Пятый прыжок с кульбитом
Шрифт:
– А зачем разбираться?
– я даже остановился.
Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий. Так что нечего переживать, других проблем полно.
Махнув рукой, я побежал дальше.
Арвид Янович Пельше лежал ровно, как на параде - будто кол проглотил. Облаченный в больничную пижаму, он почитывал журнал «Огонек». И на мое приветствие ответил сухим кивком.
– Когда вы уже устроите мне встречу с товарищем Седых?
– опустив руки, строгим тоном вопросил хмурый Председатель КПК.
–
– А ваше сердце куда-нибудь годится?
– горько вздохнув, я положил ему руку на грудь.
– Рубец на рубце, и рубцом погоняет. А почки? А печень? Вот подлечим вас, и идите, куда хотите! А пока постельный режим, батенька. Это не обсуждается.
– Это не постельный режим, - тихо возмутился Арвид Янович. С высокой функциональной кровати он потрясал ярким журналом, как флажком с трибуны Мавзолея.
– Это строгий режим! Телевизора нет, радио нет, даже телефона нет. Где «Правда»? Из газет только «Советский спорт». Полный информационный вакуум!
– Остальные газеты опасны, - отрезал я, вонзая руки ему в живот.
– Они являются положительным предиктором ишемической болезни сердца.
В этом организме все было запущено чрезмерно. Болячек накопилось, что собак нерезаных. Ну да ладно, глаза боятся, руки делают. Арвид Янович к таким манипуляциям уже привыкший, внимания не обращал:
– А манная маша? Это же оружие массового поражения! Я ее ем только потому, что человек старой закалки...
Вот здесь он был прав на все сто. Никогда не мог понять, как из простого молока и манной крупы в этой клинике умудрялись приготовить такую гадость.
– И потом, где мои помощники, Борис Пуго и Петр Угрюмов?
– Посещения тяжелого больного временно запрещены, - мягко напомнил я.
– Послушайте, Антон Михалыч! Я здесь, они там... А если меня хватятся?
Ну, к этому давно ожидаемому вопросу я был готов.
– Именно для этого они сидят в вашем кабинете, и на все звонки отвечают в зависимости от ситуации: вы заняты, или вышли, или прилегли в комнате отдыха. Короче, прикрывают, не волнуйтесь.
– Ладно. Тогда почему так редко заходит медсестра Катя?
– Пельше продолжал тихо бушевать.
– Единственный приличный человек в этой вашей подпольной лечебнице! Но очень занятой. Поставила с утра капельницу, и пропала. Скажите ей: мне скучно. Поговорить не с кем.
Ага, подумал я. Хороший звоночек! Человек начал оживать.
Оживший человек шевельнулся:
– Скажите, Антон Михалыч, а вот то, что вы делаете, это китайская медицина? Или, все- таки, тибетская?
– А почему не индийская?
– буркнул я.
– А может быть, индейская. Но если серьезно, то у каждого народа есть люди, способные лечить руками. А очень способные люди - так те и без рук лечат.
– А как же танцы с бубном?
– он хитро прищурился.
Мне оставалось только усмехнуться мысленно. Нет, этот человек точно оживает...
– Это все мишура и символы, Арвид Янович. Хрустальные шары, полночь, полумрак - голимый антураж. Как и черные бусы с танцами. Представление для куража и подъема авторитета.
– Тогда в чем суть?
– В вашем участии, Арвид Янович. Шаман лечит не за счет собственной души. И высшие силы он не призывает. Шаман лишь включает внутренние ресурсы больного, подстегивает защитные процессы.
И состояние крайней опасности заставляет организм действовать на рефлексах.Мои слова слегка не соответствовали действительности, но демагогию и психотерапию никто не отменял. Внушение уверенности в мастерстве лекаря тоже не помешает. Этот человек нам нужен, и валяться в постели с ним некогда. Лучший лекарь для людей такого склада - работа, как ни странно это звучит. Трудоголиков убивает не напряжение, а усталость от вынужденного бездействия.
– Вам известно, что человеческий организм заточен на сто пятьдесят лет?
– монотонный ремонт энергетических каналов я не прекращал.
Пельше поднял брови:
– Это ваше мнение?
– Кто-то больше, кто-то меньше, но сто двадцать лет любой человек может прожить точно. Это не мое мнение, таковы исследование ученых.
– Про кавказских долгожителей я слышал. Но, насколько я помню, средняя продолжительность жизни на Земле значительно меньше. Почему человек не живет столько?
– Ресурс организма огромен. Человек живет после удаления части кишечника и желудка, желчного пузыря, селезенки, одного легкого, одной почки, и органов паха. Люди умирают, потому что организм изнашивается раньше срока. Травмы, болезни, экология. Ну и нервы, конечно. Точнее говоря, нервы в первую очередь. Статистика утверждает, что сердечные приступы чаще всего случаются в понедельник. Причина проста, организм испытывает стресс от резкой смены образа жизни, а рваный режим губителен. Банально, однако все болезни от нервов. Вас это касается в первую очередь.
– И что делать?
– искренне удивился Пельше.
– Менять работу мне уже поздно.
– Больше скажу: менять работу вам нельзя. Это привычный образ жизни, который поломать легко, а обратно уже не вернуть, - вынув руки, я оглядел результат своего труда. Сделано много, но работы еще оставалось полно.
– Да уж, - он остро взглянул на меня.
– Незаменимых людей нет. А лидерство, единожды завоеванное, надо подтверждать постоянно.
Открылась дверь, и в палату эффектно вплыла Зоя Острожная. В белом халате и шапочке, она несла поднос с судками и тарелками.
– Обед, товарищи, - сообщила она, выгружая поднос на стол.
– Заканчивайте, Антон Михалыч.
Я поднялся, чтобы вымыть руки под раковиной:
– Познакомьтесь, Арвид Янович. Это Зоя Острожная, умница и красавица. Она вас покормит, и заодно скрасит ваше одиночество.
Зоя ослепительно улыбнулась, а Пельше пробормотал знакомыми интонациями:
– Так-так!
Тертый калач вмиг узнал эту женщину. Что и подтвердил:
– Для простой санитарки у вас слишком яркая внешность, Зоя. Майор медицинской службы Острожная, жена полковника Острожного. Надеюсь, он тоже жив?
– Так точно, - кивнула Зоя, наливая суп в миску.
– Жив и здоров. Только он в командировке, к сожалению.
– А майор Радина? Она не пропала?
– Вы всех увидите, Арвид Янович, - вмешался я.
– Кого пожелаете, но позже. Сначала здоровье вам поправим.
Глава семнадцатая, в которой Чили - это кинжал, нацеленный в сердце Антарктиды
Очередное заседание Совета по национальной безопасности началось с неожиданного вопроса президента Никсона.