Лишь свернула ночь подстилку темную своюИ опять зарей блеснуло утро бытию,И, как Сам — одним ударом острых двух мечей, [338]Солнце дня луну сразило блеском двух лучей,—Прямо под открытым небом шах Бахрам воссел,И вельмож, пред всем народом, он созвать велел.Все пришли, кого князьями величал Иран,Выстроились перед троном, соблюдая сан.С гордым видом из чертога вышел Раст-Раушан,Подошел к царю он дерзко, не сгибая стан.Грозным взглядом, полным гнева, шах пронзил его,Крикнул так, что скажешь: криком он убил его.«Подлый раб! Ирана землю окровавил ты!Разорил народ мой, царство обесславил ты!Ты богатствами вселенной свой подвал набил,А заветные богатства шахов истребил!Вор! Тобою даже войско все разорено!Снаряжение могучих ратей — где оно?Подданных моих ограбил, жизнь ты их сгубил,Кровью слуг моих примерных ноги обагрил!Вместо податей законных все ты отбирал,Пояса, венцы бесчестно с избранных снимал.Ты забыл, видать, о щедрой милости моей!Не меня — своих поступков постыдись, злодей!«Жадность хуже, чем безбожье» — вера говорит.Но давно забыл ты бога, веру, честь и стыд!Если бы благодеянья шаха помнил ты,Большей бы достиг ты чести, большей высоты.По твоей вине терплю я ныне гнев небес,Правда при тебе погибла, свет добра исчез.Войско и казну сгубил ты! Ныне, в дни войны,У меня — ни войск на месте, ни моей казны!Неужель, злодей, ты думал, что, мол, за вином,Обо всем забыв, владыка спит беспечным сном?Думал: раз я пьян, ты можешь царство истребить?Думал древнего Ирана корни подрубить?Мол, Бахрам забыл о брани на своих пирах…И что пусть, мол, он скорее превратится в прах?Если я и забывался прежде за вином,Я не забывал о вечном небе голубом!»Сотню обручей железных словом шах ковалИ на шею Раст-Раушану тяжко налагал.Как злодея, он везира приказал схватитьИ в узилище из рая, словно в ад, тащить.Чтоб связать везира, сняли у него тюрбан,Потащили, заковали, бросили в зиндан.Ноги у него — в колодках, руки же — в цепях,Так злодей с вершин гордыни свергнут был во прах.Тут глашатаев повсюду шах послать велелИ глашатаям повсюду выкликать велел:«Все, кто пострадал по воле злого судии,Пусть приносят прямо к шаху жалобы свои!»Толпами, услышав это, воины пришли,Жалобы на все обиды шаху принесли.Шах затем пошел в зинданы, в тюрьмы из дворца,—В ад, где кровью обливались скорбные сердца.И рассказ он заточенным повелел вести —В чем виновны, чтоб к цепям их ключ скорей найти.Больше тысячи
их было, в тюрьмы без виныБрошенных. Все были тут же освобождены.Из числа их шах великий выбрал семерых —И расспрашивал отдельно каждого из них.Каждого спросил он: «Молви, правды не тая:Ты откуда? Чей ты родом? В чем вина твоя?»
338
И как Сам — одним ударом острых двух мечей… — Сам— богатырь из иранской области Систан, дед Рустама, легендарный герой «Шах-наме» Фирдоуси. Он поразил одним ударом двух мечей огромного дракона, за что получил прозвание «Сам одного удара».
