Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

Тем не менее статистические данные, имеющиеся в нашем распоряжении, не очень дифференцированы. Что скрывают под собой такие термины как «рабочий», «крестьянин», или «служащий»? Лишь содержательный анализ самих писем-доносов позволяет лучше понять, кто же были эти разоблачители.

Автопортреты

Авторы писем подчас описывают самих себя. Сведения, которые они в этом случае сообщают, не ограничиваются полом, социальной принадлежностью или указанием региона. Многие письма часто в изобилии содержат ценные факты, связанные с настоящим или с прошлым пишущего. Рассказывать о себе, как известно, было одним из традиционных упражнений любого большевика, от которого требовалось более или менее регулярно заполнять автобиографические анкеты, которые затем попадали в личные дела. Члены партии, а также ответственные сотрудники государственного аппарата должны были сообщать сведения о себе (прошлое, социальное происхождение, профессию, революционные заслуги, если таковые имелись), а также о своих близких. Автобиографические сведения и этапы жизненного пути являлись важнейшими моментами, на которые прежде всего обращали внимание во время чисток. Поэтому не следует удивляться сверх меры, что в наших письмах мы можем найти подробные автобиографические сведения.

Прежде чем начать их анализировать, необходимо уточнить, что работать с ними надо очень осторожно: как и ряд других, мы об этом еще будем говорить, автобиографические сведения являются частью стратегии убеждения, выстроенной автором сигнала. Их приводят, как правило, в начале или в конце письма. Понятно их назначение: речь идет о том, чтобы убедить читателя. Предосторожности методологического характера не должны, однако, стать препятствием для обсуждения этого ценного материала.

Попытка построить идеальный тип доносителя при помощи сведений, содержащихся в письмах, приводит нас к описанию советских людей, нашедших свое место при этом режиме. В обществе, которое провозглашает освобождение, пусть и относительное, женщин, остается все же во власти мужчин, именно эти последние составляют основную массу авторов сигналов: 68% из исследованного корпуса против 11% женщин и 8% коллективных писем [258] .

258

Остальные письма не имеют определенных авторов: причина их «анонимности» — как исходное отсутствие подписи, так и ее уничтожение теми службами, которые письмо передавали (так часто происходит, когда письма пересылаются газетой).

То, что доносители сообщают о своем социальном происхождении, также свидетельствует о поддержке ими режима. Те, кто рассказывают о себе, стараются этим рассказом показать, что именно дала им советская власть. В этом смысле в письмах постоянно присутствует фигура отца, которая, похоже, является одним их наиболее эффективных средств дифференциации. Большинство авторов принадлежали к обездоленным при царском режиме социальным группам: рабочие, бедные крестьяне, батраки. Письма рассказывают своеобразную историю «золушек» на советский манер {751} , как, например, этот украинец, бывший председатель сельского совета, который начинает свое письмо словами:

751

Мы здесь присоединяемся к Шейле Фитцпатрик, которая говорит о траекториях «тогда и сейчас». Она развивает идею выхода из рабочего класса или из крестьянства «собственным трудом» для того, чтобы посвятить себя революции. См.: Fitzpatrick Sh. L'usage bolchevique de la «classe»: marxisme et construction de l'identit'e individuelle // Actes de la recherche en sciences sociales. Novembre 1990. № 85. P. 73.

«Я, Гражданин села Вендичан Могилев-Под р-на Винницкой области М. Степан Артемович, выходец из батрацкой семьи, отец мой умер в помещичьем коровнике…» {752}

Многие авторы (8%) выставляют на первый план свое несчастное детство:

«Я сын бедного лесоруба с. Виндрея Салазгорской вол. Б.-Демьянского уез. Пензенской губ. <…> До 13 лет воспитывается чужими щами, молоком и корками хлеба, ходил рваный и голодный» {753} .

752

ГА РФ. Ф. 3316. Оп . 39. Д. 81.

753

Там же. Ф. 374. Оп . 3. Д. 208, Л. 131 (июнь 1928).

Апелляция к прошлому служит в равной мере для того, чтобы дать импульс к нападению и для того, чтобы обосновать защиту. Автор, которого упрекают, что он преследовал сельского корреспондента, энергично протестует против этих обвинений и нападает на местные власти, мол, они — настоящий «гнойник». Его детство, как он считает, должно свести на нет любые порочащие его измышления:

«Родился я в 1895 г. детство мое до 1911 года протекало в деревне, жили очень бедно, я помню подчас голодали, подбовляли в хлеб сурогать и ходили собирать куски (нищенствовали). В 1911 г. я пошол в отход» {754} .

754

Там же. Оп. 18. Д. 100. Л. 63.

