Пятерка Мечей
Шрифт:
– В некотором роде! – улыбнулся Артем.
Чиновник вызывал у него сочувствие и жалость. Но заниматься самодеятельностью, когда речь идет о маньяке, бесполезно и даже опасно.
– Господин Касимов! – решительно сказал сыщик. – Вы должны дать мне слово, что больше не станете переодеваться и бродить по темным подворотням.
– Хорошо.
– И оставите Динару в покое. Она тут ни при чем… я надеюсь. В любом случае, вы только спугнете того, кто нам нужен. Ваши неумелые действия…
– Да-да! Я понял. – кивал головой Касимов. – Я обещаю. Вижу, что вы занимаетесь этим делом. Это меня успокаивает. Признаться, я решил,
– Как видите, это не так! – возразил Артем.
– Вы можете на меня рассчитывать, господин… Пономарев, кажется?
– Вашей памяти можно позавидовать! – искренне восхитился сыщик. – Вы еще не потеряли мои телефоны?
– Что вы! Как можно?!
– Тогда звоните мне, если вдруг что-нибудь вспомните или появятся новые идеи. Обязуюсь отнестись к ним с величайшей тщательностью.
– Спасибо… Я буду звонить. Вы можете на меня рассчитывать, господин Пономарев! Если нужно будет что-то уладить, о чем-то договориться… лучше меня вам никто не посодействует. Я заинтересован помогать вам!
Он полез в карман, потом в другой…
– Черт! Забыл портмоне! Вдруг вам понадобятся деньги… так вы не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне. Мне ведь их теперь вроде как и тратить некуда…
Вспоминая, с каким лицом, с какими несчастными, полными боли глазами Касимов говорил об этом, Артем исключил его из списка подозреваемых. Это не Павел Васильевич расправился с Вероникой и Авророй. Динаре тоже не следует его бояться. Кажется, Артему удалось договориться с Касимовым, и тот будет неплохим помощником в случае необходимости!
Глава 31
– Ты довольна, Лизонька? – спрашивала Анна Григорьевна, заглядывая дочери в глаза. – Это будет твоя комната.
Она сделала в квартире Альшванга небольшую перестановку и теперь показывала Лизе результат своих трудов. Прошла уже неделя с тех пор, как они продали свое старое жилье и переехали в дареную квартиру. Эта неделя далась им обеим нелегко. Лиза прожила ее как во сне, пугаясь собственной тени. Анна Григорьевна находилась в постоянном напряжении, так как Лиза не хотела оставаться одна ни на минуту. В первый день она вообще заявила, что поедет ночевать к подруге. Еле удалось отговорить ее от этой затеи.
– Ну скажи, Лизонька, чего ты боишься? – пыталась вразумить ее Анна Григорьевна. – Ведь Герман Борисович умер не здесь, а в больнице! Его и домой-то не привозили, только у подъезда поставили, чтобы соседи могли попрощаться, и сразу увезли в театр.
– А почему тут такой запах?
– Какой?
Анна Григорьевна ежедневно устраивала сквозняки, но неуловимый запах еловых веток и горящих свечей продолжал присутствовать. Странного тут ничего не было, потому как в квартире ставили цветы, складывали венки и жгли свечи. Потом все это забрали, а запах остался. И никак не хотел покидать квартиру. Анна Григорьевна даже решила, что это ей кажется, и пригласила для проверки Берту Михайловну. Старая актриса потянула носом и подтвердила наличие слабого сладковато-хвойного аромата.
– Вы сквознячок устройте, Анна Григорьевна! – посоветовала она новой соседке. – Через часик все вытянет!
Но запах оказался на удивление стойким. В конце концов, Анна Григорьевна купила освежитель воздуха и два раза в день распыляла его по всей квартире. Запах продолжал держаться: непостижимым образом он перебивал все остальное –
ароматы кофе, жареного мяса, духов, средства против моли, которым пришлось обрызгать все ковры и некоторые вещи Альшванга. Все оказалось бессильным!– Тебе кажется, Лиза! – уговаривала дочь Анна Григорьевна. – Это все нервы!
Комнату для Лизы решили устроить в бывшей спальне. Анна Григорьевна повесила новые, более светлые занавески; одну из двух кроватей убрали, а вместо нее в углу поставили рояль.
– Ты сможешь заниматься прямо здесь! Видишь, как удобно?
Лиза послушно кивала головой, но мыслями была далеко.
– Где ты витаешь? – рассердилась Анна Григорьевна. – Я так старалась! Скажи хоть, нравится тебе, или нет?
– Нравится, – еле слышно отвечала Лиза.
– Кровать я застелила новым шелковым покрывалом, и на подушки надела такие же наволочки. Правда, прелесть? Это я в шкафу нашла. Там столько добра, Лизонька, – просто глаза разбегаются…
Покрывало действительно было красивое – нежно-розовое, с персиковым отливом. С изнанки оно оказалось мягкое на ощупь и более светлое, чем с лицевой стороны. Лиза подошла и залюбовалась, поглаживая гладкую шелковистую поверхность. И вдруг она закричала, – громко, отчаянно…
– Что с тобой? – подскочила испуганная Анна Григорьевна. – Что случилось?
Лиза зажала рот руками и выбежала из комнаты, едва не сбив с ног свою мать. Анна Григорьевна посмотрела вокруг и сначала ничего особенного не заметила: она была близорука, а очки носить не любила. Приглядевшись, она обнаружила, что на одной из подушек лежит карта, – обыкновенная карта из игральной колоды. Анна Григорьевна протянула руку и взяла карту, повертела ее туда-сюда… Карта, как карта! Чего Лиза так испугалась?
– Лизонька! – позвала она дочь. – Это обыкновенная карта! Иди сюда!
С картой в руках, Анна Григорьевна отправилась на кухню, откуда раздавались рыдания Лизы.
– Чего ты так расстроилась? – недоумевала она. – Успокойся, прошу тебя! Смотри, это просто карта из колоды. У Германа Борисовича их полно… Но как она попала на кровать? Ума не приложу!
– Я тебе говорила, мама, что не смогу жить в этой квартире! – рыдала Лиза. – Мне страшно! Я не могу ночью уснуть! Я все время прислушиваюсь… Мне кажется, что та женщина… она все еще здесь…
– Какая женщина? Что ты выдумываешь?
В этот момент Анна Григорьевна вспомнила, что ей привиделось, когда она убирала черную ткань с зеркал. Она прогнала так некстати пришедшее видение и достала из холодильника бутылку с водой.
– На, выпей водички, – сказала она дочери, подавая стакан. – И перестань плакать, ради Бога! Ничего не случилось!
– Ничего?! – закричала Лиза. – Ты посмотри, что это за карта! Это же дама пик!
– Да… ну и что? – растерялась Анна Григорьевна. – Что здесь такого?
– Ты действительно не понимаешь, или притворяешься?
Анна Григорьевна не то, чтобы не понимала, – она боялась или сознательно не хотела понимать. Дама пик такая же карта, как и все остальные. Только больное воображение делает ее чем-то иным. Творческие люди часто бывают неуравновешенными, легковозбудимыми! У них неустойчивая психика. Лизонькин отец был таким же.
Лиза пила воду, и ее зубы стучали о край стакана.
– Не волнуйся же так, доченька! – гладила ее по плечу Анна Григорьевна. – Нельзя переживать из-за всякой ерунды.