Путин. В зеркале «Изборского клуба»

Управляемая демократия — власть узкой группы очень богатых людей и обслуживающих их политических деятелей. Именно эти люди закулисно решают, кто будет управлять — начиная с общегосударственного и кончая местным уровнем. Типичными представителями управляемой демократии являются США и страны Западной Европы. В этих странах под прикрытием демократической риторики существует самая жёсткая диктатура наднациональной элиты. Самопроизвольный демонтаж системы западной цивилизации уже сейчас привёл к неизбежному разрушению политических институтов, обслуживающих капитализм, вызвал кризис всей системы власти Запада.

Несомненно, что многие западные политики попытаются сохранить свою власть над обществом и странами-сателлитами путём усиления агрессивных военных акций, глобальной гегемонистской политики, милитаризации международных отношений. Соединённые Штаты, например, в трагических для этой страны условиях могут попытаться развязать глобальную войну, чтобы в результате её списать огромную задолженность Америки всему миру, — не исключается создание системы военного капитализма, основой которой станут вооружённые силы США и блока НАТО.

Катастрофические события, развивающиеся на Западе сегодня, затронули и Россию. Нам, русским, горько видеть, как в ту же яму, как в чёрную дыру, засасывает и нашу страну. Судьба западной цивилизации рассматривается у нас как вопрос войны и мира. Президент Путин несамостоятелен в выборе решений и инструментов в области мировой экономики. И не потому, что он выполняет указания с Запада. Он не самостоятелен, потому что использует чуждые России западные инструменты и методы регулирования. Он хочет отрегулировать наш разрушающийся капитализм теми же самыми методами, которые и привели к его разрушению. Вместо поддержки реального производства в России наше правительство бросает огромные ресурсы на сохранение паразитических финансовых структур, банков и обанкротившихся посреднических организаций. Вместо вкладывания денег в отечественную экономику, строительство дорог, заводов, фабрик, внедрение передовых технологий триллионы долларов из наших государственных структур и государственного резервного фонда размещаются в американском казначействе, американских и европейских банках и других финансово-кредитных организациях Запада.

Каков же должен быть ответ Путина с позиции ценностей русской цивилизации? Прежде всего, следует отметить, что ещё с XIX века русские мыслители считали капитализм чисто западным явлением, чуждым для России. Уже тогда они разработали свои предложения, которые позволили бы стране избежать крайностей как капитализма, так и нарождающегося социализма.

Этот ответ с позиции русской цивилизации был таков:

• Вместо паразитической экономики капитализма, экономики потребительства, основанной на хищническом использовании природных ресурсов в интересах узкой группы собственников, — создание национальной экономики устойчивого достатка, предусматривающей справедливое распределение природной ренты.

• Вместо сырьевой экономики, основанной на вывозе природных ресурсов за границу, — создание автаркической экономики, в условиях которой природное сырье будет перерабатываться внутри страны, а из нее вывозиться готовый высокотехнологичный продукт.

• Подчинение финансово-кредитной и банковской системы реальному производству (а не наоборот).

Для решения этих задач идеологические основы русской цивилизации подталкивают нас к созданию российского корпоративного государства, основанного на отечественных традициях, которое объединит мощность государства и частную инициативу. В перспективе же корпоративное государство должно слиться с Православной церковью, а церковный приход — стать главной ячейкой общества. Сумеет ли президент Путин повести Россию этим путём, покажет время.

Александр Агеев. Метафизические враги Путина

Бжезинский усомнился в наличии у Путина «трансцендентального» — и ошибся

Введение в тему

Если возник вопрос о врагах метафизического масштаба, следовательно, предполагается и метафизика самого Путина.

Метафизика как наука устремлена на познание первооснов бытия, познания и смысла человеческого существования. Аристотель отождествлял «первую философию» с теологией, имеющей дело с «вечными сущностями», трансцендентным, с проблематикой «Перводвигателя», Абсолюта. Христианское и мусульманское богословие средних веков, осмысливая таинства веры и Откровения, опиралось на античные трактовки метафизического. Декарт, Лейбниц, Спиноза, Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель развернули мощные системы новоевропейской метафизики, в XIX веке подвергнутой с разных доктринальных сторон критике Фейербахом, Кьеркегором, Марксом, Ницше, Контом, Спенсером, Миллем, Махом. Так эпические трагедии ХХ века предварялись расшатыванием классической научной и богословской картин мира. Но последующее переосмысление и классики, и её критики, анализ новых вызовов на века вперёд создали исключительно ценный идейный фонд метафизики. Своим появлением он обязан таким именам, как Гуссерль, Хайдеггер, Карнап, Гартман и другие. В частности, в ХХ веке понимание «первоначал» обогатилось концепцией сверхопытных прототипов человеческого творчества, часто с мифоподобной сюжетностью. Особое достижение научной мысли ХХ века — обоснование укоренённости религиозно-этической правды в самой онтологии жизни. Особый вклад в этот ракурс понимания сути бытия внесла русская религиозная философия (Вл. Соловьёв, братья С. и Е. Трубецкие, Л. Карсавин, Н. Лосский, П. Флоренский, С. Булгаков, А. Лосев). Особо следует упомянуть о метафизике света, восходящей к библейским и платоническим истокам и получающей новые импульсы развития в наше время (ноосфера, полевые концепции, вихревая космогония и т. д.).

