Пять ликов богини

Ему бы ненавидеть эту Дею, но как можно ненавидеть того, кто тебя вырастил, воспитал, всю жизнь присматривал за тобой, заботился и направлял, пусть и чужими руками? Напротив, он испытывал благодарность. И ему не терпелось, наконец, встретиться с ней.

Проснувшийся выбрался из могилы. Роботы, раскопавшие её, по-прежнему стояли здесь.

— Закопайте-ка моё тело обратно, — велел Проснувшийся.

Роботы без промедления принялись исполнять приказ. Странно, сейчас он смотрел на них совсем иначе. Он больше не видел бездушных тупых гердянок, теперь они представлялись ответственными и исполнительными работягами.

На горизонте догорали сумерки. Проснувшийся прощупал взглядом местность вокруг. Несмотря на отсутствие освещения, его глаза прекрасно видели в темноте. Он двинулся к выходу с кладбища, а когда почти дошёл до железных ворот, из-за них ему навстречу вылетела Зевана, да так быстро, что ненароком чуть не сшибла с ног.

Она остановилась в полушаге от него и таращилась, будто увидела дракона.

— Менке... — тихо прошептала она, протянула руку и коснулась его щеки. — Это правда ты...

— Это правда я, — подтвердил он и улыбнулся.

Из-за ворот показалась и Нане. В отличие от осторожной Зеваны она не стала сдерживаться, а сразу бросилась к Проснувшемуся и заключила его в объятия.

— Прости! — Сестра тут же заплакала. — Прости меня, пожалуйста! Я не хотела причинять тебе боль. Мне так жаль...

Он обнял её в ответ и погладил по голове.

— Всё в порядке, Нане. Я не злюсь на тебя.

Она подняла на него заплаканные глаза.

— Правда?

— Правда. Вообще-то я хочу сказать вам обеим «спасибо». Мама оставила мне эмошку, из которой я многое узнал. И теперь я понимаю, через что вам пришлось пройти. Я...

Проснувшийся посмотрел на Зевану. Удивительно, но впервые в жизни ничто не скакало в груди при её виде. Не хотелось умереть или убить кого-нибудь, подорваться, совершить подвиг, сделать что угодно, лишь бы она обратила внимание. Любовь к ней не мучила его, но грела. И теперь он будто бы любил её даже сильнее, чем прежде, просто к этому не примешивалось никакой физической тяги. Удивительное, чистое, светлое чувство, которое облегчало душу, а не тяготило её.

— Я люблю вас обеих, — сказал он. — Спасибо, что присматривали за мной. И за то, что заботились. Надеюсь на вас и впредь.

Зевана вся расцвела, улыбнулась, воодушевилась.

— Разумеется! — горячо воскликнула она. — Наша миссия исполнена. Мы свободны. И ты свободен. Я последую за тобой, куда скажешь! Потому что я тоже люблю тебя, Менке. Всем сердцем.

— Я верю тебе.

— И я люблю тебя, — подхватила Нане. — Я тоже пойду за тобой. Ты самый близкий мне человек.

— Я счастлив, девушки. Спасибо вам. Сейчас я хочу встретиться с Деей. Отведёте меня к ней?

Обе согласно кивнули. Зевана и Нане освещали себе дорогу фонариками. Идя через тёмный лес, Проснувшийся не испытывал тревоги, но видел, как девушки периодически жмутся к нему и нервно озираются по сторонам. Чтобы как-то отвлечь их, он расспрашивал о капитане Раме Вишане. Узнавая о нём, он многое понял и о себе. Когда лесная чаща кончилась, вдали замерцали огни рухнувшего Ковчега — троица направлялась прямиком туда.

— Почему Гусак Петро? — задал очередной вопрос Проснувшийся. — В чём его смысл?