В автобиографических абзацах авторы очень настаивают на принадлежности к угнетенным при царском режиме, это словно бы дает им особые «права» в новом обществе. Представители национальных меньшинств Российской империи (но также и СССР) усиленно подчеркивают, что пострадали от дискриминации. Так, азербайджанец, ставший жертвой преследований в Армении, пишет следующее:

«Отец из трудящихся. Из-за политики армянской Дашнакцутюнов, мы были вынуждены эмигрировать из родины (с 1917 по 1920). После создания советской власти в Армении мы вернулись домой. С 1922 по 1929 г. бесперерывно работал в разных советских органах. С 1931 по 1934 г. работал народным судьей Базар Кичарского р-на…» {755}

755

Там же. Ф. 3316. Оп. 39. Д. 97.

Подобные оправдания имеют, конечно же, не только социальный или национальный, но и политический характер. Упоминание о принадлежности к большевистской партии или к ее сторонникам также постоянно встречается в письмах-разоблачениях: чуть более трети авторов изученных писем выставляют на первый план свое участие в структурах сталинской власти. «Революционный послужной список» также упоминается регулярно. Речь идет о давнишнем членстве в партии, об участии в политической борьбе до революции или об участии»в событиях 1905 и 1917 года. Как мы видели, многие напоминают о своем участии в забастовочном движении, а другие ограничиваются тем, чтобы описать себя: я — человек, «…с раннего детства чутко реагировавший на рутину произвола и бесправие старого режима» {756} .

756

ГОПАНО. Ф. 30. Оп. 1. Д. 1292. Л. 30 (май 1936).

Если рассказ о прошлой жизни ведется с целью показать близость к идеалам режима, описание жизни настоящей подчеркивает слабость пишущего и тем самым свою социальную незащищенность. «Сигнализируют» не элиты. Речь идет о простых коммунистах, рядовых членах партии или о людях, не занимающих высокие посты, они пишут жалобы на вышестоящее начальство. Среди сельских жителей — это колхозники или, довольно часто, — работники среднего звена (бухгалтеры и т. п.). Противоположные примеры не имеют документальных подтверждений: мы нашли всего одно заявление, написанное председателем колхоза {757} . [259] Между тем легко можно представить начальника, желающего по-быстрому избавиться от подчиненного, ставшего ему помехой. Но среди изученных нами писем таких случаев нет.

757

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 10. Д. 142. Л. 384.

259

Речь идет о председателе колхоза «Парижская коммуна» в Тамбовской области.

Вполне возможно, что автор жалобы мог занимать ответственный пост в прошлом (многие из пишущих — бывшие председатели сельсоветов, ответственные партийные работники или управленцы), но сигнал чаще всего бывает направлен после отстранения от должности. Эта характеристика, очень отчетливо прослеживающаяся в изученном корпусе текстов, позволяет еще раз подчеркнуть достаточно двусмысленный статус заявителя-доносчика в советском обществе. Очень точным определением для них было бы «угнетенная группа угнетающего класса» [260] . Многие разоблачители чувствуют, что не могут дальше продвигаться по карьерной лестнице и испытывают горечь по этому поводу:

260

Dominants domin'es — понятие, введенное в современную социологию Пьером Бурдье (прим. пер.).

«Только, только начинаешь оправляться материально как наступает беда. Нет ни денег, ни своей квартиры и неопределенность положения без работы.

Наш вождь и учитель т. СТАЛИН сказал “жить товарищи стало легче, жить стало веселее” Эта характеристика дана гениальным человеком, вождем революции. Она бесспорно верна. Это положение мы приветствуем» {758}

О несчастьях и жизненных трудностях никогда не говорится открытым текстом, и, во всяком случае, в них никогда не упрекают действующую власть. Однако отчаянное положение авторов отдельных писем совершенно очевидно. Донос на соседку, которая ворует на работе еду, столь же красноречиво говорит о голоде, как и демонстрирует возмущение незаконными действиями {759} :

758

ГОПАНО. Ф. 30. Оп . 1. Д. 1292. Л. 30.

759

ГАНО. Ф. 5944. Оп. 3. Д. 304. Л. 239–241 (апрель 1933).

«Батенко намеренно хвалилась передо мною — вызывая меня на эксцессы, как много им дают всего в распреде, подносила жирного гуся — показывая его и говорила: вот каких гусей мы получаем, а завтра будут давать индюков, хвалилась какое жирное молоко она получает, как много сметаны, из которой она делает масло.

Хвалилась намеренно передо мной, зная что я с детьми и теткой сижу на одной похлебке и куске ржаного хлеба, стараясь вызвать во мне раздражение и недовольство, которого я ей однако никогда не высказывала.

Питались они всю зиму действительно так как мало людей питалось и в до-военное время пекли то и дело белые пироги и булки — жарили пирожки делали бесконечные пельмени».