Пятнадцать псов

За долгие годы Принц изучил большую часть города, но лучше всего он знал его центр и юг, предпочитая часть Торонто, ограниченную районами Вудбайн, Кингстон-роуд, Виктория-парк и озером Онтарио, всем остальным. Деля свое время между множеством хозяев в районе Бичес, пес начал думать об этом месте как о своем доме. Он знал все его закоулки и особенно любил некоторые места: например, парк Глена Стюарта, в который можно было попасть, спустившись с Кингстон-роуд. Или берег озера зимой с жестким, мокрым песком, или запах все того же озера летом: металл, рыба, масла, которыми намазывались люди.

Принц знал множество безопасных маршрутов через свою территорию. Он мог, – если бы пришлось – ориентируясь только по запаху, пройти свой путь от Кингстон в районе Мэйна до самого конца Невилл-парка, от Кью-Бич на северо-востоке до пересечения Уиллоу и Бэлсам. Некоторые улицы он знал, конечно, лучше других – Кингстон-роуд, например. Ну что за извилистая прелесть! Как она петляла, услаждая самые разные органы чувств чопорными химическими запахами бетонных зданий, ароматами странных пряностей, свежего хлеба, влажностью парка Глена Стюарта, непредсказуемыми испарениями из домов, мерцаниями уличных фонарей, светофоров и прочей городской иллюминации по вечерам, людьми с их подзываниями: «Иди сюда, вот так, хороший мальчик!», и их ладонями, блуждающими по его загривку, будто чего-то ища. Кингстон-роуд всегда казалась Принцу улицей знакомой, но при этом какой-то странной. А что, например, насчет Бич или Уиллоу? Они были в числе тех улиц, где он ориентировался плохо. Пес узнавал их по запаху или по названиям на указателях, но они были для него не больше, чем просто дороги к озеру: полосы зеленого и серого, лужайки и тротуары – с трудом припоминаемые. Бич и Уиллоу были частью больших богатств района Бичес, которые Принцу оставалось исследовать.

Не менее важным было и то обстоятельство, что у берега озера собак обычно выгуливали на поводках. Для Принца это было облегчением, потому что хотя он научился защищаться, как и Мэжнун, ему не нравилось подчинять себе других. Причина была проста: с каждым таким актом доминирования становилось на одно существо меньше из тех, с кем он мог бы поговорить или научить своему языку. Изредка он позволял им себя укусить, но положение дел от этого не улучшалось: собаки, которые полагали, что доминируют над ним, оказались худшими слушателями. К тому же, с возрастом Принцу было труднее иметь дело с теми, кто проявлял агрессию. Так что, какой бы странной ни была для него эта мысль, пес был благодарен поводкам.

Кроме того, пляж у озера был тем местом, где люди по большей части оставляли его в покое. Похоже, у них были дела поважнее: например, подбрасывать в воздух большие мячи, или скользить по тротуару в ботинках на маленьких колесиках, или нырять в озеро, которое восхитительно пахло мочой, рыбой и тысячей грязных носков. Самые серьезные стычки с людьми возникали у Принца, когда он был вынужден защищаться от принадлежавших им собак. Люди могли быть жестоки, когда дело касалось их питомцев, к тому же Принц знал, что у него возникнут проблемы, укуси он кого-то из них. Поэтому в тех редких случаях, когда на него бросались люди, Принц спасался бегством на территорию, которую знал лучше, чем что бы то ни было в своей жизни.

Неудивительно, что самые трогательные стихи Принца были посвящены пляжу. «Озеро подходит к краю», например, было сочинено в 2011 году, в лето перед смертью пса.

Озеро подходит к краю,

Вокруг залива зажигаются огни.

Коровье мясо где-то подпалили,

Дым проплывает над тропой.

Я роюсь в грязном темном иле,

Надеясь ужин свой найти.

Порезал лапу о траву речную,

И в мусоре одно гнилье.

Какой-то умник городской похабен,

животных кормит ерундой!

Благодаря району Бичес в последние годы жизни Принц наконец обрел дом. Но жестокий Аполлон не хотел проигрывать и отнял у пса и то малое, что он имел.

