Пятый свидетель

Свита Оппарицио вошла в зал бывшего вокзала «Ред кар» точно в назначенное время. Пока три охранника в темных очках рассредоточивались по переднему залу, двое других осмотрели «Галерею Z» и дали сигнал: чисто. Только после этого Оппарицио вышел из длинного лимузина.

Внутри Оппарицио встретили две женщины, обезоружившие его своими улыбками и восторгами по отношению к искусству вообще и к живописи, которую ему предстояло увидеть, в частности. Одна из них вручила ему хрустальный бокал с шампанским в ознаменование события, другая — толстый пакет сопроводительных документов, подтверждающих подлинность и выставочную историю представленного произведения. Ему сказали, что все это он может прочесть позже, поскольку сейчас лучше, не теряя времени, приступить к осмотру, чтобы успеть до часа, назначенного следующему посетителю. Его провели в смотровой зал, где на нарядном мольберте стояла картина, задрапированная шелковым покрывалом. Луч от единственного источника света падал на середину комнаты. Гостю сказали, что он сам может снять покрывало, и одна из сопровождавших дам приняла у него бокал с шампанским. На ней были длинные перчатки.

Оппарицио сделал шаг вперед и, предвкушая удовольствие, протянул руку к мольберту. Он осторожно сдернул шелк с рамы и увидел пришпиленную к доске повестку. В недоумении он наклонился вперед, все еще надеясь, видимо, что это работа итальянского мастера.

— Итак, повестка вам вручена, мистер Оппарицио, — провозгласила Дженнифер Аронсон. — Вы читаете оригинал.

— Ничего не понимаю, — сказал он, хотя все понял.

— С того момента, как ваша машина въехала на территорию, все заснято на видео, — подхватила Лорна.

Она подошла к стене, включила свет, затопивший всю комнату, и указала на две видеокамеры, укрепленные наверху. Дженнифер подняла бокал, как бы произнося тост:

— У нас также есть отпечатки ваших пальцев, если понадобятся. — Повернувшись к одной из камер, она еще раз подняла бокал.

— Нет, — сказал Оппарицио.

— Да, — возразила Лорна.

— Встретимся в суде, — добавила Дженнифер.

Женщины направились к боковому выходу из галереи, где в «линкольне» их ждал Циско. Дело было сделано.

Это было некоторое время назад, а сейчас я сидел в судейском зале достопочтенного Коулмена Перри, готовясь отстаивать правомочность и факт вручения повестки Луису Оппарицио, а тем самым опору всей нашей стратегии. Моя помощница Дженнифер Аронсон сидела рядом со мной, а рядом с ней — наша клиентка Лайза Треммел. За столом, стоявшим через проход от нашего, сидели Луис Оппарицио и два его адвоката — Мартин Циммер и Лэндон Кросс. Андреа Фриман расположилась позади, у барьера. Как обвинитель по уголовному делу, послужившему причиной нынешних слушаний, она была заинтересованной стороной, однако вопрос, рассматривавшийся на сегодняшнем заседании, не являлся основанием для предъявления иска. Кроме нее, в зале находился детектив Керлен, который сидел в третьем ряду галереи. Его присутствие было для меня загадкой.

Сегодня объектом слушаний был Оппарицио. Он и его адвокатская команда преследовали цель добиться отмены повестки и, следовательно, предотвращения его участия в процессе над Треммел. С точки зрения их стратегии присутствие Фриман было весьма предусмотрительным, поскольку обвинение могло быть также заинтересовано в том, чтобы избежать выступления Оппарицио перед присяжными. Являясь на данном заседании лишь наблюдателем, она тем не менее могла в любой момент по собственному желанию вступить в борьбу, а помимо того эти слушания представляли для нее удобный случай побольше узнать о дальнейших планах защиты.

Я впервые видел Оппарицио воочию. Это был человек-глыба, который неким образом казался одинаково широким и высоким. Кожа на его лице была туго натянута то ли стараниями пластического хирурга, то ли годами пребывания в гневливом настроении. Благодаря стильной стрижке и покрою костюма он выглядел на миллион. Но лично мне он казался идеальной подставной фигурой, поскольку с первого взгляда в нем угадывался человек, вполне способный убить или по крайней мере отдать приказ об убийстве.

