Пятьдесят оттенков темноты
Шрифт:
Это прозвучало так нелепо, что все рассмеялись, и атмосфера немного разрядилась. Иден с улыбкой сказала:
— Раз уж ты затронула этот вопрос, я могу сказать, что все уже решено. Мне не хотелось объявлять, пока не улажены все детали. Мы собираемся оставить Джейми, он будет нашим сыном, и осталось лишь несколько формальностей. Разумеется, Вера будет проводить с ним столько времени, сколько захочет, пока не привыкнет к новой ситуации.
Мы все были слегка ошарашены. Никто — к какому бы лагерю он ни принадлежал — не мог предположить, что все произойдет так быстро. Я вспомнила, как Вера умоляла нас похитить Джейми. Всего лишь неделю назад она обращалась к нам с Эндрю за помощью.
— Но Вера его любит, — сказала я. — Джейми для нее все.
Иден меня ненавидела. И это придавало
— Тем более она должна желать ему самого лучшего.
— Знаешь, так не бывает. Никто не способен на подобное самопожертвование.
— Я не собираюсь с тобой это обсуждать, Фейт. Ты недостаточно взрослая, чтобы понять. Насколько мне известно, ты еще учишься, если так можно выразиться.
— Я узнаю любовь, когда вижу ее, — сказала я. — На прошлой неделе Вера просила нас с Эндрю забрать от тебя Джейми. Она намекала, что ты удерживаешь его силой.
— О, Фейт, — простонала Хелен.
Эндрю не стал меня останавливать. Не сказал ни слова. Генерал спросил его, правда ли это, и в ответ Эндрю просто пожал плечами. Но даже если бы он поддержал меня, если бы все остальные поверили, что мы могли сделать? Патриция вышла из комнаты, уведя с собой Алана.
— Пойдем прогуляемся, Алан, — позвала она.
— Неужели вы считаете, — с безграничным презрением сказала Иден, — что Вера согласилась бы жить у меня, что я теперь ехала бы за ней, если бы она возражала против усыновления Джейми? Да? Неужели вы думаете, что Вера позволила бы это? Почему она просто не взяла Джейми и не ушла с ним? Или Фейт полагает, что я удерживаю его как пленника?
Ответов на эти вопросы у меня не было. Вскоре Иден ушла, холодно попрощавшись со всеми. После ее ухода генерал принялся отчитывать меня, назвав подстрекательницей. Я жутко поругалась с Эндрю и в конце концов заставила его признать, что Вера просила нас украсть Джейми. Я также заставила его рассказать об этом родителям, хотя он сгладил острые углы и приукрасил правду, представив дело так, как будто Вера находится в истерическом состоянии и нуждается в помощи психиатра.
Хелен расстроилась — на мой взгляд, несоразмерно. В то время люди иначе относились к душевным болезням. Им все время приходилось защищаться, говоря, что в их семье подобного никогда не было. Именно эти слова произнесла Хелен; испуганная мыслью о психическом расстройстве Веры, она тем не менее очень хотела все приписать болезни. Как бы то ни было, Хелен заявила, что выяснит все сама. Через день или два съездит в Гудни-холл и поговорит с Верой наедине.
Мне хотелось поехать с ней, но Хелен не разрешила. Не отказала прямо, но намекнула, что мое присутствие будет раздражать Иден. Чаттериссы не предупреждали меня, что нужно экономить и не пользоваться телефоном, и я позвонила отцу, чтобы сообщить о Вере и Джейми. Он так и не привык к телефонам — слишком поздно эти устройства появились в его жизни — и при разговоре обращался к телефонной трубке, а не просто беседовал с человеком на другом конце провода. Он говорил по телефону так, словно его голос записывался для людей, непривычных к звукам английского языка. Данное обстоятельство, а также тот факт, что отец, подобно Иден, считал меня слишком юной, чтобы вмешиваться в подобные дела, а также слишком самонадеянной для племянницы, сделало наш разговор бессмысленным. Отец повторял, что не может этого понять, но Вера и Иден должны знать, что делают. Но самое главное — я не должна ссориться с тетками.
Хелен вернулась в приподнятом настроении. Вера казалась абсолютно нормальной, и совершенно непонятно, что имел в виду Эндрю. Они с Джейми были на прогулке, ходили в Гудни-Парва, когда приехала Хелен. Разве это не опровергает любые предположения относительно того, что ребенка удерживают насильно? Вера привела его назад, отправила наверх к Джун Пул и поговорила с Хелен о том, что Джейми пойдет в школу. В сентябре он начнет посещать деревенскую школу в Гудни-Парва.