Все началось с того, что пес потерял зрение. Слепота овладевала им в течение двух дней после того, как порывом ветра ему намело песка в глаза и уши. Поначалу казалось, будто мир накрыла серая дымка. Дымка была легкой, но стойкой: пейзажи приобрели мягкость, источники света были окружены ореолами, предметы вдалеке исчезали словно задернутые занавеской. Затем дымка стала гуще и плотнее, превратившись в туман. Все стало серым, и Принц уже не различал ничего: ни огней, ни ореолов, ни машин, ни людей, ни зданий. Только серость – как серые шоры, опустившиеся ему на глаза.

Хотя слепота проявлялась у Принца постепенно, медленно стирая привычный мир, она стала такой же трагедией, как если бы накрыла его в один миг. Пес сидел под лестницей в парке Глена Стюарта, когда понял, что больше не видит ничего. При этом он находился довольно далеко от любого из домов, которых считал «своими». Теперь ослепший, он должен был найти дорогу через пляж… куда именно? Будучи пусть и старым, но явно одаренным псом, Принц оставался желанным гостем во многих домах, где его кормили, гладили, готовы были дать ему приют. Люди во всех этих местах были добрыми – таких, как Рэнди, он не встречал, – но пес не хотел застревать где-то в одном месте, выбрав вместо этого независимость, позволявшую ему исследовать свою территорию, в одиночестве сочинять стихи, встречаться с миром на своих условиях. Кроме того, уже через несколько дней он неминуемо уставал от манеры поведения, проявлявшейся у людей в его присутствии: над ним ворковали, его трепали по загривку, катались с ним по полу, играли самодовольно, снисходительно, весело отдавая приказы: «Сюда, мальчик! Иди сюда» или «Перевернись!», восторженно захлебываясь после восклицаниями в духе «Кто это такой славный мальчик? Кто это у нас такой сладкий пес?»

Как ни пытался Принц принять людскую природу, но все же иногда он находил человеческое внимание слишком отвлекающим, оно мешало псу ясно мыслить. Именно поэтому летом он часто ночевал на улице, спал в любом импровизированном логове, которое только мог отыскать – в кустах, под скамейками, в ящиках. Но даже зимой пес старался держать от людей на некотором расстоянии. Теперь, когда он ослеп, с кем ему остаться? Чью компанию предпочесть, зная, что с этим человеком ему, возможно, придется остаться до конца?

Принц всерьез рассматривал только две кандидатуры. Одной была женщина в небольшом доме, расположенном далеко от парка и так далеко от пляжа, что он вряд ли смог бы часто навещать свое обожаемое озеро. Женщина была добра. Она давала ему больше свободы, чем кто-либо из людей, довольствуясь тем, что кормила его и изредка, когда ей казалось, что он в этом нуждается, гладила его. Однако женщина курила, и запах сигарет перебивал почти все остальные запахи. А еще иногда она оставляла пугающее впечатление – ей как будто временами хотелось кого-нибудь убить. Так что дом женщины в качестве постоянного прибежища не годился. Оставался второй вариант – дом на Невилл-парк, уже на краю территории, которую Принц считал своей, недалеко от озера. Люди в нем – женщина и трое мужчин – были к нему расположены. Они оставляли ему еду, выпускали утром, пускали обратно вечером. Женщина уделяла ему больше внимания, чем остальные, но, по крайней мере, это было терпимо.

В целом, по мнению Принца, люди были чрезмерно эмоциональны, и эмоции их были очевидны. О злости какого-нибудь человека можно было сказать за три квартала, и это при том, что существо не рычало, не бросалось и не скалило зубы! Они были концентратами эмоций, и часто близость к ним казалась разрушительной. Находились, конечно, и исключения. Некоторых людей было тяжело «прочесть» или они были непредсказуемы. Их настроение могло измениться в одно мгновение – доброта безо всякого предупреждения сменялась намерением убить. Принца едва не забил до смерти один такой человек, разговаривающий сам с собой на скамейке в парке: он подозвал его нараспев, а потом вдруг ударил ногой по ребрам, когда пес оказался в пределах досягаемости. Принцу повезло, что рядом были другие люди, защитившие его, но это происшествие только укрепило его в убеждении, что все люди – за исключением Кима – представляли потенциальную опасность. Конечно, он держал в голове эту мысль, когда выбрал в качестве убежища дом на Невилл-парк. Хотя женщина и трое мужчин никогда не проявляли к нему жестокость, всегда существовала вероятность, что рано или поздно это произойдет.