Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

— Подойдите. Я хочу рассмотреть вас и узнать ваше имя! — приказала она. — Мне кажется, я вас уже где-то видела.

Д'Артаньян чертыхнулся про себя и молча сделал несколько шагов к старой королеве.

Она вгляделась в него, подслеповато щуря глаза, и вдруг отпрянула.

— Д'Артаньян! — прошептала она в ужасе. — Я как чувствовала! Самый преданный королевский пес! Вы подло обманули меня, господа… Нет, вас нельзя называть господами, вы — предатели, изменники, подлецы! — она с необыкновенной для ее возраста и тучности быстротой выскочила из кареты, подскочила к Атосу, вцепилась подагрическими пальцами в его плащ, задергала, комкая ткань в бессильной ярости. — Признайтесь, кому вы служите? Куда повезете меня? К моему сыну? К кардиналу? Или прямо в Бастилию? Говорите, не молчите, имейте смелость!

Марсильяк выхватил шпагу. Портос, стоявший рядом, с такой силой ударил его по руке, что тот выронил ее. Атос поднял клинок, встал на одно колено и протянул Марии Медичи эфесом вперед.

— Ваше величество! Вы можете убить меня. Это в вашей воле. Но оскорбить неповинного дворянина, не выслушав его… — Атос опустил голову, подбирая слова. — это не по-королевски. Мы не сказали вам ни слова неправды!

Королева не отстранила эфеса шпаги, но и не дотронулась до него.

— Здесь, в Компьене, вы, ваше величество, были долгое время отрезаны от мира, — продолжал Атос, все так же стоя на одном колене. — А тем временем кардинал в своей ненависти к вам и стремлении к власти перешел все мыслимые границы: он арестовал любимую фрейлину королевы Анны мадемуазель де Фаржи и приказал вынести ей смертный приговор, отрубить голову на Гревской площади!

— Боже! Какой изверг!

— Однако несколько дворян, движимые рыцарским чувством, освободили мадемуазель де Фаржи. Тогда Ришелье в слепой ярости приказал совершить казнь на Гревской площади над портретом де Фаржи, и портрету отрубили голову! Мы поняли, что он не остановится ни перед чем — и вот мы здесь.

Простые слова Атоса потрясли королеву. Она долго молчала, потом спросила:

— Вы — те самые дворяне, которые помогли бедняжке Фаржи бежать?

— Я был не один, ваше величество, и это не моя тайна. Я могу говорить лишь о себе: да, я участвовал в ее побеге.

Мария Медичи отстранила эфес шпаги.

— Встаньте, граф. Если бы я была действующей королевой, как во времена моего регентства, я бы сказала: "Встаньте, герцог". Но, увы, я изгнанница и беглянка… — Она задумалась. — Когда-то, примерно лет пять назад, я слышала в Лувре шепоток о четырех дворянах, верных заветам рыцарства. Они способствовали возвращению из Лондона бриллиантовых подвесок, неразумно подаренных королевой Анной герцогу Бекингему. В их числе называли имя д'Артаньяна, — она поглядела на стоящего молча лейтенанта. — Это так?

— Я могу лишь повторить, что это не моя тайна, — сказал Атос.

Д'Артаньян едва заметно усмехнулся и склонил голову.

— Что ж, в таком случае… все возможно… Господа, я прошу простить меня! — С этими словами Мария Медичи оперлась на руку стоящего ближе всех к ней Арамиса и поднялась в карету. Усаживаясь, она негромко сказала ему: — И вас я узнала. Герцогиня де Шеврез, не так ли?

— Мадам, — бесцеремонно перебил королеву Арамис. — Утром мы подъедем к Аррасу, если будет на то воля Господа. Наш дальнейший план таков: за несколько лье до Арраса мы оставим вас на попечении Марсильяка, ибо нас могут узнать в городе, что, как вы понимаете, нежелательно. В Аррасе мсье де Марсильяк переговорит с губернатором графом де Вардом о вашем переходе границы с Бельгией.