Жалоба первого узника
Первый узник молвил кротко: «Царь мой пусть живет,Пусть врагов его раздавит мстящий небосвод!Раст-Раушан безвинно брата моего схватил,Истязаньями замучил, пытками убил.Все имущество, богатство, землю и стада,Что осталось после брата, взял он без суда.Люди все вокруг жалели брата моего,Жизнь загубленную, юность, красоту его.Стал я жаловаться судьям, громко стал вопить,Но везир велел за это и меня схватить.Он сказал: «Твой брат негодный другом был врагов,Смуту сеял он. Я вижу, что и ты таков!»И меня в темницу бросить он велел. ПотомПриказал своим подручным мой ограбить дом.Руки твой везир и ноги в цепи мне забил,И в цепях я, как в могилу, в яму брошен был.Брат мой умер, страшных пыток вынесть он не мог,Я же был лишен бессудно рук своих и ног.Целый год я протомился в темной яме той,Но опять надежду жизни лик мне дарит твой».Так о Раст-Раушане правду услыхал Бахрам,Внял он, полный состраданья, узника словам.Все вернул ему, что изверг лютый отобрал,От себя ему за брата щедрый выкуп дал.Сердце узника от страха он освободил,Жизнь ему вернул, достаток прежний возвратил.
Жалоба второго узника
У этого узника был прекрасный сад, который понравился Раст-Раушану. Везир пожелал купить его, но владелец отказался. Тогда он отнял сад силой и заключил владельца в тюрьму, чтобы тот не жаловался.
Жалоба третьего узника
Он был купцом, плавал по морям, торговал. Как-то он привез в столицу продавать дивный жемчуг. Везиру жемчуг понравился, он взял его, но денег не заплатил. Когда купец попытался искать правды, его бросили в тюрьму.
Жалоба четвертого узника
Он был музыкантом. У него была красивая возлюбленная, певица. Везир забрал ее себе. Когда музыкант попытался увидеться с ней, его схватили и заключили в тюрьму.
Жалоба пятого узника
Пятый молвил: «О владыка мира, чей шатер,Над землей четыре гордых купола простер!Я — правитель пограничной области твоей,Верный раб твой; я покорен был царю царей.Я о пользе государства думал, о мой шах,Серьги верности владыке у меня в ушах.Благосклонность и величье шаха и ЯзданДаровали мне богатство, достоянье, сан.И, молясь, чтоб долголетьем шах был одарен,Был я в милостыне щедрым, как велит закон.Раздавал я бедным людям хлеб и серебро,Ради счастья падишаха делал я добро.Люди радовались, если в город я въезжал,Мудрецов, мужей науки в круг я собирал.Благоденствием и счастьем одарен я был,И другим я часть достатка раздавать решил.Серебром дарил я бедных вдов, сирот, детей;Не было людей голодных в области моей.Помощи, бывало, просят — помощь я даю,Падающему я руку простирал свою.Если кто-либо, бывало, попадет в беду —Я спасать его немедля с помощью иду.Край богат был. Получал я много податей.Раздавал я много, тратил много на гостей.Я сводил доход с расходом, в счете был не плох.Был народ простой доволен, был доволен бог.А когда везир твой первый услыхал о том,В гневе он котел насилья вскипятил ключом.Взял меня под стражу, власти он лишил меня,Мира, и добра, и счастья он лишил меня.Он сказал: «Не сам богатства собираешь ты,Государственные средства расточаешь ты!Или ты алхимик тайный? Ибо ты богатНепомерно! Иль огромный отыскал ты клад?Овладеть твоим богатством скрытым должен я,Сам отдай, не то отскочит голова твоя!»И забрал себе он силой все, чем я владел;Думал, что я клад скрываю, взять меня велел.Истязал меня жестоко, истомил меняИ в цепях, в тюрьме подземной позабыл меня.Так — с семьей, с детьми в разлуке — вот уже пять летЯ томлюсь; не выйти, думал, больше мне на свет».Шах вернул ему богатство, одарил его,В область прежнюю к правленью возвратил его.
