Пятнадцать часов

– Прекрасно, Учитель, - Давир пожал плечами. – Вот ты и расскажи ему обо всем. Хотя я думаю, ты зря потратишь время. Можешь также рассказать ему, как надо чистить зубы и подтирать задницу. Я не хотел бы видеть последствия, если салага каким-то образом перепутает эти два жизненно важных процесса. Но что бы ты ни делал, делай это со стрелковой ступени. Все еще твоя очередь вести наблюдение. И запомни: если нам приходится нянчиться с салагой, это еще не значит, что орки забыли о своем желании убить нас.

– Видишь их? – спросил Учитель несколькими минутами позже, указывая на ничейную землю со стрелковой ступени, где он стоял рядом с Ларном, пока Давир и остальные играли в карты на дне траншеи. – Эта темно-серая рваная линия примерно в восьмистах метрах. Это позиции орков.

Глядя в полевой бинокль, который дал ему Учитель, Ларн проследил, куда он указывал, вглядываясь в пустошь перед ними. Там. Он видел их. Извилистая линия траншей, которая проходила по всей длине сектора с другой стороны ничейной земли. Смотря на нее, Ларн время от времени замечал неожиданно мелькнувшую голову гретчина или орка. Голова быстро исчезала из поля зрения, как только ее обладатель прятался за бруствером.

– Не понимаю, как я их раньше не видел, - сказал Ларн. – Конечно, бинокль помогает. Но сейчас я их и так вижу. Как я мог их не заметить?

– Это вопрос восприятия, - сказал Учитель. – Ты заметил, какое здесь все серое? Грязь, камни, небо, даже здания. Когда человек оказывается здесь впервые, он легко может не заметить подробности окружающего мира, они теряются в одном и том же сером цвете. Но есть едва уловимые различия. Различия, которые ты постепенно начнешь видеть, когда дольше пробудешь в этом городе. Ты слышал, что жители миров, покрытых джунглями, имеют в языке до сорока слов для обозначения зеленого цвета. На самом деле эти сорок слов обозначают различные оттенки зеленого. Оттенки, которые для нас кажутся одинаковыми. Но для них, с их восприятием, развитым в течение всей жизни, проведенной в окружении зеленого цвета, разница между оттенками так же очевидна, как разница между черным и белым. То же самое и здесь, в Брушероке. Ты будешь изумлен, насколько хорошо ты будешь разбираться в палитре серого, когда проведешь в этом городе несколько месяцев.

– Конечно, - продолжал он, явно довольный, что наконец нашел слушателя, готового выслушать лекцию, - если бы ты пытался найти позиции орков, ты бы их не пропустил. Это множество временных стен, валов и знамен их боссов, протянувшихся от одного края сектора до другого. Или кучи сожженной техники и трупов, используемые вместо мешков с песком. Детали разнятся от сектора к сектору. Месяц назад мы располагались в секторе 1-11. Там орки строили большие временные баррикады, через которые им приходилось буквально проламываться каждый раз, когда они нас атаковали. А потом они восстанавливали их, и снова проламывались, когда начинали большую атаку, и так далее. Видишь ли, у орков нет централизованной командной структуры, как у нас. Конечно, когда их боссы не заняты тем, что сражаются друг с другом, они обычно объединяются под командованием одного военного вождя. Но что касается действий в каждом конкретном секторе, местные орочьи боссы вольны делать все, что угодно. А конкретно этот босс, похоже, заглядывал в наши учебники - он приказывает своим подчиненным рыть замаскированные подземные блиндажи, окопы и траншеи вместо того, чтобы строить крепость напоказ, как обычно. Возможно, он умнее, чем обычно бывают вожди орков. А возможно, он просто подражает нашей тактике без какого-то четкого замысла. С орками точно не скажешь. Даже после десяти лет здесь мне все еще трудно отличить глупого орка от умного.

– Ты тоже здесь десять лет? – спросил Ларн. – Я едва мог поверить, когда Репзик сказал, что он здесь так долго.

– Мы все здесь воюем десять лет, - сказал Учитель. – Я, Давир, Булавен, Владек, Челкар, Свенк, Келл. Все солдаты в роте. В смысле, те, кто с Вардана. Конечно, среди пополнений было много таких как ты и Зиберс, которые были здесь гораздо меньше.

– Зиберс не с Вардана?

– Он? Нет, как я уже сказал, он из пополнения. Попал к нам примерно два месяца назад.

– А остальные роты полка? В них тоже много из пополнений?

– Остальные? Ты не понял меня, салага, - печально сказал Учитель. – Рота «Альфа» и есть весь 902-й Варданский. Мы – все, что осталось от варданцев здесь. Остальные мертвы.

– Ты хочешь сказать, что ваш полк уничтожен? – с ужасом спросил Ларн. – Из всего полка осталось в живых только двести человек?

