Пятая труба; Тень власти
Шрифт:
— Да.
— Я устрою всё сейчас днём и дам достаточно времени тем, кто должен покинуть город. Но я был бы очень рад, если б они поспешили это сделать, ибо разные непредвиденные обстоятельства могут заставить меня сократить данный им срок. Будьте добры возвратить мне списки.
— Вот ваши списки, сеньор.
Она взяла их со стола и передала мне.
Глубокая жалость к ней охватила меня в ту минуту, когда она стояла передо мной с крепко сжатыми губами, бледная как смерть. Несмотря ни на что, я ведь любил её. Одну минуту мне хотелось сказать ей, что я спасу всех
— Какое ручательство вы дадите мне в том, что сдержите своё обещание?
— Только моё слово. Вы можете рискнуть в этом случае, ибо вы всё равно в моей власти. Я не отступлю ни на йоту от того, что сказал. Вы ещё не знаете дона Хаима де Хорквера. Я не купец, чтобы изменять свои условия или давать ручательства.
Она прикусила губы и опустила глаза.
— Хорошо, я верю вашему слову, — промолвила она после небольшой паузы.
Я поклонился:
— Мне остаётся только просить господина ван дер Веерена принять меня.
— Он ждёт вас. Но… он воображает, что я счастлива. Прошу вас, не разрушайте эту иллюзию.
— С удовольствием. Я вообще не люблю разрушать никаких иллюзий, у кого бы они ни были.
Я нашёл ван дер Веерена в его комнате. Не помню, что я говорил ему. Кажется, я старался объяснить такой короткий срок особенностями военного времени — теперь в Голландии нужно скорее справлять свадьбу, иначе она рискует быть отложена навсегда. Должно быть, то, что я говорил, было верно, ибо под конец он засмеялся и сказал:
— Я рад, что моим зятем будете вы, дон Хаим. Вряд ли кому я отдал бы свою дочь с такой охотой. Прошу вас, сделайте, чтобы она была счастлива.
Я кивнул. Видит Бог, я сам хотел этого.
— Что касается её приданого… — начал было он.
Но тут я перебил его, вспомнив то, что уже раньше сказал на этот счёт.
— Прошу вас выслушать и понять меня как следует. Я дал себе зарок взять себе жену без гроша, будет ли она богата или бедна. Позвольте мне теперь сдержать этот обет. Мы, южане, как известно, народ суеверный.
Он смотрел на меня с величайшим изумлением.
— Странное условие вы ставите, дом Хаим. Моя дочь знает об этом?
— Да, и она согласна на это. Мне кажется, я заразил и её своим суеверием, — отвечал я, грустно улыбнувшись.
Он пристально взглянул на меня:
— Надеюсь, Изабелла не сказала ничего такого, что вы могли бы истолковать дурно. У неё благородное сердце, но иногда её суждения слишком поспешны и необдуманны. Если она сказала что-нибудь ненужное, прошу вас извинить её. В ней течёт кровь моей матери — та же горячая, южная кровь, что и в вас дон Хаим.
— Я это знаю. Но мы вполне согласны относительно этого условия. Это единственная моя просьба к вам, но я очень на ней настаиваю. Я бедняк в сравнении с вами, но всё-таки у меня достаточно средств, чтобы содержать жену приличным образом. Не думаю, чтобы донна Изабелла чувствовала недостаток в чём-либо таком, к чему она здесь привыкла.
Он продолжал
смотреть на меня вопросительно. Тут, по-видимому, впервые в его голову закралась мысль, что между мной и ею не всё идёт так гладко, как это кажется.— Не такое теперь время, чтобы презирать деньги. В них тоже большая сила. Я бы никогда не стал разделять подобных суеверий.
— Мы все имеем свои слабости, — с беззаботным видом отвечал я.
— Если тут есть какие-нибудь задние мысли, то скажите мне, дон Хаим. Не забывайте, что я её отец.
Он был прав. Но я уже дал обещание.
— Я уже объяснил вам, в чём дело, господин ван дер Веерен. Если моё желание кажется вам странным, то потерпите немного. Теперь я не могу ничего сказать.
— Но вы, конечно, не будете иметь ничего против, если я сделаю кое-какие подарки дочери?
— Конечно, но лишь с тем условием, чтобы они принадлежали лично ей и не были бы моими даже в глазах закона.
Он опять взглянул на меня:
— Вы мне сказали, что у вас всё идёт хорошо, иначе я… Положение было трудное. Но что я мог сделать? Не мог же я не исполнить первой же её просьбы.
Старый ван дер Веерен не продолжал разговора. Не знаю, что он думал. Он приказал принести бутылку лучшего вина, и мы, не торопясь, выпили её из прекрасных венецианских стаканов, разговаривая о разных предметах, но о чём именно, этого я никогда в жизни не мог припомнить.
— Было бы желательно, чтобы все испанские офицеры были похожи на вас, дон Хаим, — заметил он мимоходом. — К сожалению, это не так.
— Но ведь и не все голландцы похожи на вас, мин хер, — ответил я с поклоном.
— Славный ответ! — вскричал он. — Вы должны знать, что один из офицеров короля Филиппа уже сватался за Изабеллу. Она говорила вам об этом?
— Кажется, она упоминала об этом факте, но без всяких подробностей.
— Я думаю, что лучше будет не называть его имени: дело это окончилось к общему удовольствию обеих сторон. Изабелле он не нравился, а ему нужны были только её деньги. Пришлось таким образом откупиться от него.
Теперь ключ к тем словам, которые она сказала накануне, был моих руках. Может быть, он и нравился ей немного, кто знает? Но я не могу ей простить того, что она поставила меня на одну доску с человеком, который так себя унизил.
Нужно было уладить ещё одно дело, не терпевшее отлагательств.
— У меня есть до вас дело, мин хер, которое, может быть, плохо вяжется с нашей теперешней беседой, но которое не терпит отлагательств. Вчера утром я получил из Брюсселя вот эти бумаги. Кто составлял списки, я не знаю.
Он взял списки. Внимательно просмотрев их, он стал чрезвычайно серьёзен.
— Что же вы намерены делать, дон Хаим? — спросил он.
— Я хочу спасти этих людей, — коротко отвечал я. — Скажите мне, каким путём вам удавалось ускользать до сего времени?
Он вздрогнул и бросил на меня быстрый взгляд.
— Я всё время думал, дон Хаим, что вы замечаете это.
— Я действительно заметил это относительно вас и некоторых других.
— Вы благородный человек с широким кругозором, дон Хаим.