Жалоба шестого узника
Был тогда шестой к Бахраму узник приведен,От темницы, как от хмеля, вдруг очнулся он.Он, произнеся молитву, пал лицом во прах:«О пекущийся о бедных, милосердный шах!Курд я родом, и от знатных я происхожу,С юности своей тебе я воином служу.И в твоих походах прежде я с тобой ходил,Мой отец в войсках у шаха старого служил.Как мои служили предки в прежние года,Я — на жизнь и смерть — владыке верен был всегда.Я во всех боях сражался, жизни не щадил,Изнурил в походах силу и изранен был.Наконец ты, справедливый, сам — своей рукой —Наградил меня за службу домом и землей.И пахал я эту землю с помощью волов,И в поход по зову шаха был пойти готов.Но везир-насильник, бедных воинов тесня,Клок земли, тобою данный, отнял у меня.Кроме поля, я доходов не имел других,От земли жену кормил я и детей своих.Я не раз потом к везиру с жалобой ходил;Впал в нужду и, ради бога, помощи просил.Умолял я справедливо поступить со мной,Сжалиться его просил я над моей семьей,—Жалованье из дивана мне установитьИли мне надел земельный прежний возвратить.Закричал тут на меня он гневно: «Замолчи!Не нужны теперь нам стрелы ваши и мечи!Мир у нас! Никто не смеет шаху угрожать!Царь наш мудр, он не намерен больше воевать.Не грозит стране опасность больше от войны.Очень дороги казне вы! Вы нам не нужны!Ты же сам не будь ленивым! Сам — без дальних слов —Поработай землекопом, — будешь сыт, здоров!А не хочешь, то запомни: спор со мной — во зло…Продавай коня, оружье, сбрую и седло!»Я ответил: «Дива злобы, князь, остерегись.Немощен я, весь изранен. Бога устрашись!Верно я служил, обиды я себе не ждал,Видишь сам, как я на службе шаху пострадал.Ночью ты лежал на ложе мягком, в холодке,Я же, сна не зная, в битву шел с мечом в руке.В жизни ты не видел горя, знал лишь свой калам;Я — мечом своим и кровью — был защитой вам.Бился я мечом во славу шаха моего,—Ты каламом истребляешь воинство его.То, что дал мне шах, верни мне! Или же — клянусь —С жалобой за стремя шаха сам я ухвачусь!»На меня везир свирепо, как дракон, взглянул,Разъярился он, чернила мне в лицо плеснул.Крикнул: «Ты меня пугаешь, будто ты — поток,Будто я перед тобою что земли комок.Ах, глупец ты и невежда! То ты низко льстишь,То пожаловаться шаху на меня грозишь?Знай, что это сам я шаха посадил на трон,Без меня рукою двинуть не решится он.Под моей пятою шахи! Все они — вот тут!По моим лишь указаньям все они живут!Если бы они не стали слушать слов моих,Коршуны бы расклевали головы у них!»Так он, честь мою и славу добрую черня,Отнял у меня оружье, сбрую и коня.Палачам потом меня он бичевать велел,И в цепях в зиндан подземный отослать велел.Я в целях, в зиндане этом, просидел шесть лет,Думал, что к свободе, к жизни мне возврата нет».Обласкал бойца седого справедливый шах,Наградил его великий и счастливый шах.И Бахрам в глазах бедняги радость увидалИ надел ему земельный вдвое больше дал.
Жалоба седьмого узника
Выступил седьмой по счету узник и простерПеред сумрачным Бахрамом слов живой узор:«Я из тех, кто устранился от мирских тревог,Кто идет путем дервишей. Мой вожатый — бог.Длань узка, но взор мой, словно у свечи, широк.На горенье ради мира я себя обрек.Надо мной людских соблазнов стал невластен глас,И от брения земного руки я отряс.От воды, от сна и пищи отвратился я,Без воды, без сна и пищи обходился я.Не имев воды и хлеба, днем не пил, не ел;Ночью же не спал я — ибо ложа не имел.Утвердился я в служенье богу моему,И не знал я дела, кроме как служить ему.Взглядом, словом, делом людям благо приносить,—Вот как я старался богу моему служить.И за мною от везира стражники пришли.