Пять невест и одна демоница. Трилогия
Шрифт:
Впрочем, как и все.
Но той зимой рыбы пришло мало. И та-то была какой-то снулой, будто больною. Потом… потом раньше наступило лето и стало до того жарким, что даже лед в пещерах потек слезами. Пересохли одни бухты, обмелели другими. А море сделалось красным, отчего и драгоценные раковины стали болеть.
Купцы, придя в назначенный час, ушли почти пустыми.
И это вызвало немалое недовольство.
Снова зима. И надежда, что сейчас все будет иначе. А косяки селедки пришли еще меньшие, нежели раньше, косаток и вовсе не было.
С каждым
И кто когда решил покупать зерно за золото? То самое, которое скопилось в прежние времена.
– Ситуация, само собой, непростая. Вы же умный человек и понимаете, ничто не длится вечно… в том числе и долги… мы давние партнеры.
…зерно.
Золотое зерно. Мука. И мясо, которое тоже нужно было. Сыры. Многое иное. Все в долг, ведь он готов помочь. Разве это плохо?
Плохо.
За любую помощь спросится.
– Мы расплатимся, – проворчал Торвальд.
– Не сомневаюсь, но… когда это будет?
– Прошлой зимой ветра пришли в свой час.
– Но рыбы не прибыло? А море по-прежнему горит летом, отчего ваши раковины не растут, а болеют, – Авияр скинул маску доброго человека. Торговцы и вовсе добрыми не бывают, ибо доброта в подобных делах – верный путь к разорению. – Вы приглашали магов, но не помогло. Так?
Не помогло.
Или маг был слабым, или и вовсе самозванцем, ибо сила из него выплескивалась как-то вяло, словно прокисшее вино из дырявого бурдюка. Он излазил все скалы, а после сказал, что у них фон такой, с магией не совместимый.
– Вы ему заплатили за пустые слова, – Авияр сцепил руки. – А если бы обратились ко мне, право слово, даже обидно за такое недоверие, так вот, если бы обратили, то услышали бы, что магия бессильна. Что на Севере случается много… странного в последние годы. И говорят, будто бы очнулся или вот-вот очнется ото сна Великий змей.
– Мы ходили на север.
Еще тогда, когда никто не строил больших кораблей, а люди и вовсе опасались покидать обжитые берега. Ну и после тоже.
И в прошлом году.
– Никто не вернулся, – сказал Авияр. – Знаю. Море кипит. И люди знающие, ученые, те, которые не верят в Великого змея, говорят, что происходит сие вследствие извержения подводного вулкана, возможно, что и нескольких. Оные выбрасывают в воду не только горячий пар, но и отраву, которая и расползается по морям. Она травит рыбу и ваши раковины.
– И что нам делать?
– Искать, друг мой… искать новые пути. Как некогда искали ваши предки, отойдя от грабежа и разбоя!
Авияр хлопнул руками.
– Ваши земли не пригодны для того, чтобы растить на них зерно. Здесь сыро и холодно, и ветра дуют постоянно, даже летом, коль случается жара, то недолгая, да… и это отлично!
Ничего отличного Брунгильда не видела.
– Вы можете попробовать выращивать вихарских коз.
– Коз? – вот это Торвальд не был готов услышать.
– Коз, – подтвердил Авияр. – Довольно капризные твари, однако при том живучие. Могут питаться даже мхом. Молока дают мало, зато шерсть их, тонкая и длинная, весьма ценится. Я советовался
с многими людьми, и те согласились, что условия здесь весьма подходящие. Крупных зверей нет. Разбежаться козы не смогут, некуда бежать. Еду отыщут сами. Зимой слегка придется подкормить, это верно.– Мы людей прокормить не можем.
– О, поверьте, козы вполне способны есть и сушеные водоросли. Когда похолодает, они сами спустятся. Мы поможем построить козлятники.
Козлятники.
Брунгильда закрыла глаза. Дети моря будут строить козлятники. И ведь будут. Тут и думать нечего. И коз примут. И станут пасти, оберегать, защищать, чесать… будут возиться, если это даст шанс выжить.
Вот только ничего не бывает даром.
– Я взял на себя смелость привезти первую дюжину.
– И что взамен? – отец тоже не был глуп.
– Взамен… конечно, можно составить договор… скажем, о том, что две трети прибыли принадлежать будет мне, как человеку, который возьмет на себя труд вложиться в сие предприятие деньгами. Однако мне более по нраву другой вариант.
Он потер ладони и уставился на Брунгильду.
Стало быть, не ошиблась она в своих предположениях.
– Тот, о котором мы уже говорили. И я готов повториться. Ваша дочь вполне достигла того возраста, в котором деве пристало покинуть отчий дом. Мой же племянник холост.
Торвальд заскрипел зубами.
Сдержался.
– Вы ведь думали над моим предложением?
Думали.
Долго.
Искали выход… и про этих треклятых коз… нет, про коз не думали, а вот про старый промысел, о котором ныне говорили шепотом. О том, что руки крепки и клинки злы, корабли быстры, а в морях хватает добычи. Вот только…
…слишком многие не вернутся из такого похода.
А Торвальд Рваное ухо не любил терять людей. И если можно иначе, что ж, Брунгильда смирится.
– Прекрасная Брунгильда, – слегка дрогнувшим голосом произнес паренек, упав зачем-то на одно колено. Он и без того не отличался ростом и статью, едва доставай Брунгильде до уха, а ныне в позе этой нелепой и вовсе выглядел жалким. – Я был поражен вами с первого взгляда! И стрелы богов пронзили трепещущее сердце мое, не оставив в нем… в нем…
Он поглядел на дядю и как-то обреченно продолжил:
– Ничего, кроме любви к вам! А потому умоляю вас сделать меня счастливейшим человеком во всем мире! И согласиться… – голос вновь сорвался, а взгляд сделался до того жалобным, что Брунгильда даже посочувствовала.
Ей-то что? Замуж?
Все выходят. Она уже и привыкла-то к подобной мысли. А он? Небось, не привык. Может, у него другая на сердце этом, чего бы он там ни плел. Но опять же, мог бы сказать дядюшке, чтоб не неволил.
Или решимости не хватило?
Плохо.
Хуже слабого мужа только слабый корабль.
– Согласиться, – повторил он жалобно. – Стать… моей… ж-ж-ж… женой!
Брунгильда шагнула вперед, готовая вложить руку – если это надо, чтобы все выжили, что ж, она выйдет замуж и за это недоразумение – но тут раздался хриплый вопль.