— Капитан как-то рассказывал, — отвечала Нане, — что во время Последней Войны появился какой-то фрик в гусином костюме, который по ночам нападал исподтишка на офицеров, выкрикивая при этом всякую нецензурщину. Однажды его мельком удалось записать на видео и выложить в сеть. Там его и прозвали Гусаком Петро. Разумеется, он стал мемом и поводом для шуток лишь среди противников регулярной армии. Офицеры же перестали ходить по одному ночами. Петро успел убить несколько друзей Рамы, прежде чем напасть на него самого. Капитан говорил, что ему чудом удалось отбиться, но это нападение он запомнил на всю жизнь и порой испытывал по ночам иррациональную тревогу даже на Ковчеге. Дея хотела вселить в тебя этот страх. Уж не знаю, насколько ей это удалось.

Проснувшийся задумался. Во всех красках представив Гусака, он невольно вздрогнул, но потом понял, что вздрогнуло не тело — оно не могло, — а лишь разум сотрясся от одной только мысли об этом чудаковатом убийце.

— Н-да, пожалуй, удалось, — сказал он. — Надеюсь, теперь в моём сознании этого вируса нет?

— Конечно нет, — уверенно заявила Зевана.

Но Проснувшийся всё равно оглянулся по сторонам, ожидая, что вот-вот услышит что-то вроде: «Пупырчатая залупа!».

Они, наконец, дошли до Ковчега. Обломки гигантских колец уходили высоко вверх, центральный сектор возвышался над растущими вокруг деревьями. Проснувшийся подошёл ко входу — раздвижным дверям, которые Дея явно приделала уже после падения. К ним вёл небольшой стальной пандус. Проснувшийся обернулся к девушкам.

— Дальше я сам.

— Конечно, — сказала Зевана. — Мы подождём тебя здесь.

— Лучше возвращайтесь в Москву. Я вас скоро навещу.

— Что ты собираешься делать? — спросила Нане.

— Это зависит от разговора с Деей. Пока я хочу разобраться, чего она от меня хочет. А дальше решу по обстоятельствам.

— Хорошо. Тогда увидимся позже.

Нане жестом позвала Зевану с собой, и они отправились обратно в ночную тьму. Проснувшийся провожал их взглядом, пока их силуэты не перестали различаться, после чего обернулся, подошёл вплотную к дверям, дождался, пока они откроются, и вошёл в Ковчег.

Небольшой круглый коридор повёл его вперёд и немного вверх. Несколько раз он разветвлялся, но в нужный миг чей-то голос в голове подсказывал верное направление. Где-то на середине пути висело зеркало, и Проснувшийся остановился, чтобы полюбоваться на нового себя. Выглядел он почти так же, как раньше, за одним существенным исключением — он вновь смотрел на мир красивыми янтарными глазами, какие у него были до одиннадцати лет. Иронично, но в кибертеле он куда больше походил на обычного человека.

Убедившись, что кроме глаз ничего не изменилось, довольный Проснувшийся зашагал по коридору дальше. Вскоре он вышел к шлюзовой двери, которая автоматически открылась, едва он приблизился. Войдя в шлюз, он дождался, когда проход за ним закроется, прежде чем откроется следующий. И только после он, наконец, попал на капитанский мостик Ковчега.

Дея, синекожая, трёхглазая и четырёхрукая, сидела в позе лотоса на небольшом постаменте, с которого открывался хороший обзор на весь мостик. Она подняла верхние руки над головой, а нижние сцепила пальцами в кольцо у живота. Увидев богиню воочию, Проснувшийся не затрепетал внутренне, словно и так знал, как она выглядит. Вместо этого он улыбнулся. Улыбнулась и Дея.

— И вот ты здесь, — сказала она громовым голосом.

— И вот я здесь, — согласился Менке.

— Те, кто впервые видит меня в этом теле, обычно испытывают восторг или ужас. Почему же ты так спокоен?

— Ты ведь знаешь, что мама оставила мне эмошку. И хотя, прожив её, я не испытывал её физической боли, поскольку мой новый мозг на это не способен, всё же внутренние ощущения и переживания я пропустил через себя целиком. В том числе и знание твоего облика. Да, на той эмошке вы не встречались, но твой образ всплывал в её разуме всякий раз, как ты с ней связывалась. Поэтому я был готов к тому, что увижу.