Вызвал — посадил меня он от себя вдали,Молвил: «Стал тебя в злодействах я подозревать!А закон страны — злодеев нам велит карать…»«О везир! — в ответ сказал я. — Мысли мне открой,Жить по-твоему хочу я и в ладу с тобой!»«Я боюсь твоих проклятий, — отвечал везир.—Да скорее бог избавит от тебя свой мир!Ты злонравен по природе, мстителен и зол.Ты дурных молитв немало обо мне прочел.Из-за злых твоих молений я ночной поройПоражен, быть может, буду божией стрелой.Только раньше, чем от злого твоего огняИскра божьего проклятья опалит меня,В глотке яростной молитву я запру твою:Руки злобные в колодки с шеей закую!»Заключил меня в оковы, неба не страшась,Старика поверг в темницу нечестивый князь.Как осла, что вертит жернов, он меня велелЗаковать; колодки, цепи на меня надел.На семь лет меня он бросил в страшный сей затвор…Я же скованные руки к небесам простер,—Ниспроверг величье князя я мольбой своейИ сковал злодею руки — крепче всех цепей!Хитростью меня он бросил в крепость, под замок.Я же у него разрушил крепость и чертог!А теперь я отдан небом доброте царя,И из сердца бьет лучами радость, как заря!»И прижал властитель к сердцу старца, как отца,Льва — убийцу нечестивых, божьего борца.Молвил: «Кроме слов о страхе пред мольбой твоейИ возмездьем, — слова правды не сказал злодей.Но отшельнику молитву запретить нельзя.Праведника, как убийцу, осудить нельзя!И когда творил нечестья он рукой своей,—Он произносил проклятье над главой своей!И проклятье это пало на него, как меч,Голову его мгновенно похищая с плеч.Ты в награду все богатства, чем владел везир,Всё себе возьми! Да будет над тобою мир!»Но сказал дервиш: «Что делать стану я с казной?Нет! Сокровищем ценнейшим поделись со мной,Как с тобою поделился лучшим я!» И вотКруг он сделал, закружился, словно небосвод,Заплясал [339] , хоть бубен такта и не отбивал.—И пропал. Растаял, словно вовсе не бывал.
339
Заплясал… —то есть исполнил мистический танец суфиев — дервишей и пригласил Бахрама также стать мудрецом-мистиком, как он.
Бахрам казнит везира-насильника
Ночь. Бахрам решает своей рукой насаждать повсюду справедливость. Он не может сомкнуть глаз, вспоминая историю злого везира. Наутро он велит созвать весь народ перед дворцом.
Выводят Раст-Раушана и с позором вешают на дверях дворца. Шах произносит речь, в которой обещает отныне так казнить каждого насильника. Он рассказывает вельможам о пастухе, казнившем пса-предателя, призывает пастуха и щедро одаривает его.
Хакан просит у Бахрама прощения
Хакан, узнав о казни везира, пишет Бахраму письмо. Он сообщает, что Раст-Раушан был предателем: это он подстрекнул хакана идти войной на Иран, обещая собственноручно убить Бахрама. Хакан, пересылает все изменнические письма Раст-Раушана и клянется в верности Бахраму. Бахрам, возлюбив теперь одну лишь справедливость, отпускает семь красавиц царевен и забывает о семи дворцах — ему это все теперь не нужно.
Завершение дел Бахрама и исчезновение его в пещере
Лал — замок жемчужной нити истины нетленной, [340]Что немолчным наполняет звоном слух вселенной,—Лал сказал: «Когда семь башен, с чашами вина,Перед шахом заключили сказок круг сполна,—Купол разума, что замком был его уму,О летящем своде мира подал весть ему:«Мудрый, удались от капищ идольских земли!Убегай уничтоженья: вечному внемли!»Этот голос у Бахрама дух воспламенил.Шах от сказки и обмана взоры отвратил.Видел: свод, что скатерть жизни свертывать спешит,Рано ль, поздно ль — все в подлунной своды сокрушит.Он семь куполов отвеял от очей, как сон;В дальний — к куполу иному — путь собрался он.Ведь один тот купол тленьем будет пощажен;В нем до дня Суда правдивый дремлет, опьянен.