— Я поинтересовалась, будет ли она тоже тут жить, и Вера ответила, что к концу августа вернется в «Лорел Коттедж». Тогда я не сдержалась и спросила, правда ли, что Тони и Иден хотят официально усыновить Джейми. Вера сказала, что не знает насчет «официального
усыновления», но они оставят Джейми у себя, и мальчик будет жить с ними. Я поинтересовалась почему. Вера промолчала, только поморщилась. Она вышивала одну из этих нелепых наволочек — ты знаешь, дорогая, они с Иден всегда этим занимались, будто им назначена… — как это называется?.. — трудотерапия. Продолжала шить, не глядя на меня.— Ты задала главный вопрос? — подал голос генерал. — Ты спросила, действительно ли она этого хочет?
— Да, дорогой. Не нужно меня допрашивать. Вера достаточно спокойно сказала, что именно таково ее желание и больше не стоит об этом говорить. Я не думаю, Эндрю, что она немного не в себе, — не похоже. Больше похоже на апатию — ты понимаешь, о чем я.
Отец прислал мне письмо. Он нисколько не сомневается, что его сестры поступают правильно и ставят долг выше личной выгоды. Они получили должное воспитание, и именно оно сослужит им службу. В нашей семье не было психических расстройств, никаких, и я обязана это твердо усвоить. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы я волновалась из-за подобных вещей. В любом случае, ему кажется, что нелюбовь моей матери к его сестрам, которую он приписывал ревности, повлияла и на меня, заставив предвзято относиться к ним. Ему горько думать, что кто-либо пытался разрушить любовь и восхищение, которые я испытывала по отношению к Вере и Иден. И так далее. Не хочу ли я несколько дней пожить у них, прежде чем возвращаться домой? В конце концов, нет никакой необходимости так долго оставаться у Хелен, которая мне всего лишь наполовину тетка.
Ничто не могло заставить меня остановиться в Гудни-холле, даже если бы мне предложили. Естественно, Иден не предложила. Верная себе, она, вне всякого сомнения, будет ждать письменных извинений, прежде чем пригласить меня даже на чай. Я провела в Уолбруксе почти три недели, а потом отправилась домой к родителям, пообещав вернуться в сентябре, чтобы вместе с Эндрю отправиться в Кембридж к началу осеннего семестра. Отец отказывался понять, почему я не поехала к Иден и Вере. Мне начинали надоедать объяснения, особенно потому, что существовали вещи, известные и Вере, и Иден, но неизвестные остальным, а предпринимать что-либо, не зная этих вещей, было бессмысленно. Строить предположения тоже не имело смысла.
От Веры пришло письмо, которое, однако, не сохранилось. Не знаю почему — в сентябре явно не топили камин. Вера сообщала отцу, что вернется в Синдон к концу недели (она и так пробыла у сестры на две недели дольше, чем собиралась) и что Джеральд хочет развестись. Он встретил женщину, на которой намерен жениться, и предоставит Вере основания для развода. В те времена женщине, чтобы развестись с мужем, требовалось доказать преступное посягательство на супружество, адюльтер, оставление семьи или жестокое обращение — неудачного брака было недостаточно.
— Она только выиграет, избавившись от него; Джеральд вел себя по отношению к ней просто чудовищно, — сказал мой отец.
Иден заболела, причем в самое неподходящее для Гудни-холла время. Джун Пул взяла недельный отпуск. А с отцом Тони случился легкий сердечный приступ, и Тони уехал в Йоркшир. Спланировать все это было невозможно. Просто так совпало. Болезнь Иден в письме не называлась, что оставляло впечатление какой-то тайны. Явно не простуда и не грипп. Может, еще один выкидыш? К тому времени, как я вернулась в Уолбрукс, ее поместили в больницу.
Вера осталась в Гудни-холле с Джейми, экономкой миссис Кинг и женщиной из деревни, которая два раза в неделю приходила убирать в доме. О том, что произошло, Вера сама рассказала мне за два дня до моего возвращения в колледж. Я отчасти выполнила просьбу отца и провела две ночи с Верой, но не в Гудни-холле, а в «Лорел Коттедж». Наверху, в заново отремонтированной комнате, спал Джейми. Ночью должен был приехать Фрэнсис. К ужасу и негодованию матери, он воспользовался ее отсутствием, чтобы провести в доме «медовый месяц» с какой-то девушкой, по утверждению Веры, барменшей из Ипсвича. Вся деревня буквально содрогнулась от такого скандала и позора. Девушка уехала, а на следующий день — и Фрэнсис, но Вера ждала, что ночью он вернется — вне всякого сомнения, под утро.