– Даже хуже, салага. Когда мы впервые высадились в Брушероке, нас было три варданских полка. Но со временем мы стали нести тяжелые потери. Мы потеряли Варданский 722-й в первую неделю боев, когда штаб главнокомандующего приказал провести одно из их знаменитых «решительных наступлений» на позиции орков. Выжившие вошли в состав Варданского 831-го, который позже, в свою очередь, стал частью Варданского 902-го. Потом, за годы боев, были новые потери, солдат в ротах становилось все меньше, и роты объединяли одну с другой. Пока, наконец, не осталась одна только рота «Альфа». Сейчас, думаю, наша численность составляет примерно 244 солдата, возможно, три четверти из которых с Вардана. Значит, осталось примерно 180 или около того варданцев из тех шести с лишним тысяч человек, которые высадились здесь десять лет назад. На самом деле это не так отличается от ситуации с твоей бывшей ротой. Это вопрос истощения сил, понимаешь ли. То же самое происходит с каждым полком Гвардии в этом городе. Конечно, находясь на линии фронта так долго, мы страдаем от этого больше остальных. Я сомневаюсь, что в городе остался полк, в котором сохранилось бы больше тридцати процентов его первоначального численного состава. Это Брушерок. Здесь все упирается в вопрос истощения сил. Хотя, учитывая название этого места, это не удивительно.

– Название? – спросил Ларн, все еще ошеломленный мыслью, что люди, которых он видел вокруг – все, что осталось от шести тысяч гвардейцев.

– Да. Как-то нам пришлось провести около месяца, окопавшись в руинах разбомбленного здания, которое, как оказалось, было хранилищем старинных архивов города. Мне удалось прочитать кое-что из них до того, как Давир и остальные использовали их вместо туалетной бумаги. Давным-давно, до того, как здесь был построен город, это место называлось Скала Мясника, на местном диалекте – Бучерс Рок. Со временем, когда здесь вырос город, произношение названия исказилось до того, что мы знаем сейчас. Бру-шер-рок. Что касается происхождения этого названия, видимо, первое поселение, основанное здесь, служило центром планетарной торговли мясом. И, так сказать, остается им до сих пор.

– Остается до сих пор? – спросил Ларн. – Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Он имеет в виду, что весь этот проклятый город – одна большая мясорубка, салага, - прорычал Давир со дна траншеи. – А мы – мясо.

– Расскажи салаге о прометиуме, Учитель, - сказал Булавен. – Лучше, если он будет знать, за что мы сражаемся.

– Ах да. Прометиум, - сказал Учитель, взяв бинокль обратно у Ларна и положив его в чехол на поясе. – Собственно, за него здесь и идет бой, - потом, кивнув на Давира, он добавил: - Конечно, я уверен, если спросить Давира, он скажет, что война здесь идет только за выживание. Что тоже верно. Но ты не сможешь представить стратегию войны здесь, не зная о прометиуме.

– Стратегия, моя варданская задница! – сказал Давир. – Что значит для нас стратегия? Думаешь, человек вспоминает о стратегии, когда клинок орка входит ему в живот? Вы с Булавеном обманываете себя, Учитель. Ты думаешь, если бы здесь не было прометиума, орки просто ушли бы отсюда? Если бы это было так, следовало бы найти какой-то способ передать его им, не говоря уже обо всех этих фантазиях насчет убийства генералов. Ты слишком все усложняешь, Учитель. Орки хотят убить нас по одной простой причине. Они орки. Вот и все. Хотя, конечно, можешь рассказать салаге обо всех своих великих теориях. Я уверен, они ему очень пригодятся, когда вокруг снова начнут свистеть пули, и он обнаружит себя лицом к лицу с вопящей ордой зеленокожих. Но судя по тому, что я уже видел, ты окажешь ему большую услугу, если посоветуешь привязать к поясу веревку, а другой ее конец привязать к лазгану, чтобы он снова не потерял оружие.

С гримасой раздражения Давир вернулся к карточной игре, предоставив Учителю продолжать свою лекцию.

– Прометиум, салага, - сказал Учитель. – Вот почему орки здесь, и вот почему этот город так важен и для нас и для них. Помнишь, я говорил тебе, что город сначала был центром мясной торговли? Это было тысячи лет назад. В более поздние времена Брушерок стал центром по добыче и переработке прометиума. Было время, когда весь город представлял собой один гигантский очистительный завод, куда поступал неочищенный прометиум с буровых вышек к югу отсюда, чтобы быть переработанным в топливо. Хотя трубопроводы, по которым качали прометиум, давно перерезаны, в городе все еще полно прометиума. Миллиарды баррелей хранятся в огромных подземных резервуарах под городом.

– Но для чего он оркам? – спросил Ларн.

– Топливо, - сказал Учитель. – Десять лет назад, когда мы впервые высадились здесь, похоже, что орки были близки к завоеванию всей этой планеты. Но у них закончилось горючее для их бронетехники. И когда это произошло, они осадили Брушерок, надеясь захватить запасы прометиума в городе. Но мы остановили их, и без топлива наступление орков по всей планете просто захлебнулось. С тех пор сложилась тупиковая ситуация, когда мы заперты в городе, а орки пытаются захватить его. Безвыходная ситуация, которая, кажется, никогда не закончится.