Пять «П»

Поэтому пройти через семь кругов ада в попытке выпрямить волосы — для меня вообще не проблема, в самом деле-то! Я не получу никакой личной выгоды от этого! Никаких корыстных мотивов! Я не наряжаюсь ради кого-то особенного! Ну и что, что я собираюсь на ужин с Малфоем? Это не значит, что он непременно оценит мои старания и сделает мне комплимент или хотя бы бросит на меня одобрительный взгляд. Этого мне совсем не нужно!

Честное слово!

Это все только ради «Bewitched»!

***

С начала ужина прошел уже час, и, очевидно, мои шестичасовые усилия по превращению в головокружительную красотку были напрасны.

Малфой даже не сделал мне банального дежурного комплимента по поводу моей внешности, не говоря уже о том, чтобы удостоить взглядом.

Я была полностью уничтожена. Я хотела вскочить со своего места и убежать домой в слезах, как последняя истеричка.

Я чувствовала себя такой дурой! С чего я вообще взяла, что Малфой обратит на меня внимание? Уверена — все мои усилия, даже умноженные на десять, не приравняли бы меня к женщинам, с которыми привык общаться Малфой. Что с того, что я решилась накраситься, слушая инструкцию Лаванды по телефону? Что с того, что я героически терпела эти туфли на шпильке толщиной с зубочистку? Что с того, что я слишком легко оделась для холодной весенней погоды? Я никогда не смогу по-настоящему увлечь его.

Не то чтобы мне это было нужно.

«Ох, кого я пытаюсь обмануть? Саму себя только».

Я хочу, чтобы Малфой захотел меня. По-настоящему, а не ради какой-то игры. Я хочу, чтобы он заметил меня. Оценил. Хочу, чтобы он увидел, что я его стою, хотя моя гордость каждый день твердила мне, что это он не стоит меня. И я не хочу, чтобы он интересовался только моей внешностью. Я хочу, чтобы он оценил именно то, что делает меня мной.

Это немного пугало. И чуточку раздражало. До сих пор я беззаботно шла по жизни, уверенная в своих убеждениях насчет всякого рода романтики. И вот, за несколько недель Драко Малфой перевернул всё с ног на голову, полностью разрушив мои представления о любви.

То есть, не то чтобы я влюбилась в Малфоя.

В самом деле. Это… просто смешно!

— Брокколи сама себя не съест, Грейнджер, — сказал Малфой, наслаждаясь своей телятиной. — Она не исчезнет, даже если ты будешь долго возить ею по тарелке.

— Не лезь не в свое дело, Малфой, — угрюмо ответила я. — Ты мне не мамочка.

— Ну и слава Мерлину. Воспитать такую занудную мелкую соплячку, как ты — та еще задачка.

Я нахмурилась:

— Кто бы говорил.

Он прекратил жевать и откинулся на спинку стула, внимательно глядя на меня.

— Какая муха укусила тебя за задницу, Грейнджер?

— С каких пор тебя интересует моя задница, Малфой?

— Это фигура речи. — Он наклонился вперед, ухмыляясь. — Ну, разве что ты сама хочешь, чтобы я заинтересовался твоей задницей?

Я резко встала. Ярость накрыла меня с головой моментально, будто ею был пропитан воздух вокруг. Ни слова не сказав Малфою, я схватила свои вещи и направилась к выходу, не без гордости за свою твердую походку на шатких каблуках.

Снаружи было по-прежнему холодно. Я рылась в сумочке в поисках своей волшебной палочки, когда услышала шаги Малфоя позади. Он ничем не обнаружил себя, я просто знала, что это он. Я начала копаться в сумочке с удвоенной скоростью.

— Я могу проводить тебя, — тихо сказал он, когда стало ясно, что мне не найти палочку.

