Пьяная Россия. Том третий

Окружающие поражались на странную парочку, чувствуя, что, здесь, что-то не так. Иногда, молодые люди забывались и вели разговоры на своем языке.

– Мне катастрофически не хватает красной энергии, – говорила Кэтрин, вздыхая.

– А мне белой, – подхватывал Джек.

– Может, пройдемся возле реки? – предлагала Кэтрин, глядя на юношу с надеждой.

– А ты мне оставишь чуток энергии или сама всю выпьешь? – брюзжал, недовольно Джек.

Добродушная мать Кристины нарадоваться не могла на сладкую парочку. Она наблюдала с восторгом, что парень проводит в их доме много времени и Кэтрин, ее приемная дочка, проводит много времени в доме своего избранника. Женщина считала дело решенным, готовила приданное, подкупала постельное белье для молодых и копила деньги на свадьбу.

Иногда она подходила с этим вопросом к дочери, но не получив вразумительного ответа, обращалась к Джеку.

Проходили недели, складываясь в месяцы, превращаясь в годы, а двое так и ходили друг за другом, ничего не меняя в своих отношениях, никак не сближаясь, и это являлось раздражающим фактором для родителей.

От отца Джек унаследовал жизнерадостность, может потому Кэтрин и потянуло к нему, ведь люди, переполненные неизменным оптимизмом, внушают доверие.

От отца он также унаследовал светлые, почти белые волосы, от матери – зеленые глаза и постоянное напряжение, при котором людей заставляло думать, будто он к чему-то прислушивается, менее умные считали, что Джек им не доверяет, и обижались, но духовные сразу же, начинали сомневаться, а обычный ли он человек? Джек был эмпатом.

Дар перешел к нему от матери. Эмпатом была и Кэтрин, но родители ей были неизвестны, все, что она сумела выяснить – это то, что она круглая сирота и ее папа с мамой погибли в автокатастрофе. Как всегда в таких случаях, информации даже приемной матери было дано до смешного мало и взяв ребенка на воспитание в собственный дом, добродушная женщина не была осведомлена, берет ли она потомка шизофреников, наркоманов или откровенных психопатов. Естественно, Кэтрин тоже не могла пробиться сквозь тупую броню сиротских дел чиновников и элементарно узнать имена и фамилии своих настоящих родителей.

Женщина приняла на себя хлопоты из-за чужого ребенка не просто так, ее собственная дочь умерла сразу после родов, и муж ушел к полюбовнице. Вроде обыкновенная история, подобное происходит, но как чудовищно на самом деле выглядит, если вдуматься по-человечески. Женщина, схоронившая ребенка, остается одна, без поддержки со стороны близкого человека, потому что человек этот, муж, давно спланировал предательство и только ждал подходящего момента, чтобы кинуть жену и уйти.

Кэтрин заменила ей дочь, тоже грудная, тоже оставшаяся сиротой, сколько слез, названная мать пролила над ней. Оплакивала странности маленькой дочери, ее отсутствующий вид и удивительные речи пугали, но не настолько, чтобы уж совсем…

– Я вижу, – задумчиво говорила как-то Кэтрин Джеку, нисколько не стесняясь присутствием матери, – на несколько мгновений раньше, человека или животное. Я знаю, кто пройдет или пробежит мимо меня.

– Схожий дар, – кивал Джек, – только я развил его дальше и теперь вижу на несколько дней вперед, бывает и лет.

Мать Кэтрин растерянно переводила взгляд с одного на другую, не понимая, о чем идет речь, но и, не вмешиваясь.

Кэтрин налила себе стакан свежего кефира, положила на тарелку кусочек шоколадного рулета. Села на стул, у окна, наблюдая за жизнью двора. Ела медленно, смакуя и наслаждаясь.

– Если бы я мог рисовать, как ты, – произнес Джек, поглаживая подлокотник кресла, на котором сидел и огляделся, скользя равнодушным взглядом мимо мягких диванов и пуфиков с покрывалами из искусственного розового меха. Равнодушно скользя взглядом мимо стеллажей, шкафов, книжных полок, набитых фарфоровыми фигурками, мимо цветастых обоев и кружевных штор с кисточками, украшенными фестонами из искусственных цветов.

– Что тогда?

– Я бы нарисовал убийцу, которого вижу каждую ночь! – заявил юноша.

Мать Кэтрин испуганно взвизгнула. Джек и бровью не повел. Кэтрин вопросительно взглянула.

– Он приходит после полуночи, – пояснил Кэтрин, Джек, напрочь игнорируя подвывания матери девушки, – выполняет те действия, которые, скорее всего, совершал перед собственной гибелью.

– То есть?

– Вытирает окровавленный нож своей рубашкой, оглядывается на двери и, замечая в дверях окровавленную, израненную женщину, проводит лезвием по своему горлу.

– Что за женщина?

– Молодая, очень красивая, в старинном платье.

– В старинном платье? – переспросила Кэтрин.

– Именно, – подтвердил Джек, – а он в ковбойском наряде.

– Это еще что за новости? – нахмурилась Кэтрин и поглядела в окно, на дом Джека.

– Дому и десяти лет нет, – читая ее мысли, сказал Джек, – предыдущие хозяева не жили в нем, потому как, только выстроив особняк, решили эмигрировать, подвернулась такая возможность. Но вот что было до того, на месте особняка?

И они вопросительно уставились на мать Кэтрин.

– Мама? – девушка требовательно посмотрела в глаза названной матери.

– Эллис! – пригласил к ответу женщину, Джек.

Она замялась, отвела взгляд, но все же, ответила:

– А ничего не было! Пустырь! – и спохватилась, затараторила. – Нет, оно, конечно, давным-давно, что-то и было. Потому как сад сохранился, но при мне ничего…

И смолкла, под грузом неких воспоминаний.

– Мама! – требовательно выкрикнула дочь.

Эллис встрепенулась:

– Отец у меня пил очень, он после войны, малость помешался. Моя семья эмигрировала из Польши. Маленьким попал под бомбежку, мать и бабушка погибли, а его дальние родственники в Америку привезли, отдали в детский дом. С той поры, до своего двадцатилетия он ни слова не произнес, люди думали, немым на всю жизнь и останется. Но встретил мою мать, они на заводе познакомились. Моя мать веселушкой была, любила песни попеть, поплясать любила, ну и растеребила его, заговорил он, в любви признался. Поженились, а жить приехали в ее родительский дом, то есть, в этот.

Повела она рукой.

– Только отец недолго улыбался, стал буркать и выпивать, а сам все на пустырь глядел, на котором теперь ваш дом стоит, – кивнула она Джеку, – по пустырю, в лес да из леса люди ходили, протоптали две тропинки, крест-накрест и отец, напившись, выходил на крыльцо, хохотал, дескать, по чертовой тропе ходите! А почему да зачем так говорит, не объяснял!

– Что с ним стало? – спросила Кэтрин.

– Нашли на перекрестке, – печально вздохнула Эллис, – как раз на месте вашего дома!

Снова кивнула она Джеку.

– Но ковбойской одежды он не носил и убийцей не был, – покачала головой, она, – это что-то другое, что-то давнишнее.

– Может, в городских архивах посмотреть? – задумался Джек.

– А, что это мысль! – подхватила Кэтрин.

Деду Джиму исполнилось сто десять лет. Он был убежден, если гулять каждое утро по росистой траве босиком, не заболеешь, с тем же убеждением дед вылезал под дождь абсолютно голым и, распахнув объятия, навстречу дождевым каплям, позволял небесной канцелярии отплясывать чечетку у себя на лысой макушке.