— Увы, господа, граф де Вард не относится к числу сторонников ее величества, — сказал де Марсильяк.

Королева промолчала, лишь легким наклоном головы подтвердив справедливость замечания Марсильяка.

— К сожалению, и у меня не сложились с ним отношения, — продолжил Марсильяк. — Так что боюсь, мои переговоры не приведут к желаемому результату.

— Да-а… — задумчиво протянул Арамис. — Мы этого не знали и потому не учли в своих планах…

— В таком случае, ваше величество, я полагаю, необходимо, чтобы вас сопровождал племянник губернатора, молодой виконт де Вард. Уж он-то сумеет договориться с собственным дядей, — заключил Атос.

Наступило молчание. Всем было известно, что старая королева недолюбливает задиристого и наглого виконта.

— Ваше величество, — нарушил молчание Арамис. — Другого выхода нет.

— Но в карете нет свободного места! — раздраженно заметила королева. — Вы все-таки хотите оставить меня без камеристки?

— Ваше величество! — вмешался де Марсильяк. — Я думаю, что господа правы. Будет самым разумным, если я уступлю свое место виконту де Варду.

— Но виконт остался в замке, — продолжала сопротивляться королева-мать.

— Мадам, — поклонился Марсильяк. — вам нужно только приказать. Я вернусь в замок и пришлю его.

— Я согласна, — со вздохом сдалась старая женщина.

Если бы только мушкетеры могли предположить, к каким событиям приведет это, казалось бы, незначительное отклонение от первоначально принятой диспозиции!

Но не дано простому смертному провидеть свою судьбу…

Глава 17

Светало. Прошло уже больше суток, как королева-мать спустилась на плечах Портоса из окна замка. Погоня, если она и была, наверняка потеряла беглецов в переплетении проселочных разбитых дорог. Карета, покачиваясь и подпрыгивая на выбоинах, медленно катилась в сторону Арраса, последнего французского города на границе с Бельгией. Королева-мать, прикрыв глаза, полулежала на продавленном сиденье, чуть постанывая при каждом ощутимом толчке. Напротив нее сидела камеристка с флаконом нюхательной соли в руках, готовая немедленно прийти на помощь.

— Эта дорога доконает меня, — прошептала Мария Медичи, не открывая глаз.

— Потерпите, ваше величество. Господа выбрали этот путь, чтобы…

— Будто я сама не понимаю… — раздраженно перебила камеристку королева-мать, открывая глаза. — Сил нет терпеть … погляди, не показался ли Аррас? Если мне память не изменяет, шпиль его главной башни можно увидеть за несколько лье…

Камеристка привстала и, держась за кожаные петли, вшитые во внутреннюю обивку кареты, выглянула в оконце.

— Ваше величество совершенно правы. Шпиль уже показался в просвете между деревьями.

— Слава Господу, — пробормотала королева-мать и вновь смежила веки. До ее слуха донеслись громкие мужские голоса. Она прислушалась. Спорили де Вард и граф де Ла Фер, точнее, спорил, кипятился и возмущался де Вард, а граф терпеливо успокаивал его.

— Черт возьми, граф, вы сознательно посадили меня на этого толстого, ленивого мерина, чтобы унизить! Неужели вы не понимаете, что я не могу появиться в городе, где мой дядя губернатор, на такой кляче?

— Любезный виконт! К сожалению, у нас нет лишней лошади. На этой кляче, как вы изволили выразиться, ехал слуга мсье д'Эрбле. Мсье д'Эрбле был настолько любезен, что согласился некоторое время обходиться без слуги, чтобы мы могла отдать его лошадь вам. А бедняга Базен сейчас пешком плетется в Париж.

Королева-мать восхитилась: какое изысканное оскорбление! Кто-кто, а она понимала толк в таких вещах. Едва ли скандальный мальчишка-виконт почувствует весь яд, скрытый в словах невозмутимого графа.