Пятнадцать ножевых 2

— На чье имя писать? — поинтересовался я, доставая из кармана ручку.

— На Николая Николаевича, — буркнул Антон Васильевич.

— Вот, пожалуйста, — отдал я ему листик буквально через минуту.

— Быстро ты что-то, — Клочков поправил очки и прочитал объяснительную. — Хм, надо запомнить, такого еще тут никто не выдавал. Лаконично, ничего не скажешь. «В свободное от учебы время поступков, порочащих высокое звание советского студента-медика, я не совершал».

— А что, мне свое свободное время подробно описывать надо? — пожал я плечами. — Вот кому хочется проступки найти, — я кивнул на кляузу, которую Антон Васильевич на всякий случай прижал какой-то папкой, — тот пусть и доказывает, что таковые имели место. Я пойду?

— Идите, Панов, идите, — сказал Клочков, соединяя скрепкой мое объяснение с гнусным поклепом от Пилипчука. Или это женщина? Скоро узнаем.

* * *

Зашел в автомат, позвонил Томилиной. Сидит дома на больничном, скучает. Собирается со мной побеседовать на очень серьезную тему. Блин, одни загадки. У женщин все темы серьезные, от внеплановой беременности до покупки нового платья. Первого как-то не хочется, во втором я не эксперт. Ладно, договорились, что вечером заеду, когда родители на работе будут, там и поговорим, если Елена к тому времени не передумает.

Выходя из телефонной будки, зацепился взглядом за рекламное объявление. Ну да, этого добра здесь мало, практически совсем нет, вот взор и останавливается. Предлагалось пройти курсы подготовки водителей при ДОСААФ. Адресок, кстати, рядом совсем, пять минут ходьбы. А почему бы и не? К весне экзамены сдам, пока снег сойдет, можно и про транспорт подумать. Решено, иду! Время есть, деньги тоже, паспорт при мне. Что еще может помешать?

Как ни странно, никакой бюрократии. Записали на курсы, отправили в кассу оплатить. Девяносто семь рублей и три месяца. А потом экзамены — и ты водитель категории В. Без права найма. Пошел искать инструктора. Надо же еще на берегу узнать, что тут за правила игры. А то к оплате может добавиться головная боль.

Авдеев Константин Иванович оказался коренастым дядькой со смешной залысиной, как у певца Джо Кокера — у того тоже остался клочок челки на облысевшем лбу. Он сидел на пассажирском сиденье видавшей виды белой «копейки» и читал «Вечернюю Москву»

— Чего хотел? — спросил он, когда я уточнил его фамилию.

— Да вот насчет курсов узнать, — улыбнувшись, сказал я.

— В кассу платишь, расписание скажут. Что там узнавать? — буркнул он, возвращаясь к газете. Не сработала улыбка, значит.

— Я уже оплатил, и записался. Хотел бы обговорить некоторые... нюансы.

— Слушай, если ты научился на папкиной машине круг по двору сделать и знаешь, сколько фонарей в светофоре, то от занятий это не освобождает. Всё, свободен.

— У вас кран печки неисправен, — сказал я, узрев у него под ногами лужицу антифриза.

— Что? — он глянул себе под ноги. — Блин, и правда. Знаком с машиной?

— Можно сказать, в совершенстве, — ответил я.

У меня самая первая машина была — вот такая «копейка». Жена говорила, что за пять лет владения я под железякой провел намного больше времени, чем на ней. Наверное, не было в этом антиквариате такого ремонта, который бы я не делал, преимущественно — своими руками. Машина-конструктор. Потому что с больших денег пятнадцатилетнюю легенду отечественного автопрома никто покупать не будет.

— Ну садись, покажи совершенство, — хмыкнул Авдеев.

Завелся. Вроде нормально пока, машина прогрета, можно в путь. Особо вроде не тарахтит.

— Куда ехать? — спросил я.

— Вон к тому крыльцу пока, — показал Авдеев. — Потихонечку только.

Тронулся спокойно, плавно, без рывков. Сцепление убито в хлам учениками — отпускаем еле-еле. Да и что тут ехать, метров двадцать от силы.

— Еще куда-то? — полюбопытствовал я, когда инструктор вернулся. Оказывается, ему газету отдать надо было.

— Ну давай на улицу, хрен с ним, — махнул рукой Константин Иванович.

Мы выехали со двора ДОСААФ и потихонечку, под сорок, я покатил. Дорога пустая, чищенная от снега, никто не мешает.

— Вот тут останови, за сигаретами схожу, — показал на обочину инструктор через пару минут.

— Нельзя здесь, под знаком.

Не купился я на стандартный подвох. Знаем, плавали. Правда, это на экзаменах чаще: провоцируют на нарушение правил, потом замечание делают. Пару раз еще Авдеев пытался меня на такой фигне поймать — то через двойную сплошную поехать, то с крайнего левого ряда направо повернуть. Долго ездили, больше часа. Когда вернулись и я припарковался на том же месте, где мы встретились, инструктор вздохнул:

— Ну, навыки есть, правила знаешь. Но сам понимаешь, посещать надо... Хотя смотря по обстоятельствам, — заметно веселее сказал он, когда две купюры по двадцать пять рублей внезапно появились в поле его зрения. — Теорию сдашь?

— Да я столько не выпью, чтобы забыть, — ответил я. — В любое время и в любом состоянии.

— Ладно, как тебя? — Авдеев достал из кармана записную книжку. — На занятия можешь не ходить. Первые полтора месяца. Телефончик мой запиши, созвонимся, уточним детали перед экзаменами в ГАИ.

Второй полтинник я решил сейчас не отдавать. Время терпит. А через полтора месяца я его еще раз навещу, чтобы не забывал.

* * *

Ну всё, теперь к Давиду, за Кузьмой, которого он приютил у себя на время отсутствия. Заодно, как говорит незабвенный старший фельдшер Галина Васильевна, пизжиков выписать. Ибо инициатор должен получить сполна от своих действий.

Ашхацава ждал меня с известиями из деканата. Небось, уже извелся весь. По его подсчетам, меня там уже часа три держат в коленно-локтевой позиции. Про курсы водителей я ему, естественно, не сообщал. Зашел по дороге в гастроном, взял пивка пару бутылочек: посидим, пообщаемся.

Дава и вправду горел от нетерпения. Странное дело, он даже за свое вероятное отчисление не так переживал. Чует кошка, чье мясо съела. Впрочем, настоящего кошака предъявили во всей красе, спящего и с набитым брюхом.

— Привет, ну что там в деканате было? — нетерпеливо спросил он, едва я захлопнул дверь.

— Херово всё, — сказал я, стаскивая ботинок. — Некто Пилипчук, старший препод с общей гигиены, пожаловался, что я организовал видеосалон, где показываю антисоветчину и порнуху.

— Ну ничего себе! — воскликнул абхаз и добавил что-то вдохновенное на родном языке, мало похожее по интонации на пожелания долгих лет и здоровья. — Только Пилипчук — это баба. Помнишь, из соседней двери выглядывала?

— Помню. Интересно, откуда эта грымза высосала антисоветчину?

— Чтобы труднее отмазаться было, зачем же еще. Она же молодость провела среди газет с призывами покарать банду наймитов капитала и бешеных псов империализма. Объяснительную писал? Кому?

— Клочкову, — вздохнул я. — Написал, что в свободное время ничем предосудительным не занимался.