Пять дней в Париже

Питер чуть было не поддался искушению сказать телохранителю, что у него есть соображения по поводу того, где именно скрывается жена сенатора, но он понимал, что, во-первых, может ошибаться, а во-вторых, с точки зрения постороннего человека, их ночные бдения на площади Согласия будут выглядеть крайне странными.

И почему он вдруг пошел за ней? При желании все это можно было раздуть в грандиозный скандал, как для нее, так и для него. И Питер понял, что не должен был сюда приходить. Ему надо было сначала позвонить, и он вернулся в свою комнату, чтобы сделать это.

Однако на экране телевизора снова были новости Си-эн-эн, и Питер опять увидел ее фотографию.

На этот раз журналист говорил о том, что Оливия скорее покончила с собой, чем была похищена, сопровождая свой комментарий фотографиями ее покойного сына и ее самой, плачущей на похоронах. Ее глаза загнанной лошади, смотревшие на него с экрана, заклинали Питера не предавать ее.

Корреспондент уже разговаривал со специалистом по депрессиям, который сообщил о том, что потерявшие надежду люди иногда совершают безумные поступки и что с Оливией Тэтчер могло произойти именно это, когда умер ее ребенок.

Питеру захотелось запустить чем-нибудь тяжелым в этих людей. Что они могли знать о ее боли, ее жизни, ее печали? Какое право они имели разбирать ее по косточкам? На экране между тем мелькали ее свадебные фотографии, а также репортаж о похоронах брата Энди, убитого через полгода после свадьбы будущего сенатора с Оливией.

Питер взял в руки телефон, в то время как журналисты говорили о трагедиях, преследующих семью Тэтчеров, начиная с убийства Тома Тэтчера шесть лет назад и смерти ребенка до трагического исчезновения Оливии Тэтчер. Да, это событие уже называли трагическим. Телефонистка спросила Питера, чем она может помочь, и он уже готов был попросить ее соединить с номером Тэтчера, но потом внезапно понял, что не может это сделать. Еще рано. Сначала он должен был убедиться сам. И если он не найдет ее там, где собирался искать, тогда будет ясно, что с ней что-то произошло, и тогда нужно будет позвонить Энди как можно скорее. На самом деле он ничем не был ей обязан, но после проведенной вместе ночи ему казалось, что он должен молчать. Единственное, на что оставалось надеяться, – это на то, что он не рискует ее жизнью, не решаясь ни с кем поделиться своей информацией.

Он положил трубку и услышал, как диктор Си-эн-эн говорил о том, что журналисты до сих пор не добились от родителей пропавшей, губернатора Дугласа и его жены, никаких комментариев по поводу исчезновения их дочери в Париже. Голос из динамика продолжал вещать, и Питер ринулся к шкафу за своим свитером. Он надеялся, что взял с собой джинсы, но это, увы, оказалось не так – на переговорах одежда такого рода была ни к чему.

Потом он позвонил портье и выяснил, что самолетов на Ниццу больше нет, а последний поезд отходит через пять минут. Тогда Питер попросил машину в аренду и карту юга Франции. Ему предложили шофера, но Питер сказал, что сядет за руль сам, хотя, конечно, поездка с водителем была бы быстрее и легче, однако жертвовать своим правом на одиночество ему не хотелось. Портье сказал, что через час все будет готово и Питеру только нужно спуститься вниз к машине у парадного входа.

В восемь часов он обнаружил у подъезда отеля новенький «рено» с кипой карт на переднем сиденье. Швейцар очень вежливо объяснил Питеру, как ему выехать из Парижа. Никакого багажа у него с собой не было – только яблоко, бутылка минеральной воды и зубная щетка.

Обойдя машину сзади, Питер понюхал воздух, и ему почудился запах охоты. Портье сказал Питеру, что при желании он может оставить машину в Ницце или Марселе и вернуться в Париж самолетом. Но это произойдет только в том случае, если он не найдет ее. Если же она окажется там, где он ожидал, то ему больше всего хотелось, чтобы она поехала обратно вместе с ним. По крайней мере тогда они смогут поговорить. Оливии явно было над чем задуматься, и, может быть, он сумеет помочь ей привести мысли в порядок.

Несмотря на вечернее время, движение на шоссе дю Солейль все еще было очень оживленным, и только близ Орли поток транспорта начал оскудевать.

