Пять невест и одна демоница. Трилогия

И в окно влетела черная птица.

Влетела, затрясла крыльями и опустилась аккурат на белый парик жениха. Тот икнул и замер, сам побелев, сроднившись цветом с париком. Птица оказалась огромной.

Ворон?

У бабушки долго ворон жил и покинул острова после того, как не стало Хельмгар Медвежьей лапы. И Ворон говорил, что он унес душу бабки к богам.

Этот был крупнее.

И чернее.

Его перья отливали глянцем. Огромный клюв выглядел способным и доспех пробить, не то, что парик. Черные глаза поблескивали и в них Брунгильде привиделась тень разума. Разве возможно подобное?

– Хр-ра! – сказал ворон, примеряясь к голове.

– Ой… снимите его. П-пожалуйста, – просипел жених. И его стало еще жальче. Брунгильда протянула руку и сказала, ни на мгновенье не сомневаясь в том, что будет поняла.

– Иди сюда. Я тебя угощу, – в кармане остался еще кусок вяленой рыбы, каменной, но все же.

Ворон подпрыгнул и, взмахнув крыльями, перелетел на руку. Когти его впились в кожу, а голова повернулась. От угощения он отказался, но протянул лапу, на которой сияло серебром кольцо.

И письмо, к нему прикрепленное.

– Благодарю тебя, посланник, – Брунгильда осторожно сняла письмо. – Ты останешься ждать ответа?

Ворон хохотнул совсем уж по-человечески и произнес:

– Ждем!

А потом подпрыгнул. И жесткие перья мазнули по лицу, птица же поднялась, сделала круг под потолком и убралась в открытое окно.

– Вы… – Брунгильда вдруг почувствовала руки на руках. – Вы в порядке? Он вас не ранил?

Жених?

Надо же.

Бледный и мелкий, и трясется весь, а разглядывает с беспокойством и даже вполне искренним. И страшно ему, это чувствуется.

– У вас кровь! – он вытащил белоснежный платок и приложил к запястью. Платок был кружевным и тоже, как жених, пах цветами. – Присядьте.

– Зачем? – удивилась Брунгильда.

– Такое потрясение…

Отец молча протянул руку, и Брунгильда отдала письмо, только заметив, что на черном воске поблескивает зубами череп.

Глава 11 Про изящную словесность и образы

«И человеку, верному Свету, надлежит помнить, что демоницы способны принимать обличье человеческое, в коем становятся неодолимо прекрасны. Они туманят слабый разум мужской, лишают волю и заставляют совершать многие дела, коии и самого-то человека, их свершившего, после ужасают. А потому, дабы не пасть во грех сношения с тварью хаоса, надобно держать тело и душу в строгости, не избегать посещения храмов, но избегать женщин, особенно красивых, ибо каждая такая может оказаться порождением тьмы и хаоса»

«Наставления мужчине или о том, как сохранить разум и волю, а тако же заключить брак полезный с женщиною благочестивой», писанные ректором Закхаремской академии философии и познания мира, магистром света и сущего Тадеушем Арвельским.

Письмо мы писали долго.

То есть как, мы… сперва подали стол. Вот так вот взяли и подали. Ну да, в самом-то деле, не самому же Повелителю к столу идти, когда подать можно.

Стол был…

Был. Стол.

Такой от массивненький. Я ногтиком поскребла, убеждаясь, что не ДСП, а самое настоящее дерево. Дуб? Ясень? Ничего в древесине не понимаю, но эта, темная с красноватым отливом смотрелась роскошно. Роскоши добавляло золочение.

И размеры.

Такие вот… в общем, на столе уместилась огромная гора, с виду серебряная, украшенная махонькими домиками и даже фигурками, что людей, что чудовищ. Рядом с горой нашлось место коробке, в которой обнаружился песок, и еще одной, с ровными плотными листами бумаги.

Темные палочки, пахнущие медом. Я долго их обнюхивала, пытаясь понять, зачем они нужны.

– Это сургуч, – пояснил Ксандр, который наблюдал за мной с интересом естествоиспытателя, причем не натуралиста, а такого, который с удовольствием и за скальпель возьмется.

Сургуч.

Чернила.

Перья хотя бы стальные. Тончайшие кисти, чтобы смахивать песок. И общая обстановка торжественности. Правда, Темный Властелин отчего-то выглядел немного растерянным и даже смущенным.

Он сел.

За стол.

Стол поставили у окна, а еще воздвигли пару местных светильников, тех, что с тяжелыми бронзовыми ножками. Ну да, хорошее зрение и Властелину пригодится.

Стул принесли.

– Не проще было бы в кабинет пройти? – поинтересовалась я, глядя, как это все двигают, пытаясь создать более-менее жизнеспособную конструкцию. – В кабинете точно удобнее.

Ричард поглядел на Ксандра.

– Я как-то и не подумал…

Оглянулся на слуг, которые были столь услужливы и молчаливы, что я поневоле заподозрила неладное. Вон, стоят, ждут высочайших указаний.

– Они вообще живые? – шепотом поинтересовалась я у Ксандра.

Кому, как не ему, знать правду.

– Вообще нет, – шепотом ответил он.

Стало ли мне страшно? На мгновенье. Потом я вспомнила, что я тут не просто так, а по высочайшему призыву, да и клятву мне приносили, и вообще я еще нужна. А что не живые, так… в том свои преимущества.

Наверное.

Знать бы еще, какие.

– Зомби, – я кивнула, сделав вид, что вовсе даже и не удивительно.

Хотя… после демона, призыва, нового мира и мертвого помощника неживые слуги и вправду не особо впечатляют.

– Не совсем, – Ксандр подвинул стул, который подвинулся с душераздирающим скрежетом. – Зомэби – суть неупокоенные.

– А разница?

Эти вон тоже упокоенными не выглядят.

– Зомэби – это одержимые, – Ричард опустился на краешек стула и поерзал. Растопырил локти. Прижал их, спохватившись, спину выпрямил и уставился на белый лист, словно именно он был во всем виноват.

В чем?

Кто его знает.

– В местах, где ткань мира истончается, происходят прорывы тьмы, и тогда создания её попадают в мир тварный. Самые примитивные из них способны просочиться и без явного прорыва. Но они бесплотны, к тому же сама суть нашего мира спешит избавиться от них. И потому, спеша защититься, они ищут вместилище. И часто таковыми становятся мертвые тела.

Вот тебе и лекция о местных реалиях.

– А живые?

Это я так, на всякий случай.

– Тоже возможно, но если создание тьмы сильно, а дух человека слаб.

– Или ослаблен, – уточнил Ксандр. – Чернокнижники порой нарочно ослабляют дух, чтобы вселить сущность.

– Зачем?

– Слуг делают. Сильных. Свирепых. Почти неуязвимых, – Ричард перебирал перья. – Гарольд Проклятый сотворил дюжину одержимых слуг. Для воплощения их он выбирал славных воинов, которых доводил до края пытками и лишениями, а в тела вселял подчиненные сущности.