Пять загадок России

1.4. В чём особенности Российской имперской политики?

Надо сразу сказать, что чёткой национальной политики в Российской империи не было. Причина тому – особенность русского характера – не доводить дела до логически завершённого конца, надеясь, что всё само собой «устаканится». В действительности часто так и происходило, а если нет, то разрушалось до основания. Но наша народная вера в «авось» и «небось» оставалась нерушимой во все века.

К концу XIX века Российская империя занимала одну шестую часть земной поверхности, на которой располагался большой конгломерат народов разных национальностей и вероисповеданий.

В 1897 году е Российской империи в первый и последний раз была проведена перепись населения, которое составляло тогда 129,2 млн. человек. Распределение населения по территориям было следующим: Европейская Россия – 94244,1 тыс. чел., Польша – 9456,1 тыс. чел., Кавказ – 9354,8 тыс. чел., Сибирь- 5784,4 тыс. чел., Средняя Азия – 7747,2 тыс. чел., Финляндия-2555,5 тыс. человек. В опросном листе не было пункта о национальности, но присутствовал вопрос о вероисповедании. Согласно законодательству Российской империи, ведение метрических записей о рождении, браке и смерти было предоставлено духовенству соответствующих конфессий. Религиозные конфессии вели метрические записи с разной точностью, самыми неточными в Империи считались метрики иудеев и мусульман, а у старообрядцев метрики велись полицией, фактически с ещё меньшей точностью. Не имея достоверной информации по национальному спектру народов Империи, оценим их множество по принадлежности к различным религиям. По переписи населения 1897 года, в Империи жили лица следующих вероисповеданий:

Особенностью национального разделения в Российской империи было наличие так называемых «инородцев». К «инородцам» относились подданные русского государства не славянского и не европейского происхождения, проживавшие в Сибири, Туркестане, в горах Кавказа, Астраханской, Ставропольской и других южных губерниях. Инородцами также считались самоеды Архангельской губернии и евреи. Отношение к инородцам в государственном и житейском планах было особенным. Так, например, в процессе завоевания и освоения Сибири выходили отдельные распоряжения русских государей о необходимости «с лаской» относиться к инородцам, не допускать обид со стороны казаков и крестьян, не вытеснять их с насиженных мест и не использовать в несвойственных для них работах. Но только в 1822 году, почти через триста лет после начала освоения Сибири, появился официальный акт Российской империи «Устав об управлении инородцами». Он разделял инородцев на «оседлых», «кочевых» и «бродячих», и согласно этому разделению определял их административный и правовой статус. На горцев Кавказа и инородческое население Закаспийской области (туркменов) распространялось так называемое военно-народное управление.

Автором Устава «Об управлении инородцев» был один из умнейших людей России – граф Михаил Михайлович Сперанский. Ему не пришлось что-либо менять коренным образом в устоявшихся отношениях, он обобщил сложившуюся практику касательно инородцев и возвёл её в ранг официальной политики, позже распространённой и на присоединённые народы Туркестана. Такой подход придал официальной политике жизненную силу, поскольку она соответствовала характеру русского народа и прошла проверку временем на огромной территории. Конечно, если бы это было сделано лет на сто раньше, то… но тут мы опять приходим к нашему русскому «если бы, да кабы». Поэтому вернёмся к Уставу. Большинство его положений действовало вплоть до Февральской революции 1917 года. Он основывался на пяти основных положениях русской национальной политики.

Первое и самое важное – подчинённость национальной политики интересам государства. Суть этого положения в том, что государство взаимодействовало с любой нацией, входящей в его состав, основываясь на её лояльности к власти. Если нация лояльна, то она не облагалась никакими запретами и ограничениями в своей национальной деятельности, будь то религия, обычаи или образ жизни. В случаях, когда определенные нации или национальные группировки проявляли враждебное отношение к власти, их деятельность существенно ограничивалась или вообще пресекалась.

Второе – слияние русской и национальной элиты в общую государственную элиту. У национальных элит появлялся стимул встать в ряды аристократии Российской империи, при этом не лишаясь своего привилегированного положения в родных для них этносах. В результате российский самодержец осуществлял управление присоединёнными народами и народностями через национальные элиты, интересы которых совпадали с интересами Российской империи.

