Пять секунд будущего. Морпех Рейха
Шрифт:
— Понятно. Короче, выдумка сценариста, да?
— Ну как сказать… В реальности этот парень сунул протез в пасть вендиго и не дал вцепиться себе в горло зубами. Вендиго дважды выбивал у него нож из руки, пока они катались в обнимку. Короче, он потом долго лечился, а не как в фильме. Реальность — она не так зрелищна, вот режиссерам и приходится приукрашать. Но вообще он не один такой. В Сибири я как-то выпивал с одним стариком, который в молодости убил вендиго ломом, когда работал на прииске, притом при куче свидетелей. То есть, это не фантастика, настолько сильные, ловкие и смелые люди бывают и на самом деле.
— Понятно. — Я сбросил самую мусорную карту, отдав взятку Анджею, и спросил: — а вообще тот фильм близок к реальным событиям? Лыжница, швед, русский каторжник, все такое?
—
— Хм… А как же русский каторжник?
— Тоже реальный человек, и с ним я, кстати, тоже встречался лично. Его приключения — самая правдивая часть истории, там такая эпопея была, что сочинять что-то особо не пришлось. Даже рушащийся мост был, хоть и не прямо позади грузовика он обваливался… Только связанные с ним события происходили за двадцать лет до истории с самолетом и морпехом, это раз, он никогда не был каторжником, это два. За то, что он остался единственным выжившим из своего взвода, его никто не судил. Он действительно доставлял топливо на грузовике, но не на аэродром, а замерзающей автоколонне русских, получил за это орден, повышение, квартиру и три года к выслуге и к тому моменту, когда я с ним встретился — а дело было за два года до выхода фильма — служил в охране ближайшего города в чине капитана. Такие дела. А сценарист просто соединил две истории в одну… Но там было много украшательств еще со стороны русской пропаганды, которая сделала из этого человека героя. Ну то есть он и так герой — но у русских пропагандистов нет чувства меры. По официальной версии, он там забил кучу вендиго настольным бронзовым бюстом Николая Третьего, а перед этим перестрелял множество из нагана, когда они карабкались на грузовик. Но я, конечно, в это просто не поверил, и позднее он мне за рюмкой водки поведал настоящий ход событий. На самом деле вендиго было всего двое, и именно пытаясь стряхнуть их с грузовика, он и впаялся в дерево у деревни в трех километрах от застрявшей колонны. Одного застрелил, с другим играл в прятки и в итоге заманил его в подъезд трехэтажного дома, чтобы, находясь на лестничной клетке последнего этажа, сверху долбануть вендиго бронзовым бюстом, когда тот появится внизу. Но в итоге прыгнул сам, потому что если б бюстом не убил — это был бы конец. А так — переломал вендиго ребра и хребет и голову размозжил. Правда, это уже пропаганда придумала версию про бронзовый бюст царя, он намекнул, что на самом деле там был другой предмет… Ну а потом он пешком дошел до колонны, неся канистру с топливом, а колонна заправила тягач, который и притащил разбитый грузовик к колонне.
Словом, фильм оказался вроде бы и близким к историческим событиям, но с солидными искажениями и перекосами. Даже заслугу русской спортсменки, которая на лыжах ушла от вендиго, догоняющих грузовик, и то украли в пользу вымышленной немки. То ли режиссеру хорошо заплатили за такую злую пропаганду, то ли он сам русских не любит, потому как первый фильм про подлодку хоть и содержал кучу клюквы, но она хотя бы была крепко подслащенной. При том, что «Охота на красного Кашалота» была явно с очень солидным бюджетом — подлодка, декорации, замок, настоящие корабли, один из которых был при этом утоплен — выходит, что фильмы про очень никчемных русских не есть общепринятая практика.
Я еще поиграл в карты, а затем мы снова пошли в тир. Там я, стреляя из пистолета, тайком проверил, что попадаю в мишень даже с закрытыми глазами, не целясь.
— Да, кстати, Зигфрид, ты не поверишь, но вчера, почти аккурат, как ты ушел, Ирму Грезе вышвырнули.
— Правда, что ли? — сделал я большие глаза.