«Враг» — понятие с обширным объёмом. Им оперируют в самых разнообразных ситуациях: от бытовой свары до битвы титанов. Диапазон враждебности тоже можно нюансировать — от недруга и неприятеля до оппонента, антагониста и смертельного врага вплоть до различных сатанинских воплощений. На предельном уровне «враг» — термин обязывающий и вовсе не бытовой. Метафизический. Термин того уровня, где соединяются выбор, путь, воля и истина, где Премудрость предстает высшей ценностью, которая дороже всего на свете и для которой нет адекватного менового эквивалента. Но, как подчеркивает С. Аверинцев, эта ценность существует в конфронтации со своим злым двойником, врагиней, в пределе — абсолютной ложью. Ложь как метафизическая неверность есть измена фундаментальным законам бытия.

Путин в нашем контексте очевидно не только личность, гражданин РФ и т. п., но прежде всего — Президент РФ, трижды избранный электоратом и работающий в этой должности как «галерный раб», а отнюдь не как политик, «вцепившийся руками и зубами в своё кресло». Бжезинский однажды усомнился в наличии у Путина «трансцендентального». И ошибся.

Независимо и от посторонних, и от своих личных определений собственной политической миссии президент Путин — явление метафизическое. Хотя бы потому, что властный трон в России — всегда средоточие и персонализация игры судьбоносных метафизических сил, мощных смыслов, скрытых в символах, потоке решений, конфигурациях всевозможных группировок, характере отношений властвующих и подвластных, предъявлении себя в мир и отражении вызовов этого мира. Потому опрометчив и другой эксперт, российский, связавший как-то Путина с золотым тельцом.

Правитель может быть на высоте своего положения, а может ему не соответствовать. Правитель может быть даже вне формальных иерархий, особенно в смутные времена, когда царствует метафизика хаоса. Правитель может всеми силами вгрызаться в свой статус вопреки желаниям подвластных и требованию времени. Комбинаций здесь много. Как и метафизических проекций в реальной фигуре правителя.

Сакральность власти

Издревле власть ассоциируется не только с силой, насилием, но и с чем-то мистическим, с некоей тайной, недоговоренностью, причастностью к иным системам координат, нежели обыденная жизнь. Эта тайна питает извивы исторических событий и сюжетов спустя века. Эта же тайна вдохновляет и познание. Потому так поражают и притягивают руины и манускрипты, храня энергию и информацию минувших веков, обыкновенной жизни и битв. От них исходит не столько точное знание, сколько намёк. И намёк этот всегда на какой-то непостигаемый нами смысл.

Тем более власть — она даже не намекает, а всем своим позиционированием, символами, свойствами, персонажами, поведением, поступками, решениями, устремлениями непрерывно свидетельствует свою фундаментальную бытийственность.

Однако накапливая следы истории и тем самым нарабатывая палитру своих инструментов и оснований, власть становится подобной многомерному пространству. В нём совмещены музейные и рабочие помещения — это одно, неразрывное коммуникационное поле, в том числе и с самой археологической тектоникой, лишь отчасти явной в текущей повседневности, и в том числе с более возвышенными мирами — поднебесными ли, небесными ли. Вспомним хотя бы Московский Кремль. Такой системно-динамический статус власти говорит о её сложности. Отнюдь не всегда, по К. Леонтьеву, это говорит о «цветущей сложности», но всегда — неустранимой, всегда — таинственной и всегда — не только управленческой сложности.

Власть сакральна издревле. Даже в сегодняшнем, существенно секуляризированном мире, в конституциях и гимнах едва ли не всех стран мы услышим и увидим референции на «хранимую Богом»… Эта традиция из глубокой древности, для обитателей которой всё человечество делилось на своих и чужих — врагов, посланцев и представителей хаоса. «Своих» попечением накрывал свой же, высший, сакральный зонтик, «чужим» покровительствовали иные — всевозможные демоны стихии. Свои — из космоса, организуемого высшим началом, чужие — из хаоса. Устремлённость человека к высшим мирам означала более или менее энергичное и успешное «обожение», сакрализацию личностей и выстраиваемых ими социальных институтов. Хотя поначалу «яйность», личностное начало могло вообще отсутствовать, и сакральный ряд занимали сугубо сверхчеловеческие существа. Они этот мир с его людьми порождали, кормили и поддерживали в некотором порядке, ставили всех на надлежащее место, вершили суд. Постепенно частичку властности, царственности получали из сферы сакрального человеческие правители, призванные прежде всего родительствовать и вскармливать подвластных. Родитель и кормилец подданных и потому лишь — царствующий. Так изначально складывалась властная структура в человеческом обществе, появлялись цари и цари-жрецы. Эти вопросы подробно исследовал П. Сапронов.