Семерых седых мобедов шах призвать велел,Семь дворцов семи мобедам передать велел;Вечный пламенник под каждым сводом засветил; [341]В храмы пламени жилища страсти превратил.Стал шестидесятилетним старцем властелин;Забелел в кудрях-фиалках седины жасмин.Стал служить Бахрам, как богу, истине однойИ чуждался неизменно радости земной.Но однажды, чуждым ставший ловле и пирам,С избранными на охоту выехал Бахрам.Но не ловля, не добыча в степь царя влекла:Сделаться добычей неба — цель его была.Рать рассыпалась по степи. Каждый повергалТо онагра, то косулю. Лишь Бахрам искалОдинокую могилу [342] для жилья себе.Убивал порок и злобу бытия в себе.В солонцах, где лань к потоку в полдень не стремится,Где газели — зол громада, а онагр — гробница,Вдруг онагр, резвее прочих, в пыльных облакахПоказался и помчался в сторону, где шахЖдал его. Он понял: этот ангелом хранимыйЗверь — ему указывает неисповедимыйПуть в селения блаженных. Устремил коняЗа онагром. И могучий — с языком огняСхожий легкостью и мастью — конь его скакалПо пескам, глухим ущельям средь пустынных скал.Конь летел, как бы четыре он имел крыла.А охрана у Бахрама малая была,—Отрок или два — не
помню. Вот — пещеру шах,Веющую в зной прохладой, увидал в горах.Кладезем зиял бездонным той пещеры зев.И онагр влетел в пещеру; шах вослед, как лев,В щель влетел, в пещере ярый продолжая лов;Скрылся в капище подземном, словно Кей-Хосров.Та пещера стражем двери стала для Бахрама,Другом, повстречавшим друга в тайном месте храма.Вдруг обвал пещеры устье с громом завалилИ Бахрамову охрану там остановил.И хоть поняли: в пещеру эту нет пути,Но обратно не решались отроки идти.Вглядывались в даль степную, тяжело дыша, —Не пылит ли войско в поле, шаху вслед спеша.Так немалое в тревоге время провели.Наконец к ним отовсюду люди подошли,Увидали: вход в пещеру камнем заслонен.И в мозгу змеи — змеиный камень заключен. [343]Но чтоб местопребыванье шахское узнать,Плетками юнцов несчастных начали стегать.Громко закричали слуги, плача и божась,Вдруг, как дым, из той пещеры пыль взвилась, клубясь,И раздался грозный голос: «Шах в пещере, здесь!Возвращайтесь, люди! Дело у Бахрама есть».Но вельможи отвалили камни, и зажглиФакелы, и в подземелье темное вошли.Видят: замкнута пещера в глубине стеной.Много пауков пред ними, мухи — ни одной.Сотню раз они омыли стену влагой глаз.Шаха звали и искали сто и больше разИ надежду истощили шаха отыскать.И о горе известили государя мать.И, истерзанная скорбью, мать пришла Бахрама.И она искала сына долго и упрямо;Сердцем и душой искала, камни взглядом жгла,Розу под землей искала — острый шип нашла.Кладезь вырыла, но к кладу не нашла пути;В темном кладезе Юсуфа не могла найти.Там, где мать, ища Бахрама, прорывала горы, —До сих пор зияют ямы, как драконьи норы.И пещерою Бахрама Гура до сих порЭто место именуют люди здешних гор.Сорок дней неутомимо глубь земную рыли.Уж подпочвенные воды в ямах проступилиПод лопатами, но клада люди не нашли.Небом взятого не сыщешь в глубине земли.Плоть и кость земля приемлет, душу — дар небесный —Небеса возьмут. У всех, кто жив под твердью звездной,Две есть матери: родная мать и мать-земля.Кровная лелеет сына, с милым все деля;Но отнимет силой сына мать-земля у ней.Двух имел Бахрам богатых сердцем матерей,Но земля любвеобильней, видимо, была:Так взяла его однажды, что не отдалаНикому, ни даже кровной матери самой!..Разум матери от горя облачился тьмой.Жар горячечный ей душу иссушил, спалил.И тогда старухе голос некий возгласил:«О неистовствующая, как тигрица, мать!Что несуществующего на земле искать?Бог тебе на сохраненье клад когда-то дал;А пришла пора — обратно этот клад он взял.