Питер набрал скорость и через два часа был уже у Пуильи. В душе его вдруг разлилось спокойствие. Непонятно почему у него сложилось такое впечатление, что он поступает правильно. Впервые за последние несколько дней Питер почувствовал себя свободным от всех хлопот и беспокойств. Ночь проносилась мимо него, и стрелка спидометра дрожала на высокой отметке, и все беды остались позади.

Прошлой ночью ему было так хорошо с ней – словно он нашел друга в самом неожиданном месте. Питер смотрел на дорогу и видел лицо Оливии, ее глаза, ищущие его, как в первый раз, когда он ее увидел. Он вспоминал, как она уплыла от него в бассейне, словно маленькая гибкая черная рыбка… и как она бежала через Вандомскую площадь к свободе… как в ее глазах застыло выражение безнадежности, когда она вернулась в отель… и как умиротворенно она говорила о маленькой рыбацкой деревушке.

Конечно, гнаться за ней через всю Францию было безумием, и Питер это прекрасно понимал. Он был едва знаком с ней. И тем не менее, так же как и предыдущей ночью, когда он пошел за ней вопреки всякому здравому смыслу, он знал, что должен это сделать. По причинам, которые он сам едва осознавал, именно Питер должен был найти Оливию.

Глава 5

Дорога в Ла-Фавьер была долгой и изматывающей, но так как «рено» позволял достичь огромной скорости, Питер приехал туда быстрее, чем предполагал, – ровно за десять часов. Было шесть часов утра, и солнце уже встало. Яблоко давно было съедено, и полупустая бутылка из-под минеральной воды валялась на сиденье рядом с ним. Один или два раза он останавливался выпить кофе, и радио в машине все время было включено, чтобы не дать ему заснуть. В открытые окна врывался свежий воздух. И все равно Питер чувствовал полное изнеможение. Он не спал уже вторую ночь, и его радость по поводу того, что он наконец оказался на месте, понемногу начала спадать. Нужно было поспать хотя бы час, прежде чем начинать поиски. В любом случае искать Оливию было еще слишком рано. За исключением рыбаков, отправлявшихся на промысел, в Ла-Фавьере все спали. Питер свернул на обочину и устроился на заднем сиденье, специально приняв такую позу, чтобы проспать недолго.

В девять часов его разбудили голоса детей, игравших около машины. Где-то высоко кричали чайки. Сев, Питер почувствовал приступ смертельной усталости. Его ночной путь был слишком длинным. Но если он ее найдет, все это будет не важно. Потянувшись, он взглянул на себя в зеркало и невольно улыбнулся: вид у него был ужасный, так что он вполне мог напугать детей.

Питер причесался, почистил зубы и прополоскал их остатками минеральной воды. В результате из машины вышел респектабельный и солидный мужчина.

Он понятия не имел, откуда имеет смысл начинать поиски. Вслед за детьми он дошел до кондитерской, купил себе пирожное и вернулся на взморье. Рыбацкие лодки уже отошли от берега, маленькие катера и шхуны стояли в порту, и старики, собравшись в группы, обсуждали новости, в то время как более молодые люди ловили рыбу. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и, оглядевшись, Питер понял, что Оливия была права. Это было идеальное место для того, чтобы сбежать, – удивительно красивое, оно, казалось, дышало редкостным теплом, подобно объятиям старого друга. От пристани начиналось длинное песчаное побережье.

Питер дожевал свое пирожное и медленно пошел вдоль кромки воды, мечтая о чашечке кофе. Пройдя изрядное расстояние, он разомлел от солнца и близости моря и присел на скалу, думая об Оливии, о том, рассердится ли она, когда увидит его (если она, конечно, здесь).

Вдруг он увидел приближающуюся к нему девушку – босоногую, в шортах и футболке, маленькую и хрупкую, с темно-русыми волосами, развевавшимися на ветру. Она взглянула на него и улыбнулась, и Питер уставился на нее, не в силах сказать ни слова. Да, так и должно было быть – просто, без всяких усилий. Она была здесь, она улыбалась ему, стоя на песке, как будто ждала его появления. И потом Оливия Тэтчер подошла к нему совсем близко, и ее улыбка была предназначена только ему.