Пятнадцать
Шрифт:
— Полина, ты готова? — бабушка в ярком крепдешиновом сарафане стояла на пороге и обмахивалась самодельным веером. Выглядела она как испанская матрона.
— Бабуль, а может, вы меня дома оставите? Такая жара, ехать неохота…
— Ты что, с ума сошла? Успеешь еще насидеться в четырех стенах. Давай-ка, не выдумывай.
И они поехали. По дороге дядя Гена возмущался — ходят слухи, что областной маслихат хочет переименовать город У. на свой балайский лад, недавно вот село Артемьево стало Килтуябеком, а Ленинский проспект хотят назвать Достык, («что за слово такое — как кадык доски»), у Коськи в школе учитель-чурка, на всех русских детей бочку катит, а сам, «мордоворот, до развала Союза русский язык преподавал, теперь — ихний». Вскоре
Когда Полина открыла глаза, вокруг была выжженная степь цвета кофе с молоком. Кое-где в кофе попадались куски рафинада — белоснежные мазанки, и рядом с ними загорелые дочерна люди. Безразличные ко всему коровы и лошади топтались у дороги и щипали нечто, видимое им одним, потому что вокруг не было заметно ни травинки. Каждый встреченный кустик здесь казался достопримечательностью. Потом мазанки сменились древними казахскими курганами. Ровные ряды огромных, сложенных из камня пирамид тянулись на километры.
Полина опять задремала, убаюканная саундтреком «Твин Пикса», и проснулась, когда машина уже заворачивала во двор белоснежного дома. На пороге, прислонившись к дверному косяку, стояла загорелая женщина в малиновом сарафане, а прямо над ней, высоко-высоко в синем небе парил орел. Такую картину Полина видела только по телевизору.
— Это жена Николая, — сказал дядя Гена, — тсюдо, а не баба.
Полина вылезла из машины. Хозяйка улыбнулась и протянула ей руку.
— Ирина. Как я рада, что вы до нас добрались! А ты, наверное, Полина? Какая у тебя чудесная стрижка. Проходи в дом, не стесняйся.
Ирина была ладная, крепкая. Казалось, что её всю нарисовали одним движением руки, не отрывая пера от бумаги. Всё, что должно сводить с ума мужчин, было при ней. Черные волосы, перехваченные заколкой, пересекала лунная дорожка — широкая прядь, мерцавшая серебром.
Полина не ожидала такой теплой улыбки от незнакомого человека. Ирина, похоже, действительно была им рада. На душе у Полины вдруг стало легко и весело, в первый раз с тех пор, как она приехала в город У. Ирина расцеловалась с дядей Геной, настояла на том, чтобы донести до комнаты бабушкину сумку, и сразу же наполнила всех ощущением того, что они очень важные и желанные гости.
За порогом Полина ожидала увидеть ту же застывшую советскую обстановку, что и у тети Зины — вещи, которые пустили корни и превратились в безрадостный хлам. Но уже при входе стало ясно, что эта женщина не позволяет случайному и ненужному прирастать к дому. В прихожей, выложенной прохладной плиткой, стояли большие напольные вазы с сухими колосьями и ветками, черно-белые фотографии висели на стенах, а в гостиной за стеклами шкафов мерцали корешки книг, при виде которых Полина чуть не запрыгала от восторга. В библиотеке тети Зины имелось от силы двадцать книг, и половину Полина уже прочла, с ужасом думая о том, что скоро останется только «Наш колхоз» с конопатым, как Колян, мальчиком на обложке. А у окна стоял японский телевизор с видеомагнитофоном. Да тут, под Лбищенском — настоящий островок цивилизации, над которым нарезает круги орел. Ах, вот бы остаться здесь до конца поездки!
За чаем с вкусными душистыми булочками выяснилось, что ночевать они будут на берегу реки, а завтра спозаранку дядя Гена с Николаем отправятся на рыбалку.
— У вас очень уютно, — сказала Полина.
— Стараюсь, — улыбнулась Ирина.
— И не трудно вам одной управляться? — поинтересовалась бабушка, — Николай-то, наверное, работает целыми днями.
— Сейчас не трудно. Восемь лет все-таки здесь, уже обжились, устроились. Потом, я не одна, мне соседка помогает. Сейчас покажу вам наше хозяйство. Молоко пейте, это от Лариски моей.