Адвокаты Оппарицио обратились к судье с ходатайством провести слушания in camera [8] — при закрытых дверях, чтобы сведения, которые могут всплыть по ходу дела, не стали достоянием средств массовой информации и таким образом не оказали воздействия на присяжных, которым предстояло собраться на следующий день. Однако всем в зале было понятно, что адвокаты действовали отнюдь не из альтруистических соображений. Закрытые слушания не позволили бы подробностям деятельности Оппарицио достичь ушей гораздо более важных, нежели уши присяжных, а именно — общественного мнения.

8

Не в судебном заседании, в судейской комнате (лат.).

Я энергично выступил против закрытых слушаний, предупредив, что подобный шаг вызовет в обществе подозрения, которые бросят тень на весь последующий процесс, а это гораздо хуже любой вероятности оказать воздействие на присяжных. Судья согласился со мной и объявил слушания открытыми для публики. Важное очко в мою пользу. Возможно, то, что мне удалось одержать верх по этому пункту, в дальнейшем спасет нам все дело.

Представителей средств массовой информации в зале было не так уж много, но для моих целей достаточно. Репортеры «Даунтаун бизнес джорнал» и «Лос-Анджелес таймс» сидели в первом ряду. Оператор на вольных хлебах, продававший свои видеосъемки всем телеканалам, со своей камерой занял свидетельский бокс. Это место указал ему я, предварительно заплатив за работу. Я полагал, что, находясь между представителями печатных изданий и телевизионной камерой, Оппарицио будет испытывать достаточное давление, чтобы я смог добиться от него нужного мне результата.

Отклонив просьбу спрятаться за закрытыми дверьми, судья перешел к делу:

— Мистер Циммер, вы подали ходатайство об отмене требования явки вашего клиента в суд по делу «Калифорния против Треммел». Почему вы не обосновали существо возражений?

У Циммера был вид адвоката, который побывал в разных переделках, но каждый раз враги оказывались у него в кармане. Он встал и ответил:

— Ваша честь, мы будем рады объяснить подоплеку своего ходатайства. Но прежде я собираюсь высказаться по поводу способа, которым сама повестка была вручена моему клиенту, а потом мой коллега мистер Кросс выступит по существу вопроса о том, почему мы просим отменить вызов в суд.

И Циммер стал пространно излагать свои претензии: мол, мои сотрудники, жульническим образом воспользовавшись услугами почтовой связи, расставили ловушку, в результате чего повестка была насильно вручена мистеру Оппарицио. Глянцевый буклет, которым соблазнили его клиента, явился орудием мошенничества, в которое оказалось вовлечено почтовое ведомство Соединенных Штатов, что делает неправомочными все последующие действия, включая факт вручения повестки. Далее он обратился с просьбой наказать сторону защиты, лишив ее права в дальнейшем совершать какие бы то ни было действия, призванные заставить мистера Оппарицио выступать свидетелем по делу.

Я не счел нужным высказывать свои возражения по этому поводу, что было весьма кстати, поскольку даже такие простые движения, как встать-сесть, все еще причиняли жгучую боль, разливавшуюся по всей груди. Судья сделал предупреждающий жест в мою сторону и сухо отклонил аргументы Циммера, назвав их «чем-то новеньким», но смешным и несущественным.

— Помилуйте, мистер Циммер, — сказал Перри, — мы играем в высшей лиге, так что следует предъявлять кость, на которой есть хоть сколько-нибудь мяса.

Заметно присмирев, Циммер сел, уступив место коллеге. Теперь к судье обратился Лэндон Кросс.

— Ваша честь, — сказал он, — Луис Оппарицио — влиятельная общественная фигура. Он не имеет никакого отношения к этому преступлению и к этому делу и протестует против того, чтобы его имя и его репутация оказались замаранными каким бы то ни было участием в процессе. Позвольте мне решительно повторить: он не имеет ничего общего с этим преступлением, не является подозреваемым и вообще ничего о нем не знает. Он не располагает никакой — ни доказательной, ни оправдательной — информацией. Он протестует против стараний защиты посадить его на свидетельское место и сделать той самой рыбкой, которую она будет ловить в мутной воде, а также против того, чтобы защита использовала его допрос в качестве маневра, отвлекающего от сути дела. Пусть мистер Холлер поищет свою золотую рыбку в другом месте. — Кросс повернулся и сделал жест в сторону Андреа Фриман: — Хочу добавить, ваша честь, что обвинение присоединяется к моей просьбе аннулировать повестку по тем же приведенным мной доводам.