Третье – свобода вероисповедания для всех народов и народностей России. Здесь имело силу первое положение о лояльности к государственной власти. К нелояльным вероисповеданиям применялись строгие меры, например, существовали ограничения для католической церкви, которая явно или тайно поддерживала польские сепаратистские общественные настроения и антирусские политические движения. С другой стороны, практиковались поощрения «иноверцев», перешедших в православие. Привилегии в первую очередь касались вопросов налогообложения и расселения по территории России.

Четвёртое – единообразие юридического статуса территорий, установление единого стандарта подданства, управления и делопроизводства. Это вполне естественная мера для осуществления централизованного управления государством, она же требовала и русификации делопроизводства, что давало русскому языку статус государственного. При этом не допускались гонения или ограничения национальных языков.

Пятое – поощрение практики расселения русских на присоединённых территориях, в первую очередь на «национальных окраинах». Это положение было очень важным для повышения уровня цивилизации «инородцев», укрепления межнациональных связей и защиты территории государства.

Из этих Положений вытекает первая особенность русской имперской политики по отношению к инородцам – её наднациональность, то есть независимость отношения государства к инородцам от их национальности, вероисповедания и языка, это отношение определялось исключительно лояльностью к самодержавно-монархической системе Российской империи. Такая особенность позволила современному швейцарскому историку А. Каппелеру сделать следующий вывод о России монархического периода: «Россия была не национальным государством русских, а династически-сословно-легитимизированным многонациональным государством. Хотя в имперском патриотизме, который его объединял, имелись элементы, общие с русским этническим самосознанием (православие, общность истории, культуры), в нем все же превалировали наднациональные черты» /19/.

Вторая особенность заключалась в идее верховной самодержавной власти монарха как арбитра и заступника для всех народов Российской империи. Фигура самодержавного правителя государства служила идеологической и политической «скрепой» многонациональной державы и объединяла носителей многих языков и религий в границах единого государства. Идеализированный образ царя являлся для народов воплощением иллюзий и надежд на лучшую жизнь, что было характерно как для русской православной культуры, так и для культуры восточных народов России, находившихся на стадии раннего государственного развития. Поэтому культ царя формировался в основном стихийно в пределах государства, но также и насаждался властями на местах.

Третья особенность российской имперской политики заключалась в том, что она не носила чисто колониальный характер европейского типа, где метрополия была отделена от колоний, и население метрополии обладало повышенным уровнем благосостояния населения. В России сформировались единая территория, централизованная система управления, единая экономика, общее законодательство, уровень жизни русского населения был сравним с уровнем присоединенных народов. Создавалась общность культурной и политической среды народов империи, представителям других этносов не запрещались миграции в пределах империи, их не сгоняли в резервации. (Исключение составляли евреи. Для них была определена черта «оседлости», в пределах которой они могли проживать. Пересечение этой черты обусловливалось определёнными правилами.) В Российской империи национальный признак не имел значения и в организации территориального деления. Особый статус, обеспечивающий значительную степень самостоятельности, имели только те провинции, которые вошли в состав России, будучи уже сложившимися самостоятельными государствами (Польша, Финляндия, Армения, Грузия, а также Хивинское ханство и Бухарский эмират в Средней Азии). Все остальные территории, даже если там жило большинство нерусского населения, входили в состав государства на общих основаниях, то есть национальный признак не играл решающей роли в организации территориально-административного деления России: инородные объединения включались в Сибирскую, Кавказскую, Туркестанскую и другие губернии.

Перечисленные особенности русской имперской политики делали Россию в глазах инородцев более привлекательной в сравнении с другими государствами, граничащими с территориями их проживания. Это касалось как национальной элиты, получавшей дополнительные льготы от российского государства, так и простого народа, видевшего в законах империи и в личности монарха защиту от собственной знати. Вмешательство чиновников в сферу, регулируемую обычаями и традиционными установками, было, как правило, минимально необходимым. Инородцы не знали крепостничества и были освобождены от несения воинской повинности. У них была возможность не ассимилироваться и сохранить свои жизненные устои и культурную самобытность на территории своей исторической родины.