Я недоверчиво фыркнула:

— Конечно, можешь. И после того, как проводишь меня до дома, ты найдешь какой-нибудь повод пристроиться мне между ног, — я развернулась к нему. — И что дальше, Малфой? Что будет, когда ты выиграешь? Расскажешь своим слизеринским приятелям? Или «Ежедневному Пророку», чтобы они напечатали это на первой полосе? А может сразу всему волшебному миру расскажешь, что переспал с Гермионой Грейнджер?

Он нахмурился, а улыбка растаяла без следа.

— Какая ирония, Грейнджер. А разве ты не так же хотела поступить со мной?

Напоминание о собственном лицемерии свело вспыхнувшую злость на нет. Когда я выходила из ресторана, то была чрезвычайно зла на Малфоя, которому, как мне казалось, от меня нужен был только секс. Но я совершенно забыла, что сама изначально заинтересовалась им по той же причине. Думаю, больше всего раздражало, что в моей личной игре Малфой как-то умудрялся диктовать свои правила, чтобы постоянно быть на шаг впереди.

Я сама все испортила, разозлившись, что проигрываю.

А может, волновало то, что для меня это больше не игра…

Но дальнейшие размышления в этом направлении опасны.

— Знаешь что, Малфой? Да, — ответила я, чувствуя странную решимость, — именно этого я и хотела всё это время. Я должна была найти тебя, подружиться, накормить тебя, переспать с тобой, а затем забыть тебя. Но, думаю, для нас обоих будет лучше, если я пропущу четвертый шаг и перейду прямо к пятому.

Малфой шагнул ближе.

— Вот как? И, полагаю, ты считаешь это правильным? Так будет лучше для всех, верно, Грейнджер? Нет. Как по мне, это больше похоже на трусость. Ты слабачка.

Я ощетинилась:

— Я не слабачка. Просто по горло сыта тем, что между нами происходит. Это нужно прекратить.

— Это нужно прекратить, потому что всё пошло не так, как ты хотела? Слабачка и эгоистка. Почему бы тебе просто не закончить то, что начала, Грейнджер? Или ты совсем за свои слова не отвечаешь?

Он провоцировал меня. Я знала это. Но никак не могла перестать злиться. Не могла унять чувство, что я должна что-то доказать. Доказать ему и заткнуть его поганый рот. Я не из робкого десятка. Гермиона Грейнджер никогда не была трусихой. Я не знала, чего добивался Малфой, но вдруг я пришла к согласию сама с собой: так же легко, как пересплю с Малфоем, я смогу — обязательно смогу — забыть его. И, следовательно, моя работа будет окончена.

Я сократила расстояние между нами и поцеловала его.

***

Я не знаю, как мы попали ко мне в гостиную, но уверена, что без трансгрессии не обошлось. Зная, что сама здесь ни при чем, я была впечатлена, как Малфой сумел мастерски сконцентрироваться для совместной трансгрессии, да еще во время страстных поцелуев.

Он начал легко подталкивать меня назад, в направлении спальни, но ближайшая стена оказалась непреодолимым препятствием, так что мы предпочли опереться на неё. Одну руку он положил мне на бедро, а другой поддерживал за шею, целуя. Он не был так же нежен или мягок, как тогда, когда первый раз целовал меня в комнате с электроникой. В его поцелуе была злость; я могла её чувствовать в каждом движении его языка и в том, как сжимались и разжимались его пальцы на моей шее.

Но я не была против, просто потому, что тоже была в ярости. Если он думает, что сможет запугать меня или намеревается «преподать мне урок», он жестоко разочаруется. Его грубость меня не остановит. Он кусал мои губы, я кусала его в ответ. Он сжимал мою шею, я отвечала тем же.

— Ни шагу назад, Грейнджер? — прошептал он мне в губы.

Я ответила:

— Что я слышу, Малфой? Ну и кто из нас теперь слабак…

Очередным поцелуем он заставил меня замолчать и переместил свои руки мне на плечи, чтобы спустить вниз бретели платья. Секунду я колебалась, позволить ли одежде упасть, обнажая грудь, но собственная гордость и малфоевская ухмылка развеяли все сомнения, и платье мягко соскользнуло на пол, к моим ногам.