Так не будь невежественна, не перечь судьбе,С тем простись, что рок доверил временно тебе!Обратись к делам житейским. Знай: они не ждут.И забудь про горе, — это долгий, тщетный труд…»И горюющая гласу вещему вняла;От исчезнувшего сына думы отвела,Цепи тяжких сожалений с разума снялаИ делами государства разум заняла.Трон и скиптр Бахрама Гура внукам отдала.В памяти потомков слава их не умерла.Повествующий, чье слово нам изобразилоЖизнь Бахрама, укажи нам — где его могила?Мало молвить, что Бахрама между нами нет,И самой его могилы стерт веками след.Не смотри, что в молодости — именным тавромОн клеймил онагров вольных на поле! Что в том?Ноги тысячам онагров мощь его сломила;Но взгляни, как он унижен после был могилой.Двое врат в жилище праха. Через эти — онВносит прах, через другие — прах выносит вон…Слушай, прах! Пока кончины не пришла пора:Ты — четыре чашки с краской в лавке маляра. [344]Меланхолия и флегма, кровь и желчь, — от ногДо ушей, как заимодавцы, зиждут твой чертогНе навечно. И расплаты срок не так далек.Что ж ты сердце заимодавцам отдаешь в залог?Ты гляди на добродетель, только ей внемли,Не уподобляйся гаду, что ползет в пыли.Помни: все, чем обладаешь, — ткали свет и тьма.Помни: все, чего желаешь, — яркий луч ума!О, скорей от рынка скорби отврати лицо!Огнь, вода, земля и воздух здесь свились в кольцо.Хоть четыре дымохода [345] в хижине, — тесна,И темна для глаз и сердца, и душна она.Ты отринь отраду мира, прежде чем уйтиВ смерть, чтобы успеть от смерти душу унести.Человек двумя делами добрыми спасетДушу: пусть дает он много, мало пусть берет.Много давшие — величья обретут венец.Но позор тебе, обжора алчный и скупец.Только тот достоин вечной славы, кто добраЛюдям хочет, ценит правду выше серебра.Нападений тьмы избегнуть не вольна земля.На сокровищнице мира бодрствует змея.Сладкий сок имеет финик и шипы свои.Где целительный змеиный камень без змеи?Все, что доброго и злого судьбы нам дарят,—Это суть: услада в яде и в усладе яд.Был ли кто, вкусивший каплю сладкого сначала,Вслед за тем не ощутивший мстительного жала?Мир — как муха, у которой медом впередиПолон хоботок; а жало с ядом — позади.Боже! Дай всегда идти мне правильным путем,Чтобы мне раскаиваться не пришлось потом!!Двери милости отверзни перед Низами!Дом его крылом — хранящим в бурю — обними!Дал ему сперва ты славу добрую в удел;Дай же под конец благое завершенье дел!
340
Лол — замок жемчужной нити истины нетленной… — Согласно комментарию, поэт подразумевает здесь древнюю летопись, из которой он черпал материал для поэмы. Можно предположить также, что речь идет об устной передаче (лал — язык).
341
Вечный пламенник под каждым сводом засветил… — то есть во всех дворцах он устроил зороастрийские храмы, в которых на жертвенниках горел неугасимый огонь.
342
Каждый повергал… То онагра… — Лишь Бахрам искал… Одинокую могилу… —Игра слов, построенная на омонимах: 1) гур — онагр, 2) гур — могила. Все искали онагров, состарившийся Бахрам — лишь могилу.
343
И в мозгу змеи — змеиный камень заключен. — То есть эта загадка не имеет решения (см. словарь — змеиный камень).
344
…четыре чашки с краской в лавке маляра. — Четыре чашки— четыре «темперамента» тогдашней медицины, соотношение которых определяет состояние тела человека. Это: кровь, флегма, желтая желчь и черная желчь. Отсюда выводили четыре типа человеческого характера, по преобладанию в теле одного из темпераментов. Преобладание крови дает сангвиника, флегмы — флегматика, желчи — холерика, черной желчи — меланхолика.
345
…четыре дымохода… — упомянутые выше четыре элемента, из которых состоит тело человека и весь видимый мир.
