Пятый свидетель

— Об этом я позабочусь. Возвращайтесь на место. А вы, мистер Холлер, следите за собой.

— Благодарю вас, ваша честь.

Судья велел присяжным не обращать внимания на мой последний вопрос и напомнил, что будет несправедливо с их стороны во время окончательного обсуждения учитывать что бы то ни было находящееся за пределами улик и свидетельских показаний. После этого он велел мне продолжать, и я сменил направление допроса.

— Доктор, давайте сосредоточимся на роковой ране и рассмотрим ее немного подробней. Вы назвали ее вогнутым изломом, верно?

— Вообще-то я назвал ее вогнутым церебральным изломом.

Я обожал, когда свидетель-профессионал поправлял меня.

— Хорошо. Итак, вдавленная рана, или вмятина, образовалась в результате травматического удара. Вы измерили ее?

— Измерил? В каком смысле?

— Ну, например, какова ее глубина? Вы измерили ее глубину?

— Да, измерил. Можно мне посмотреть в свои записи?

— Разумеется, доктор.

Гутьерес пролистал свою копию протокола вскрытия.

— Да, мы квалифицировали смертельную рану как «один А». И еще я сделал замеры, касающиеся рисунка раны. Изложить?

— Это как раз мой следующий вопрос. Сделайте одолжение, доктор, расскажите, как вы производили эти замеры.

Гутьерес, продолжая смотреть в протокол, стал объяснять:

— Замеры производились в четырех точках окружности, ограничивающей контур раны. Если использовать аналогию с циферблатом, то это точки на три, шесть, девять и двенадцать часов. Двенадцать — это точка, где на бойке молотка расположена зазубрина.

— И что показали эти измерения?

— Отклонение между цифрами по четырем точкам замера оказалось незначительным. В среднем глубина везде составляла не более семи десятых сантиметра, то есть четверти дюйма.

Он поднял голову от бумаг. Я записывал цифры, хотя уже знал их, ознакомившись с протоколом вскрытия. Взглянув на ложу присяжных, я заметил, что некоторые из них тоже писали в своих блокнотах. Хороший знак.

— Итак, доктор, я обратил внимание, что эта часть вашей работы не вызвала вопросов у мисс Фриман при прямом допросе. Исходя из этих замеров, что вы можете сказать об угле, под которым были нанесены удары?

Гутьерес пожал плечами, украдкой взглянул на Фриман и получил предупреждение: будьте осторожны.

— Из этих цифр практически нельзя сделать никаких выводов.

— В самом деле? Разве тот факт, что вогнутость в кости — вмятина, как вы ее назвали, — оставленная молотком, почти одинакова во всех точках измерения, не свидетельствует о том, что молоток ровно и плоско опустился на самую макушку головы жертвы?

Гутьерес снова заглянул в свои бумаги. Он был человеком науки. Я задал ему вопрос, основанный на научных данных, а он не знал, как на него ответить. Однако он хорошо понимал, что ступил на минное поле. Не зная почему, он отчетливо чувствовал, что прокурор, сидевшая в пятнадцати футах от него, нервничала.

— Доктор? Хотите, чтобы я повторил вопрос?

— Нет, в этом нет необходимости. Вы должны понимать, что в науке десятая доля сантиметра может означать большую разницу.

— Сэр, вы хотите сказать, что молоток опустился на голову мистера Бондуранта не плашмя?

— Да нет! — раздраженно воскликнул он. — Я просто хочу сказать, что все это не так примитивно, как думают люди. Ну, если хотите, да, похоже, что поверхность бойка соприкоснулась с головой жертвы плоско.

— Спасибо, доктор. А что касается замеров на второй и третьей ранах, они ведь не так же одинаковы, верно?

— Да, верно. В обеих этих ранах разница между глубиной по точкам измерения составляет до трех сантиметров.

Вот я и поймал его. Теперь не останавливаться. Спустившись с трибуны, я направился налево, в пустое пространство между ней и ложей жюри, и, засунув руки в карманы, принял позу абсолютно уверенного в себе человека.

— Таким образом, доктор, что мы имеем? Смертельный удар был нанесен идеально плоско на самую верхнюю часть головы. В отличие от двух других. В чем причина такого различия?

— В положении черепа. От первого удара деятельность мозга прекратилась в пределах одной секунды. Царапины и прочие травмы — сломанный зуб, например, — свидетельствуют о том, что тело моментально рухнуло в горизонтальное положение. Похоже, что второй и третий удары были нанесены, когда оно уже лежало на земле.

— Вы сказали, что «тело моментально рухнуло в горизонтальное положение». Почему вы уверены, что в момент нападения жертва находилась в вертикальном положении?

— Об этом свидетельствуют ссадины на обоих коленях.

— Значит, в момент нападения жертва не могла стоять на коленях?

— Непохоже. Ссадины на ногах не позволяют сделать такой вывод.

— А как насчет позы бейсбольного кетчера — в полуприсяд?

— Это тоже представляется невозможным исходя из характера травм на коленях: глубокие ссадины и трещина левого подколенника, или, как его обычно называют, коленной чашечки.

— Значит, у вас нет никаких сомнений, что Митчелл Бондурант стоял, когда ему был нанесен смертельный удар?

— Никаких.

Вероятно, это был самый важный ответ из всех, полученных мной во время этого процесса, но я продолжил так, словно он был всего лишь проходным моментом:

— Благодарю вас, доктор. Теперь давайте ненадолго вернемся к черепу. Насколько прочна черепная кость в том месте, на которую пришелся смертельный удар?

— Это зависит от возраста человека. С годами череп у нас утолщается.

— Здесь речь идет о Митчелле Бондуранте, доктор. Какова была толщина его черепа. Вы ее измеряли?

— Измерял. В месте удара она составляла восемь десятых сантиметра. Около трети дюйма.

— А проводили ли вы какие-нибудь исследования, касающиеся того, какой силы в данном случае должен был быть удар, чтобы рана оказалась смертельной?

— Нет, не проводил.

— Известно ли вам что-нибудь о подобного рода исследованиях в принципе?

— Да, они производятся. Выводы колеблются в очень широком диапазоне. Я бы сказал, что каждый случай уникален. Никаких правил здесь не существует.

— Разве не широко известно, что минимальное давление, необходимое для образования вогнутого излома, составляет тысячу фунтов на квадратный дюйм?