Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки
Шрифт:
Из всех ветеранов Луккезе, которых Кассо привел в объятия правительства, Тумак Аккеттуро, вероятно, страдал больше всех. Его тридцатипятилетний путь от подмастерья с зарплатой в 75 долларов в неделю до самых высоких ступеней в преступной семье и его окончательное дезертирство отражают современную историю американской мафии. В интервью, взятом в тюрьме в Ньютоне, штат Нью-Джерси, вскоре после своего обращения, Аккеттуро был рапсодом, с ностальгией вспоминая годы своей славы под благосклонным управлением Дакса Коралло. Он мифологизировал Козу Ностру в том виде, в каком она функционировала с 1960-х до конца 1980-х годов, как подлинное Почетное общество, населенное достойными людьми, которым в противном случае было бы отказано в продвижении по службе и богатстве из-за их этнической принадлежности и скромного происхождения. В романтизированных воспоминаниях Аккеттуро его поколение мафиози прибегало к убийству и силе в крайнем случае и только за
Давление правоохранительных органов в конце концов поставило Аккеттуро перед мучительной дилеммой: погибнуть в тюрьме или отказаться от своих обетов, став крысой. Он не сомневался, что при его прежних уважаемых начальниках он вынес бы тюремный приговор и до самой смерти соблюдал бы кодекс омерты. «Это не был всеамериканский путь. Это была жизнь, которую я выбрал, и я считал себя человеком чести и придерживался бы ее всегда».
Но, придумав вымышленные причины для его убийства, Гаспайп Кассо и Вик Амузо разрушили веру Аккеттуро в священные принципы Козы Ностра. Он рассудил, что они, а не он, были предателями и перебежчиками, и поэтому его отречение было оправданным.
Мафиозная жизнь Аккеттуро была комфортной до того, как федеральные и государственные органы перешли в наступление на мафию. «Тогда мы были дисциплинированы, скоординированы и организованы лучше, чем они, и мы воспользовались этим. — Он улыбнулся, вспоминая те прекрасные годы, когда правоохранительные органы были слабы. — Теперь все наоборот. Эти парни скоординированы вместе, и мы пытаемся убить друг друга».
По его мнению, при более эффективном руководстве семья Луккезе могла бы противостоять правительственной кампании и преодолеть ее. Будучи непосредственным свидетелем резкого распада и упадка боргаты, Аккеттуро критиковал кадры, сформированные в 1980-х и 1990-х годах, как более преданные жадности и наркоторговле, чем почитаемым правилам поведения мафии. Он выделил Гаспайпа Кассо как главную фигуру, стоящую за внутренней аномией, которая привела к распаду Луккезе. «У Кассо и его людей не было ни подготовки, ни чести, — скорбно размышлял Тумак. — Посмотрите на след, который он оставил после себя. Он готов продать душу за деньги. Он выбросил старые правила в окно. Все, что он хотел делать, — это убивать, убивать, получать все, что можешь, даже если ты этого не заслужил. Это главная причина, почему мы распались».
46. Пижамная игра
Почти каждый день седеющий, потрепанный мужчина выходил из краснокирпичной многоэтажки в Гринвич-Виллидж и осторожно переходил улицу. Обычно рядом с ним находились один или два человека, которые помогали ему преодолеть расстояние в двести футов по Салливан-стрит. Обычным местом назначения этого сутулого человека был мрачный клуб при магазине, где он коротал часы за игрой в карты. В большинстве дней он был одет неприметно: мешковатые брюки, рабочие ботинки, ветровка, шерстяная шапочка. Но бывало, что в мягкую погоду он выходил на улицу, казалось, дезориентированный, в пижаме, халате и тапочках. В уличной одежде или в пижаме его иногда сопровождал и помогал ему брат, римско-католический священник и общественный деятель в Нью-Йорке.
Для прохожих и жителей близлежащих домов помощь, которую оказывал небритый мужчина средних лет во время своих коротких прогулок по району, выглядела как сострадательная забота со стороны близких родственников и друзей. Его мать и брат охарактеризовали своего шатающегося родственника, который бормотал про себя, пускал слюни и открыто мочился на тротуары, как психически и физически неполноценного.
Эти прогулки в пижаме были обычным делом в 1970-х и 1980-х годах для бывшего боксера-тяжеловеса, который, по свидетельствам множества врачей и психиатров, к пятидесяти годам страдал от поврежденного сердца и слабоумия, корни которого уходят в органические повреждения мозга. Родственники характеризовали его как жалкого, пьяного в стельку бывшего бойца с IQ около 70.
У странного человека с Салливан-стрит было некое невидимое измерение. Поздно вечером его можно было найти в таунхаусе за миллион долларов, одетого в шелковый халат или спортивный пиджак, абсолютно вменяемого и контролирующего свою судьбу. В течение трех десятилетий он симулировал психическое заболевание. Невероятный обман был призван помочь ему избежать судебного преследования и тюремного заключения за
его истинное призвание. Он был Винсентом «Чином» Джиганте, одним из самых стойких и тиранических магнатов мафии.Другие мафиози выдавали себя за законных бизнесменов, Фрэнк Костелло пытался прикинуться джентльменом, Джон Готти и Аль Капоне — общественными благотворителями. Чин Джиганте был единственным мафиози, который притворялся сумасшедшим.