Конец книги, хвала Аладдину Корпа-Арслану
Только пробой осветился звонкий золотой,Что в Гяндже был по-румийски отчеканен мной, [346]Начертал я имя шаха, чтоб моя рукаПрославлялась по вселенной долгие века.Шах — в румийских одеяньях славный властелин;Рум ему налоги платит, дань большую — Чин.На стезе наук и знаний, словно на весы,Разум Бахтишу он ставит и престол Исы.Все творение земное дышит только им,Небо, преклонясь, целует землю перед ним,Ты, на милость чью надеждой полон Низами,Средь касыд и песен века — песнь мою прими.Коль найдет по нраву книгу твой высокий вкус,Я, как твой венец высокий, в мире вознесусь.Капельки росы медвяной стынут на шипах,Божий дар небесной манной падает в песках.Я тебе из сада мысли отдал лучший плод,Чистый, сладостный, как в сливки погруженный мед.Как инжир, в плоде роскошном сладки семена,Сердцевина же — отборным миндалем полна.В нем, для тех, кто ценит внешность, внешность хороша,А ядро для тех, кем выше ценится душа.Мой дастан — ларец закрытый, полный жемчугов,Ключ к нему — в особом строе и значенье слов.Я для мудрых этот жемчуг стал на нить низать,Что сумеют самый трудный узел развязать.Все, что доброго и злого в ней ты видеть мог,Это — мысли указанье, разума намек.Я семи царевен сказки нанизал подряд.То — не сказки; в каждой сказке потаенный клад.Сказку — у которой платье было коротко,Я стихом своим крылатым удлинил легко.Ну, а сказка, что сверх меры — мнилось мне — длинна,Для тебя была искусно мной сокращена.Я подарок царски щедрый подношу царю,—Кость тебе со сладким мозгом жирную дарю.Книгу я украсил тонко, росписью одел,Чтоб ценитель благосклонно на нее смотрел.Почему же так узорно изукрасил яСемь сокровищниц, в них тайну смысла затая?Это потому, что чтенье утомляет глаз,А на росписи узорной отдыхает глаз.Почему так длинно, спросишь, повесть я развил,Чтением глаза, а уши пеньем полонил?Потому, что много мыслей было у певца,Как красавиц узкоглазых в глубине дворца.Я — творец, мне был каламом сахарный тростник.Пальма, полная плодами, — эта книга книг.Я — жестоко осажденный в городе родном —Убежать не мог, сражаться я не мог с врагом.Словно с голубем, с дастаном весть я шлю сейчас,Чтобы шах пришел и друга от осады спас.Ты, чьи серьги носит вечный небосвод в ушах,В драгоценных одеяньях светоносный шах,Посмотри, какое чудо мой калам явилВ дни, когда ты добрым словом дух мой окрылил!Завершил я эту книгу в срок, когда идетПо Хиджре без семилетья шестисотый год.На четырнадцатых сутках [347] месяца постаУтром положил калам я и закрыл уста.Пусть благословеньем будет книга для тебя,Чтобы ты со славой правил, правду возлюбя.Пей из этих бейтов воду жизни и любви,Словно Хызр, живой водою упоен — живи!Будь во всем велик душою, с жизнью подружись,Царствуй долго, и да будет радостною жизнь.Коль простишь мне, что на зов твой не явился я,То позволь, чтобы достойно объяснился я.Хоть и в море наслаждений, царь мой, ты живешь,В этой книге наслажденье вечное найдешь.И всего, что ценно в мире, выше в наши дниЭта книга, остальное — тяготы одни.Пусть сто лет наш век продлится, даже пусть — пятьсот,Самый долгий прекратится век и в тьму уйдет.Этот клад, что освятил я именем твоим,Вечен будет, как небесный светоч, негасим.Здесь, мой шах, я слово правды завершить хочу,И тебя с открытым сердцем восхвалить хочу.Счастлив будь! Пусть будет солнце хлебом для тебя,Пусть стремянный будет послан небом для тебя!Да пошлет творец владыке радостный уделИ счастливым увенчает завершеньем дел!
