Пятнадцать ножевых 4

На этом, естественно, ничего не закончилось: я просто присоединился к свите сопровождения с приказом не отсвечивать и глаза не мозолить. Я и побрел, особо не стараясь вникать в подробности. Оно мне надо? Своих забот хватает, еще чужими голову забивать. Наконец, подошла и моя очередь, и я занял свое место рядом с начальником.

Оказалось, про номинацию он уже знал, по каким-то своим каналам. Поздравил, заодно и просветил, что за последние лет двадцать нашим там ничего не обломилось, да и до этого вроде не было. Не советских ученых это вотчина. Так что удачи нам надо побольше. Да и политику исключать совсем нельзя. Ничего более сказано не было, да и незачем. Прекрасно все помнят тупорылый бойкот Олимпиады, от которого если кому лучше и стало, то не спортсменам.

Я рискнул задать вопрос про шкуру неубитого медведя, мотивируя это тем, что никогда такого в моей жизни не случалось, вот и лезут в голову странные вопросы. Евгений Иванович хмыкнул и просветил:

— Обычно премия делится на две части, так что на вас двоих сто тысяч придется. Переводи в рубли по курсу, по двадцать тысяч на брата. Налоги, прочие расходы. Но тысяч по десять получите, чеками.

Я постарался загнать у себя в голове на задний план внезапно включившийся счетчик. Поблагодарил и собрался было уходить, но Чазов остановил меня. Повинуясь какому-то секретному жесту, свита враз отстала шагов на пять.

— Слушаю, Евгений Иванович? — у меня уже получалось разговаривать с ним уважительно, но без подобострастия.

— Я знаю, что вы были у Суслова, Панов.

Я промолчал. А что тут говорить?

— Вы знаете, что Михаил Андреевич фактически отказался от лечащего врача?

И тут я отделался мотанием головой.

— Вас, Андрей Николаевич, некоторые наши пациенты могут попытаться вовлечь в свои скажем так, игры, — при этом во взгляде Чазова откровенно читалось знание того, и кто это делает, и к чему оно может привести. — Осторожнее надо быть...

— Я вас понял. Спасибо, я обязательно буду иметь это в виду.

Работающий телефон-автомат я нашел буквально в квартале от больничных ворот. Юрий Геннадьевич, наверное, что-то уловил в интонации, потому что встреча последовала незамедлительно. И даже не возле достопримечательности. Во дворе какой-то пятиэтажки на Куусинена. Новость о разговоре с Чазовым взволновала его не на шутку.

— Эх, расслабились..., — махнул он рукой. — Говорил же я... Два раза плановый визит врача Михаил Андреевич отменял уже. Ладно, понял всё. Спасибо.

* * *

Проблему Пилипчук надо было решать. Поэтому с утра, вместо похода на пару, я отправился к Димону в Пролетарское УВД.

— Химическую ловушку? — здоровяк наморщил лоб, почесал в затылке. — А зачем тебе?

Я заметил, что мой орловский товарищ вырос в должности даже заимел себе небольшой кабинет, который делил с несколькими отсутствующими сейчас сослуживцами.

— Да надо тут проучить одну очень любознательную дамочку, — я напустил тумана. — Слышал, что у инкассаторов есть такая приблуда для их переносок — открываешь и взрывается пиропатрон с красящим средством.

Я выставил на стол две бутылки Арарата, что купил по дороге. Они сразу были исследованы на предмет количества звездочек и признаны годными.

— Хм... У нас тут вохровцы рядом сидят, — Димон убрал одну бутылку в стол, другую завернул в бумагу, положил в карман, — сейчас схожу, узнаю.

Товарищ ушел, а я принялся за чай, что мне налили сразу на входе. И что это за манера разбавлять заварку таким крутым кипятком?

Дмитрий вернулся уже спустя четверть часа. Положил рядом со мной что-то типа металлической муфты с тросиком.

— Вот такой механизм. Там внутри, значица, пиропатрон и реечный преднапряжитель на шестернях. Крепишь муфту на дно сумки, тросик к верхнему клапану изнутри. Вот сюда вворачиваешь флакон с красящим средством. Держи.

Мне была передана пустая емкость.

— Будь аккуратнее, как насторожишь муфту, — Димон прихлебнул чая. И как он пьет такой кипяток? — Предохранителя там нет. Родамин... поаккуратнее, ничем не отмоешь, одежду выбрасывать можно сразу. И это... жду рассказа о твоей Пилипчук.

— Это непременно. Может, даже фотки получатся, — заверил я его.

Дальше последовал визит к товарищу Ашхацаве. Он сегодня работал, так что пришлось поскучать в ординаторской. Но ожидание стоило того. Потому что Давид знал и где взять, и у кого, и даже сколько это будет стоить «под ключ». Да и жажда отомстить старой грымзе у него тоже присутствовала.

— Саня Авдотьев, помнишь?

— Ну и? — не понял я сначала.

— У него есть всё, что надо: фотоаппарат, увеличитель, и даже лаборатория в кладовке в нашей общаге. Так что завтра я к нему поеду, решим вопрос. Потому как вторая страсть у него после беготни с «Зенитом» — бухло. Дэнга давай, да? — улыбнулся Ашхацава, потирая пальцами в старинном масонском жесте, если верить Ильфу с Петровым.

— Держи двадцать, на всё хватит, — я вытащил из бумажника две красных купюры с ликом Владимира Ильича.

* * *

Хорошо, когда все сдают сессию, а тебе этого делать не надо. Это значит, что ты шестикурсник, без пяти минут врач. А потому можешь расслабиться и вообще, просто прогуляться по коридорам любимого института. Чем мы с Давидом и занимались.

— Слушай, пойдем в столовку, — предложил я. — Жрать хочу — сил нету.

— В эту тошниловку? — громко ответил Давид — Ну пойдем. Слушай, а свой портфель куда дел?

— Да в гардеробе на кушетке забыл.

— Ты идиот?! Там же у тебя Солженицын и «Хроника текущих событий»!

— Забей, ничего не случится, у нас можно мешок с золотом оставить и никто не тронет.

— Ну ладно, пойдем.

Мы вышли на лестницу и остановились. Давид осторожно приоткрыл дверь и, присев на корточки, заглянул в щелочку.

— Ну? — шепотом спросил я.

— Да погоди, — так же тихо ответил Ашхацава. — Во, вышла из преподской... бля! — он отшатнулся он двери, чуть не упав на задницу.

— Ты что?

— На меня посмотрела, — затрясся от смеха Давид. — Слушай, зырь ты, я заржать боюсь.

Я оттеснил несдержанного в эмоциях товарища и заглянул в щелочку. Пилипчук торопилась по коридору.

Мы аккуратно, на цыпочках пошли за ней. Потом необходимость прятаться отпала — студенты повалили с пары, в гардероб мы спустили уже целой толпой.

Громкий хлопок, а затем испуганный женский вопль усладой вошли в мои уши. Когда мы с Давидом подбежали, то увидели, как Оксана Гавриловна Пилипчук, старший преподаватель кафедры гигиены, а также кандидат медицинских наук, сидит на полу в окружении обалдевших студентов с красной мордой лица. Пока я пробирался вперед, Давид тихонько из-за спин щелкнул затвором Зенита.