— Вкусное, — похвалила бабушка.
Лариска, рыжая корова, тянула к Полине влажный нос. Она и еще две коровы лениво помахивали хвостами,
будто бы специально для того, чтобы отогнать мух от теленка, лежавшего на соломе в углу. Полина просунула руку сквозь прутья загона, дотронулась до черного шелкового лба. Безрогий теленок, с ушками, прижатыми к голове, попытался проявить вежливость и встать, но ноги у него разъезжались, как циркуль. Ирина удивилась, когда Полина достала фотоаппарат.— Ты что, коров не видала?
— Первый раз так близко. Где нам коров-то видеть, в Питере?
— А дачи нет?
— Нет.
— Ну и ну. Совсем оторвались от природы. Ольга Ивановна, вы-то, небось, коров доили?
— А как же! Коров, коз. Давненько правда, я была младше, чем Поля сейчас. Неплохое хозяйство у вас, Ира.
— Это всё муж.
В соседнем загоне толпились свиньи, похожие на грязные мешки с картошкой. Предводительствовала огромная, вся в складочках, Лорена. Куда бы она ни совала свое рыло, остальные — Даниэла, Марианна и Мария (названные в честь главных героинь мексиканских сериалов) — поворачивались за ней. Увидев посетителей, свиньи открыли пасти и стали хватать желтыми зубами перила загона. Такие-то чудовища и сожрали младенца в «Кому на Руси жить хорошо», — вспомнилось Полине.
Ещё Ирина держала кур, они расхаживали, спазматически дергая шеями, в окружении цыплят-подростков. Появление горсти зерна — большое событие в курятнике — не на шутку переполошило мамаш, и они помчались есть чуть ли не по головам своих некрасивых детей. Полина задрала голову. Орел все еще был там, наверное, он видел суетливых птиц, летал себе и думал: «Нагуляете жирку, тут я вас и…».
До вечера Полина блаженствовала. Сначала она нашла на подоконнике книжку под названием «Жеребец» и, пока никто не видел, прочитала все эпизоды, содержавшие эротические сцены. Потом валялась на диване, болтала ногами и смотрела «Рокки» — жемчужину местной коллекции. Когда бабушка велела собираться, Рокки как раз должен был драться с Иваном Драго. Полина, конечно, знала, что у Ивана Драго, не вызывавшего у нее никаких патриотических чувств, в бою против воплощения американской мечты нет шансов, но досмотреть все равно хотелось. Одеваясь, она неправильно застегнула кофту, потому что все ее внимание было поглощено ходом поединка. Каждый удар по физиономии Рокки она воспринимала, как личное оскорбление. Но тут пришла Ирина, в брюках и куртке, Полине стало неловко, и она отправила всех в нокаут, нажав на красную кнопку.
— Комбат, батяня, батяня, комбат! — раздался за дверью бас.
Полина вздрогнула.
— Ну, здрасьте, — в комнату вошел тот самый челнок, который в поезде пытался продать Полине джинсы, — Николай.
— Полина, — представилась она.
— Представь себе, ребенок сегодня в первый раз корову увидел, — доложила Ирина, смеясь.
— Не в какой не в первый. Разве я так сказала? — возмутилась Полина.
— Ну ладно, ладно. Во второй.
— А на рыбалке была? — спросил Николай.
— Ну…
— Ясно. Первое правило рыбалки — хорошенько подзаправиться. А то клева не будет.
— Коль, ну что ты говоришь, иди лучше шампура положи.
Николай Полину не узнал. Наверное, потому, что джинсы она у него так и не купила. Ирина предложила Полине ехать на их машине, отказаться было неудобно. Сидя на заднем сиденье малиновой «восьмерки», Полина вспомнила, как утром в поезде пошла умываться, и навстречу ей попался Николай, но попался он не из того купе, где мирно спали на рукавах своих одеяний отказавшиеся от белья кришнаиты, а из того, где по подушке разметались рыжие локоны. И это при такой красавице и умнице, как Ирина! Ведь ясно же, что та девица ей и в подметки не годится. Как он мог! И как он может сейчас так спокойно смотреть на Ирину, разговаривать с ней, будто ничего не случилось? Мерзкий тип. Полина решила, что ни словом с ним не обмолвится. Но стоит ли рассказать Ирине, что представляет собой ее муж? Нет, не надо, испортит всем выходные, да и не ее это дело.