лапами, я прогулялся по университетской роще и обошёл главный корпус. Сколько было у студентов, когда они пришли на занятия, радости, можно себе представить! Никто из них не испугался, все хотели увидеть Мишу, желающего получить университетское образование. Трухнули некоторые преподы, по рассказам, и те музейные работнички, которые так и не смогли догадаться о происхождении в центре города следов громадного медведя.

Глава 21. Рассказ старого фельдшера

Из наивного мальчика, верившего во всё написанное на бумаге, я превратился в другого человека именно тогда, во время первой своей самостоятельной экспедиции.

Толчком всему, что произошло, послужила смерть Юрия Петровича Сурова. Не случись её, может быть, я так бы никогда и не узнал ни о народе эндри, ни о древних кочевых дорогах, ни о городах погибшей цивилизации. О своей экспедиции я как-то поведал «пасечнику». Он внимательно меня выслушал и сказал, что о мёртвом городе на вершине Тыма ему известно и таких городов по притокам Оби и Иртыша множество. Удивила его шаманка-бабушка.

— Похоже, твоя баба Нюра получила свои знания от хозяина медвежьего наряда, — засмеялся седоголовый. — Она знает то, о чём аборигены в своих преданиях обычно умалчивают. Похвально, что она тебя сразу раскусила и стала с тобой работать. Но пока не пойму, зачем? — задумался он.

После приезда из Колы домой в Сургут, сидя на диване и обнимая соскучившихся по мне собак, я во всех подробностях вспомнил тот зимний поход.

«Жив ли Николай Лихачёв? — думал я. — Что сейчас с Сергеем Старковым? Нелохо бы его найти. И чем занят самый надёжный из моих друзей незабвенный Н.Л.? Хранится ли у него тот шаманский костюм? После нашей встречи прошёл целый год, неплохо бы его навестить и об этом спросить. Шаманский медвежий костюм, наряд жрецов-предсказателей легендарных эндри или квелей. Странно, почему именно медвежий? — ломал я себе голову. — И никакой другой? Что-то в этом есть, но что? Вот бы понять?»