Пять «П»
Шрифт:
— Безмозглый урод? — наконец сказал он, щекоча дыханием мое ухо. — Ублюдка я еще могу понять, но это уже слишком, Грейнджер.
— Думаю, это еще ничего, по сравнению с тем, как я могла бы обозвать тебя, — съязвила я.
— Например?
— Погань бледнорожая, — немедленно ответила я.
— Я пытаюсь понять: противен ли мне твой грязный ротик, или же он возбуждает меня, — в его голосе слышалась усмешка.
— Отпусти меня, Малфой, — потребовала я, все еще пытаясь вырваться из его объятий. — Не заставляй меня пинаться.
— Ты такая жестокая, Грейнджер. — Он начал тихонько раскачивать нас из стороны
— А может, тебя поместить в ближайшую психушку? Хотя сомневаюсь, что их магии хватит, чтобы справиться с таким сильным сумасшествием.
— Сумасшедший? Возможно. — Он продолжал покачиваться, влево-вправо, влево-вправо. Моя злость постепенно начала стихать.
— Никаких «возможно», Малфой, — ответила я уже спокойнее. — Ты сошел с ума. И все это — безумие. — А затем: — Почему ты преследуешь меня?
Он застыл, прижав меня крепче. Некоторое время он молчал, и пока я ждала его ответа, вся моя злость сошла на нет. Осталось только приятное чувство комфорта — даже счастья — в его объятиях. Вскоре я и забыла, на что злилась. Я думала только о том, как было бы хорошо продлить это мгновение: чувствовать сильный, мужественный аромат его шампуня и чистой кожи, слышать ритмичный стук его сердца за моей спиной, ощущать себя в полной безопасности в его руках.
«Так хорошо.
Мне нравится.
Еще хочу».
Наконец он тихо спросил:
— Гермиона, я выиграл?
Я напряглась.
Ах, да. Всё ещё игра. Всегда игра — соревнование, которое нужно выиграть. Никакой искренности.
Глаза подозрительно защипало, и я попыталась вырваться из его объятий, но он крепко держал меня.
— Я выиграл? — повторил он. — Ответь мне.
— Откуда мне знать? — взорвалась я, удивляясь своим слезам и стыдясь их. Почему я плачу? Это просто нелепо! Нет никаких причин плакать. Или, может, это слезы счастья? Но с чего бы мне плакать от счастья? Сейчас я не очень-то и счастлива. Совсем не счастлива. Если бы счастье можно было измерить каким-нибудь прибором, то я бы попросту сломала его своим «счастьем в минусе». Мое сердце будто переехал огромный грузовик, битком набитый тяжестями.
Да даже подобные чувства — глупость. Я влезла в это, полностью осознавая, что делаю. Я была совершенно уверена, что смогу оставить всё на уровне «никаких привязанностей». Но увы, вот она я, держусь за один конец веревки в надежде, что Малфой привяжется к другому. Когда всё пошло не так? Когда?
— Откуда мне знать? — повторила я, склонив голову, чтобы он не заметил, что я плачу. — Я не в курсе твоих дурацких извращенных планов.
— Так попытки заставить тебя в меня влюбиться — это дурацкое извращение?
— Что?
— Я выиграл?
— Что ты только что сказал? — в полном шоке требовательно спросила я, уверенная, что мне послышалось.
— Я спросил: «Я выиграл?» Слепая, злая, да еще и глухая? Это уже точно перебор, Грейнджер. Тебе немедленно следует показаться врачу.
— До этого, придурок! — как по волшебству, я перестала плакать.
— Мне не нравится, когда меня обзывают придурком. Знаешь ли ты, сколько денег я потратил, чтобы ты меня заметила? Сколько времени, сил и всего прочего я вложил, Грейнджер? Оскорбления вряд ли можно считать достойным вознаграждением, неблагодарная.
— Не моя вина,
что ты потратил столько денег, Малфой, — ответила я, пытаясь добавить высокомерия в голос, но попытка с треском провалилась. Мой счетчик счастья улетел куда-то за верхнюю границу.Тембр голоса Драко стал глубже и мягче, и мое возбуждение вернулось, когда он прижался губами к моему уху.
— Это полностью твоя вина. Когда я купил этот дом, чье имя я должен был увидеть в списке жильцов, как не твое? Я приходил к тебе, чтобы понаблюдать, как ты будешь пресмыкаться передо мной, а я буду наслаждаться тем, что я твой хозяин и господин, но тебя всё время не было дома. Я даже в коридоре дежурил, чтобы поймать тебя, когда ты будешь возвращаться домой, но это тоже не принесло успеха.
— Ты — высокомерный… — начала я, но он продолжал говорить. Какова мать, таков и сын, наверное…
— И тогда мне стало любопытно: «Почему Грейнджер живет в этой дыре? И почему она даже на улицу не выходит? Неужели она стала еще страшнее с нашей последней встречи?»
Я попыталась ударить его локтем в живот, но он не позволил.
— Я накажу тебя позже, — хрипло сказал он, — но сначала я хочу закончить рассказ. На чем я остановился?
— На том, как был полной задницей.
Он не обратил на меня внимания.
— И тогда я подумал: «Боже, если она даже никуда не выходит, должно быть, она такая толстая…» — мой успешный удар локтем в живот прервал его. — Ну я и решил узнать, где ты работаешь. Итак, я нанял частного детектива…
— Ты, должно быть, шутишь. Ты же шутишь, да?
— …И он узнал, где ты работаешь…
— Ты преследовал меня! Это незаконно! Тебя арестовать нужно!
— …И тогда я попытался устроиться на работу в «Bewitched»…
— Как будто в «Bewitched» когда-нибудь возьмут такого бестолкового, как ты, Малфой. Одна твоя статья, и наши продажи катастрофически упадут…
— …А этот мерзкий Мозли не принял меня. Так что я купил компанию…
— Ты сошел с ума. Нет, ты ненормальный! Душевнобольной!
— …И заставил Мозли назначить тебя моей наставницей…
— …Да ты хуже, чем Дамблдор. Все эти коварные интриги…
— …А потом я увидел тебя — нисколько не страшную и не толстую, конечно же. Совсем наоборот, на самом деле-то.
Я резко выдохнула:
— Малфой, это что, был комплимент? Должно быть, скоро конец света наступит!
— …А потом я увидел твою статью и свое имя в ней.
Он отпустил меня и развернул лицом к себе. Обняв за талию, он притянул меня ближе, большим пальцем руки проводя по дорожкам от высохших слёз на моих щеках. Это был настолько простой, настолько интимный жест, что я удивилась, что Малфой умеет быть таким нежным. Под ложечкой чувствовалось что-то странное, но приятное: не дрожь, но и не стук — нечто среднее.
— Ты не должен был видеть, — ответила я, внезапно смутившись.
— Но я видел. Подыщи подходящего, подружись, покорми, переспи, позабудь и приплетенный к этому Драко Малфой. Я сказал себе: «Вызов принят. О Драко Малфое невозможно забыть». И я действительно сначала хотел доказать, что ты не права, Грейнджер, но в какой-то момент это стало уже не столько вызовом, сколько необходимостью выиграть. Вместо того, чтобы доказать тебе, что ты никогда не сможешь забыть обо мне, я понял, что это я никогда не смогу забыть тебя.