Редко появляясь на публике, за исключением коротких прогулок по Гринвич-Виллидж, затворник Джиганте был для Коза Ностры версией эксцентричного или полубезумного Говарда Хьюза, параноика, который в последние годы жизни управлял миллиардным бизнес-конгломератом, уединившись в номере отеля в Лас-Вегасе. Рассчитывая своим необычным поведением замаскировать свою настоящую роль босса мафии, Джиганте контролировал семью Дженовезе в конце двадцатого века. Он управлял многопрофильной преступной корпорацией, которая стала главной мафиозной боргатой страны, ее щупальца глубоко проникли в мафиозные семьи Филадельфии, Буффало, Новой Англии и Среднего Запада. С незаконными доходами, превышающими 100 миллионов долларов в год, банда Дженовезе под управлением Джиганте была незаслуженно названа в правоохранительных кругах «Лигой плюща» и «Роллс-Ройсом» американской мафии.
Коварный, вероломный и скрытный, Джиганте при малейшем намеке на предательство потворствовал избиению солдат, соратников, всех предполагаемых врагов. За одно лишь произнесение его имени или прозвища подмастерья и подражатели подлежали казни. За все время своего долгого пребывания на посту босса Джиганте сделал лишь одно исключение из своего правила — убивать любого, кто хоть отдаленно подозревался в переходе на сторону правительства. Исключением был не человек, а его соратник, работник семьи, к которому Джиганте относился почти как к сыну. Это был единственный раз, когда он нарушил свое железное правило наказывать потенциальных предателей, и он жестоко поплатился за то, что пощадил этого единственного человека. В конечном итоге это стоило ему империи преступного мира.
Гринвич-Виллидж и район рядом с Нью-Йоркским университетом и парком Вашингтон-сквер в Нижнем Манхэттене были местом, где Винсент Джиганте становился мальчиком и мужчиной. Его отец, Сальваторе, гравер ювелирных изделий, и мать, Иоланда, швея, эмигрировали из Неаполя в 1921 году. Они поселились в районе улиц Салливан, Томпсон и Бликер, который в 1990-е годы оставался красочным, слегка богемным продолжением соседней Маленькой Италии. Третий из пяти сыновей, Винсент родился 29 марта 1928 года. Винсент был распространенным именем в районе, и чтобы отличать его от однофамильцев, друзья Джиганте с ранних лет называли его «Чин». Прозвище произошло от привычки его матери обращаться к нему «Чинченцо» (произносится как «чин-чен-со»), итальянский эквивалент «Маленького Винсента» или «Винни». Его приятели сократили это имя до «Чин» — прозвища, которое он получил на всю жизнь.
Неусидчивый ученик, Джиганте (означает «гигант» по-итальянски) закончил восьмой класс, но бросил профессионально-техническую школу, Textile High, когда ему исполнилось шестнадцать лет — законный возраст для ухода из школы. В том же году, еще будучи несовершеннолетним, он получил «желтый лист», запись об аресте. В период с шестнадцати до двадцати двух лет Джиганте как минимум четыре раза попадал в полицию по целому ряду обвинений: скупка краденого, владение нелицензионным оружием, угон автомобилей, поджог, азартные игры и букмекерство. Большинство обвинений были сняты или решены с помощью небольших штрафов. Единственная претензия, которая к нему прилипла, — это обвинение в том, что он занимался приемом ставок на спорт в кампусе Бруклинского колледжа для крупной игорной компании, принимавшей ставки на баскетбольные и футбольные матчи колледжа. Пытаясь выглядеть крутым, окружной прокурор потребовал тюремного заключения, а не бессмысленных штрафов даже для мелких фигурантов дела, и Джиганте получил шестьдесят дней.
Когда его арестовали в конце подросткового и начале двадцатого годов, Джиганте указал свой род занятий как безработный портной. Крепкий юноша с сильным ударом, он был более известен как профессиональный боксер. Он дрался в полутяжелом весе в клубах и на небольших аренах по всему городу, выиграв двадцать один из двадцати пяти поединков, и его достижения были занесены в «Книгу рекордов ринга» Ната Флейшера, энциклопедию боксерского мира. В то время, в конце 1940-х годов, клубные боксеры проводили четырех- и шестираундовые поединки, обычно получая процент от проданных ими самими билетов, а не фиксированную сумму или кошелек. Это была эпоха, когда большинство мафиозных банд погрузились в профессиональный бокс, намереваясь устраивать поединки и контролировать бойцов, приносящих деньги. Хотя боксерская карьера Чина Джиганте сошла на нет, он имел честь быть управляемым крупным гангстером, Томасом «Томми Райаном» Эболи, соседом по Гринвич-Виллидж. Член семьи Лаки Лучано, Эболи был связан с рэкетом призовых боев, когда семью возглавлял Фрэнк Костелло.