346
Только пробой осветился звонкий золотой,// Что в Гяндже был по-румийски отчеканен мной. — Низами сравнивает свою поэму с золотой монетой, на которой стоит «проба», то есть надпись-посвящение — имя Корпа-Арслана, правителя из Рума (Малой Азии).
347
На четырнадцатых сутках… — Все вместе дает дату, которая в переводе на европейское летоисчисление будет 31 июля 1196 года.
Искендер-наме
Перевод К. Липскерова
Книга о славе
Восхваление единства аллаха
Глава содержит традиционное восхваление единственности, вечности и всемогущества творца, речь о сотворении мира, молитвы Низами об избавлении от тягот и т. п.
Тайная молитва
Традиционная внутренняя беседа с Аллахом. Содержит мольбы о прощении грехов, о милости, о помощи, хвалы богу и т. п.
Восхваление последнего Пророка Мухаммеда
Глава содержит хвалы величию пророка, речь о его значении в мироздании и т. п.
О вознесении Пророка
Традиционная глава, схожая с подобными главами всех предыдущих поэм Низами (см. «Сокровищница тайн», «О вознесении Пророка»).
О причинах сочинения этой книги
В ночь, светившую мне, как нам светит рассвет,Словно данную утренним просьбам в ответ,Ясный месяц сиял светом тихим и томнымНад землею, покрывшейся мускусом темным.Смолк житейский базар. Шум вседневный потух.Колокольчик верблюда не мучил мой слух.Страж ночной задремал. Подчинясь небосводу,Утро светлую голову спрятало в воду.Отряхнув свои руки от суетных дел,На себя я оковы раздумий надел.Свое сердце раскрыв и закрыв свои очи,Думал я в тишине, в свете сладостной ночи,Как бы лучше расставить потайную сеть.Наилучший улов мне хотелось иметь.Бросив тело свое, этой ночью бессоннойЯ пошел по долинам души вознесенной.То мне, полная тайны, мерцала скрижаль,То к страницам былым уносился я вдаль.И огонь снизошел и потек моим садом,Обожжен был мой ум этим пламенным ядом.И, полны опасений, взыскуя пути,Мысли долго не знали, куда им идти.И кружились они в неустанном кипенье,И узрел новый сад я в своем сновиденье.В том саду, не похожем на наши сады,Собирая плоды, раздавал я плоды.Но проснулся плоды раздававший всем встречным,И пылал еще мозг его сном скоротечным.Возгласить муэззину пришла череда:«Он велик, сей живой, сей живущий всегда!»И раздался мой стон в час вседневного бденья:Я был полон пыланья ночного виденья.Но лишь утро благое одело восток,Ожил я, как рассветный живой ветерок.И зажег я над сумраком реющий светоч.Весь рассудок мой был — пламенеющий светоч.Волховали, предавшись словесной игре,Мой язык и душа, как Марут и Зухре.Я промолвил себе: «Ты забыл свое дело,А давно уже сердце творить захотело».Новозданным и давним напевом согрет,Летописцам ушедшим пошлю я привет.Я смогу светлячка сделать светочем новым.Взяв зерно, всех возрадовать древом плодовым.Тот, кто вкусит мой плод, громко вымолвит: «Маг,Это древо взрастивший, воистину благ»,—Если он не из тех, кто, так вымолвив, следомЛовко выкрадет скарб, припасенный соседом.Ну так что же! Весь блеск в моих замкнут словах.Всех торгующих жемчугом я шаханшах.Я взрастил сладкий плод, для другого он — пища.Он — крадущийся в дом, я — хозяин жилища.Как поставить мне лавку на этом углу?Каждый уличный вор что-то спрячет в полу.Тут не сыщется лавки, к которой бы воры,Чтоб ее обокрасть, не направили взоры.Нет! Я — море! Не жаль мне сто капель отдать.Сколько туч мне пошлют их опять и опять!Хоть бы тысячу лун твоя длань засветила,Быть им все же с печатью дневного светила. [348]
348
Быть им все же с печатью дневного светила. — То есть украденные у Низами плагиаторами стихи будут нести на себе отпечаток его творческой индивидуальности столь же неизменно, как луна отражает свет солнца.