— Да, правда, лично видел, когда выходил в сад покурить, —
сказал Аксель. — Ну как вышвырнули — выставили и все. Смотрю, а два лба из внутренней охраны ведут ведьму под руки к воротам. Просто вывели ее на улицу за ворота и закрыли за ней.— А я говорил же, с какого-такого дива дивного граф вообразил, что ей можно доверять? — ухмыльнулся Конрад. — Кто был прав? Конрад был прав. Как в воду глядел.
Я поухмылялся вместе со всеми, притом вполне искренне: больше тут некому смотреть на меня, как на говно.
Утром случилось то, что и должно было случиться рано или поздно.
За мной пришли люди из Службы Безопасности Рейха.
Впрочем, черт оказался не так страшен, как его малюют: оба агента выглядели как вполне себе респектабельные, но неброские, ничем не примечательные господа. Хорошие пиджаки, совершенно стандартные прически, один в очках, делающих его похожим на учителя средней руки. А то, что у них умные, цепкие глаза, видно только вблизи.
Встреча состоялась в довольно большой комнате с длинным столом, что-то вроде зала, в котором часто изображаются совещания высшего руководства разных корпораций. При этом нам с агентами отведены места в одном конце стола друг напротив друга, а в другом конце довольно вольготно расположились сам граф, оба его сына и Брунгильда на своей мотоколяске. Еще у стены застыли два охранника «при параде», и я сразу отметил изменение: ранее охрана всегда присутствовала в режиме «вольно», то бишь охранники стояли, как им удобно, и с оружием в той или иной степени готовности. Сейчас оба застыли — ноги на ширине плеч, руки за спиной в замке, под мышками пистолеты в кобуре, но нет «дунклерхаммеров».
Итак, встреча проходит «под патронажем» графа, как я понимаю ситуацию. Наверно, это хорошо.
Войдя, я первым делом поздоровался с графом и прочими Айзенштайнами, адресовав полупоклон головой Брунгильде, затем поздоровался с агентами и сел напротив них.
— Здравствуйте, герр Нойманн фон Дойчланд, — сказал тот, которого я сразу определил как «старшего», — меня зовут Финч, а это мой коллега Кляйнер. Мы из СБР и хотим задать вам кое-какие вопросы касательно…
Тут дверь у меня за спиной распахнулась.
— Уф-ф, прошу прощения за опоздание, застрял в пробке! Ваша светлость, господа, герр Нойманн! — сказал вошедший, плюхнулся на стул возле меня и сообщил агентам: — Я Айсманн, юрист Дома Айзенштайн, по распоряжению его светлости представляю интересы герра Нойманна.
Я скосил глаза на Айсманна и узнал в нем того самого невысокого круглолицего очкарика с залысинами, с которым составлял доверенность на ведение моих дел.
Агенты выглядели сбитыми с толку и расстроенными.
— Э-э… прошу прощения, — сказал Финч, переводя взгляд с меня и адвоката на графа и обратно, — но как бы герр Нойманн ни в чем не обвиняется, он проходит по делу как свидетель и жертва, и если мы правильно проинформированы, заранее согласился сотрудничать… Я ничего не путаю?
— Нет, не путаете, — заверил его Айсманн, — однако мой клиент, вследствие нанесенной ему травмы, дееспособен лишь ограниченно. Он не помнит многих элементарных вещей, и моя обязанность — проследить, чтобы никто и никак не смог использовать состояние моего клиента ему во вред. Сразу же информирую вас, герр Нойманн, что данный разговор является сугубо добровольным и вы можете прекратить его в любой момент, по состоянию здоровья или без объяснений. Хотя в целом, исходя из вашей роли и ситуации, как это известно мне, наиболее оптимальной стратегией является предоставить агентам информацию, если это вам не вредит и сама беседа не слишком обременительна.
— Спасибо за разъяснение, герр Айсманн, все в порядке. Задавайте ваши вопросы, господа агенты.
— Спасибо, герр Нойманн. Вынужден сразу же особо уточнить: насколько буквально следует понимать утверждение о том, что вы не помните ничего за последние семь месяцев?
— Сверхбуквально. Я не помню ни предшествующие семь месяцев, ни то, что было до них. Моя предыдущая жизнь до пробуждения в подпольной лаборатории — белый лист. Опытным путем установлено, что я не забыл германкий язык и как стрелять. Все остальное — увы.