Пьяный полицейский

Уже в полной темноте доехали мы до дома. Уже совы вокруг дружно кричали свое «Ху-уй! Ху-уй!», а кривые деревья казались ловушками для душ, в том числе души покойного брата водителя, помилуй его Аллах. Темная изба была не освещена, но обладала признаками обитания: из сарая доносились звуки различных животных, как то: хрюканье свиней, мычанье коров, блеянье овец или коз и так далее. Дверь была не заперта, оттуда доносился запах самогона и квашеной капусты, внутри было тепло. С крыши прямо нам под ноги прыгнул огромный котище с явным намерением подраться, исцарапать нам лица, перекусить наши хрупкие шеи и выпить кровь, но вдруг передумал и стал тереться о мою ногу. Галя потянулась погладить его; Не гладь, вдруг жутким голосом закричал водитель, и я был с ним согласен. Кот испугался и убежал в избу, мы пошли за ним. Есть кто дома, крикнул геолог. Никто ему не отвечал.

Я повесил свою форму в сенях сушиться. Мы все прошли в главную комнату и сели за стол. Света из уважения к отсутствующим хозяевам зажигать не стали, обходились фонариком геолога и мобильными телефонами, которые все равно ни на что были не годны: сети все еще не было. Я бы не стал сейчас тратить энергию на своем телефоне, тихонько сказал я Гале. Телефоны разрядятся, а сеть еще вернется. Она понимающе кивнула и телефон выключила. Иностранец читал с телефона какую-то книгу на зарубежном языке, а водитель играл в нарды.

На улице поднялся ветер, захлопали ставни, закудахтали куры. Сразу стало как-то тревожно. С подветренной стороны, как бы желая успокоить нас, наоборот, поднялась полная луна, но нам от этого стало еще тревожнее. Не успокоила ты нас, полная луна! Кривые деревья шатались и скрипели, ветер завывал и свистел между ветвями. Как-то там наш полицейский, сказал я. Не умер бы он от холода и голода. Все промолчали, зато в ответ мне издалека свистнул тепловозный гудок и прогрохотал стук колес.

Ну что, давайте ужинать, у кого что есть, сказал я. Мое пиво все выпили еще в машине, у водителя оказалась еще пара бутербродов и более ничего, у Гали из съестного была только жвачка и сигареты, у геолога, который стремился нам понравиться, был зато батон, пакетик майонеза, банка «завтрака туриста» и бутылка «Столичной». Иностранец, видя, что все достают еду, вынул из рюкзака сувенирную баночку черной икры. Тем и поужинали. Бутылку водки передавали друг другу. Стало совсем тепло, все разомлели. А не спеть ли нам, ребята, вдруг сказал геолог и достал гитару. И мы спели, вернее, пел в основном геолог, а мы подпевали. Спели «Милая моя, солнышко лесное», спели «Ой-йо», спели «Изгиб гитары желтой», спели про Фанские горы, спели «Лыжи у печки стоят», спели про три минуты тишины, спели «Голуби летят над нашей зоной». Эх, а ведь тут столько зон кругом, то и дело беглые зэка встречаются, сказал геолог. Всем тут же стало страшно, потому что вокруг беглые зэка, а дверь не закрыта. Ну ладно, давайте я вам спою песню про человека с душой паровоза, сказал геолог и спел песню. Вот ее примерный текст, в строчку, конечно, чтоб занимать меньше места:

Баллада о паровозе

В духовке печется жаркое, в буфете звякает медь. В кузницу входят трое, им лучше в глаза не смотреть. Говорят: заклепай нам тачку, в ней много следов от пуль. А еще укрепи в придачу и отделай нам хромом руль. Кузнец все сделал как надо, получил за труд гонорар, и на эти деньги он приобрел пару колесных пар.

Среди пустырей и помоек гнется к земле ковыль. В кузницу входят двое, третий глотает пыль. Говорят: дед, сваргань нам латы, а лучше бронежилет. Там крутые, сука, ребята, а защиты для тела нет. Два дня он делал им форму, опять гонорар получил и фитинговую платформу и контейнер себе купил.

Режет мясник корову, лечит хирург больных. В кузницу входит снова один из тех, из троих. Я, говорит, не трушу, трусить напрасный труд. Закуй мне в железо душу, душу они не возьмут. Когда я выйду наружу, обратно уже не вернусь. Оставлю тебе все оружие, так что и ты не трусь. Ладно, придется помучиться, затылок кузнец скребет, не знаю, что тут получится, только оружье вперед. Три дня кузнец делал дело, работал три дня на износ. Когда все закончилось, пыль осела, в кузне стоял паровоз. Ворота открылись, свистнул гудок, поезд умчался на север, и больше не видел никто душу того пацана.

Конец ознакомительного фрагмента.