Пятая труба; Тень власти

Горячие слёзы хлынули по щекам Магнуса.

Небо над крышами сияло светлой синевой. Готические башенки, украшавшие здание, разом приобрели форму и цвет. Тени, словно лишние одежды, упали на пол. Некоторое время они подержались ещё на могильных крестах и вдруг исчезли бесследно.

Серые до сих пор стены тюрьмы стали розовыми, как бы предваряя славу того грядущего дня, который уже не умрёт. По щекам Магнуса пронеслось свежее дыхание утреннего ветерка, как бы предостерегая его, что пора идти. Тем не менее он продолжал оставаться у двери, как бы ожидая, что она отворится.

Чу! В вышине зазвучали голоса ласточек, приветствующих наступление дня. Сильные своей любовью, они весело идут навстречу своим радостям, опасностям, страданиям, ибо и их день не свободен от этого. Но они не боятся этого, и их маленькие сердца наполнены радостью, ибо Отец Небесный в своей справедливости печётся и о них.

Взгляни! Вот дом стоит как бы в огне. Лучи солнца сползают с крыши по стенам, словно расплавленное золото, и в окнах отражается пламя загоревшегося востока. Выше и выше поднимались ласточки, воспевая славу Господню.

И к ним вдали присоединялись другие голоса, словно эхо музыки сфер, грядущих из мирового звёздного пространства. И, проносясь над могильными плитами, голоса эти громко возглашали: «Нет смерти там, где есть любовь. И любящие во грехах не погибнут. Ибо праведен Бог, и над любящими будет иной суд, чем над теми, кто не любил...» Тихо скрипнула узкая дверь, через которую ушёл он от рабства. Из неё вышла женщина, закутанная во всё чёрное. Голова её была низко опущена. Тяжело шла она, как вдруг резкий звук заставил её вздрогнуть и остановиться. Тёмная мужская фигура перегородила ей дорогу. Он бросился перед ней на колени и стал целовать подол её платья, пряча голову в складках её одеяния.

Он хотел говорить, но не мог. С его губ вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Наконец речь его стала более внятной.

— Прости, прости! — кричал он прерывающимся голосом.

— Что вы хотите? — хрипло спросила она, стараясь освободиться от него.

— Разве ты не видишь, что я не могу говорить? Что я не могу поднять голову от стыда? О, зачем ты это сделала!

— Что я сделала? — спросила она тем же холодным тоном. — И зачем вы здесь?

Наконец он стал говорить более связно.

— Когда ты открывала внутреннюю дверь, ты протянула руку, и рукав откинулся. Я узнал твою руку, но в это мгновение наружная дверь захлопнулась передо мной. Я в отчаянии стучал в неё, но никто не ответил мне. О, не хитри со мной! — воскликнул он, заметив её отрицательный жест. — Я знаю всё. И всё это... ради меня... о, Боже мой! И ты опять впала в грех, ты, отринувшая грех!

— Да, я согрешила. Но не вы... Я имею право быть тем, чем хочу.

Поражённый величием и ужасом того, что она сделала, он продолжал стоять перед ней на коленях.

— Если вы всё знаете, — продолжала она, — то разве вы не знаете того, что вы не должны медлить здесь?

— После того, что было, разве я могу уйти отсюда, жизнь моя? Скажи, разве я могу уйти от тебя?

Её фигура замерла, как у человека, переживающего мучительную боль.

— Я думала, что жертва полна, — прошептала она, — но вижу, что ошиблась. Любовь ко мне! Теперь! Вы, который так осуждали всякую нечистоту! Вы, который неделю тому назад объявили мне, что любите другую! Я не знала, что вы принадлежите к числу тех, у которых любовь меняется через неделю...

— Бывают в жизни человека дни, которые нужно считать за годы. Бывают и такие события, которые стирают границы пространства и времени.

— Но есть вещи, память о которых сохраняется, — продолжала она с горечью. — Разве вы забыли, что вы сказали мне всего несколько дней тому назад? Теперь я стала действительно тем, чем вы меня назвали.

— Нет, нет! — страстно закричал он и поднялся с колен. — Ты согрешила, но твой грех посрамил добродетель других. Ты рискнула миром своей души, чтобы спасти душу того, кто так жестоко оскорбил тебя. Пойти на всё, чтобы спасти меня!

И он страстно бросился к её ногам и обнял её колени.

— Прости меня! — вскричал он. — Прости!

— Я прощаю вас, если только такая особа, как я, может прощать. Теперь встаньте и дайте мне пройти.

— Пройти! — вскричал он, не выпуская её колен. — Понимаешь ли ты, что говоришь? Разве наши судьбы теперь не соединились?

— Нет, это невозможно.

— Ты не простила меня?

— Я для вас не товарищ.

— Может быть, я недостоин тебя, хотя все эти годы я бессознательно, но страстно искал тебя в образе других, искал, как в тёмную ночь человек ищет зари!..

— Зари! Вы бредите! Довольно. Позвольте мне уйти с миром.

Он поднялся с колен и загородил ей дорогу.

— После всего того, что было, как можем мы расстаться? — просто спросил он. — Моя любовь сильна, хотя и родилась во мраке ночи. С тем же успехом стала бы ты останавливать восход солнца: через минуту оно взойдёт, и лучи его заиграют на твоём лице. Всю жизнь мою я мечтал о том, чтобы встретить человека, который возлюбил бы меня, как ты возлюбила меня, — тихо и нежно продолжал он. — Мы оба впали в грех, но не совершили низости. В заблуждении мы искали истину, во мраке свет. Неужели мы наконец не увидели его? Господь справедлив, и ты обрящешь новую непорочность, когда разогнан будет мрак.

Впервые она вышла из своего оцепенения.

— Будет ли? — с отчаянием вскричала она. — О, никогда не вернуть мне моей чистоты и непорочности!

Чтобы не упасть, она прислонилась к стене и, схватившись руками за выступавшие камни, судорожно зарыдала.

— Не прикасайтесь ко мне! — восклицала она сдавленным голосом. — Молчите! Я не раскаиваюсь, нет, тысячу раз нет! Но я для вас не товарищ. Теперь я знаю, что такое стыд, и понесу его одна! — гордо добавила она, выпрямляясь. — Идите! Неужели я должна просить вас напрасно?

— Да, дорогая моя. Связь, которая нас теперь соединяет, нельзя разорвать словами. Как ты протянула мне руку, чтобы спасти меня от отчаяния, так и я протягиваю тебе руку, когда тени прошлого овладевают твоей душой. Твой грех — мой грех. Не сердись, если я прибегну к силе, ибо ты научила меня дерзать на многое.

Сильным движением он вдруг обнял её и поцеловал. Она закрыла глаза, как будто этот поцелуй обжёг её и со страстью, и отчаянием ответила ему тем же.

Вдруг она вырвалась из его объятий и бросилась на колени перед могилой, которая находилась возле неё. Перед ними было кладбище, ещё покрытое мраком. Между бледными цветами тихо высились темневшие кресты. Лучи солнца ударили ей прямо в лицо, но вид этих молчаливых крестов отнимал у них всю их прелесть. Сзади них поднимался уже день, но непреодолимая сила, казалось, задерживает его перед этой священной оградой, за которой царствуют смерть и темнота. Только через решетчатые ворота на другом конце кладбища падали скудные золотые лучи, освещая стоявшие за оградой деревья в цвету, выделявшиеся на серебристом фоне озера.