Пылающий Эдем

– Вы знаете, что это за дерево, мисс Ти? Его называют свечным деревом, потому что из его веток получаются хорошие факелы для ночной рыбной ловли.

– Дедушка говорит, что ты великолепный рыбак.

– Я просто люблю рыбачить. Я люблю море.

– Тебе многое нравится. Мне бы хотелось знать столько, сколько знаешь ты, особенно об этой земле, где мы живем.

– Я действительно знаю эту гору, как свои пять пальцев. Я многое могу вам показать! Могу поспорить: вы никогда не видели пресное озеро в кратере вулкана. А я видел.

– Я – нет.

– Неподалеку отсюда есть еще пруд, вам, правда, будет трудно туда добраться. В нем живут слепые рыбы. Этот пруд находится в пещере, я ходил туда со своим учителем. На поверхности воды – похожая на лед пленка, но это не лед, а известь, которая осыпается с потолка пещеры. Мой учитель был в Канаде и поэтому знает про это. Если прорвать эту пленку, под ней можно увидеть рыб. Их сотни. Они слепые, потому что Там темно, хоть глаз выколи, а они живут в этой темноте уже многие поколения. Если вы отдохнули, пойдемте.

Через несколько минут они почувствовали, что находятся на большой высоте. В воздухе струилась прохлада, земля была сырой, а скалы вокруг покрывал мох.

– Выше этого места сахарный тростник уже не растет, – отметил Клайд. – А если и растет, то – дикий.

– Сахарный тростник, так высоко?

– Да. Во времена рабства он рос на всех островах и покрывал склоны гор до середины. А сейчас на месте тех плантаций трава и джунгли, иногда на всем острове. Такие маленькие острова, как Галатея и Пирамид, теперь просто пастбища.

– Какая это мерзкая вещь! – воскликнула Ти.

– Что мерзкое?

– Рабство, конечно! Владеть другим человеком! Когда я даже не могу видеть попугая в клетке!

– У вас доброе сердце, мисс Ти. Но разве вы не знаете, что даже сегодня есть люди, которые бы и пальцем не пошевелили, чтобы отменить рабство, существуй оно сейчас?

– Я не верю! Таких людей нет! Ты встречался с такими?

– Встречался, – Клайд усмехнулся. – Но об этом нет смысла говорить.

Его слова отрезвили ее. Ее как будто отругали, но этот выговор исходил не от него, а от нее самой. С ее стороны было бестактно заводить разговор о рабстве, напоминать ему о его ужасном прошлом! Ти поняла, что прошлое может быть постыдной тайной, которую человек стыдится и которая прилипла к нему, как колючка, и причиняет боль.

Клайд засвистел. Всего только отрывок мелодии, несколько тактов, прозвучавших как жалоба, как вопрос без ответа. Нет, не будет у тебя того, что ты хочешь, подумала Ти, словно будущее приоткрылось ей. Тебе нужны музыка, цвет, возможность действовать. Я понимаю, чего ты хочешь. Но скорее всего ты так и умрешь на этом острове со своими инструментами в руках. Дедушка назвал тебя необычным. Но кто поможет тебе? Если бы я могла, я бы это сделала. Да, да, сделала бы.

Тропинка сузилась и исчезла. Обломанные сучья и ветки перегородили дорогу. Лианы в руку толщиной свисали над головой. Каскадами, как фонтаны, из темноты спускались папоротники. Таким был мир, когда Господь создал его, когда еще не было человека. Она ощущала их с Клайдом присутствие здесь как вторжение и молчала.

Внезапно они вышли на открытое место. Это была круглая поляна размером со среднюю комнату, полом служила невысокая трава, вместо стен стояли пальмы и мастиковые деревья, высокие, как собор в Коувтауне. С верхних ветвей, с высоты ста футов, спускались крепкие зеленые веревки.

– Это корни, – сказал Клайд, бросив на них беглый взгляд. – Трудно представить, что они там, наверху, а само растение растет книзу. Дело в том, что попугаи едят его плоды и роняют семена на ветки деревьев.

– А здесь корни, похоже, в земле, – с сомнением сказала Ти.

– Да, они действительно укоренились здесь, но это скорее исключение.

– Ты поймал его здесь?

– Именно здесь. Выпускаем?

– Да, пожалуйста. Бедняжка… Открывай клетку. Дверцу распахнули. Освобожденная птица мгновение сидела неподвижно, моргая в лучах света, словно не веря людям, потом расправила свои великолепные крылья и с резким криком взмыла вверх, как катапультировала. Задрав головы, они следили за его почти вертикальным взлетом: он поднимался все выше и исчез в кроне самой высокой пальмы.

Секунду спустя туча попугаев закрыла свет. Птицы кричали, оглушительно хлопали крылья – все потонуло в этом шуме. Это длилось несколько мгновений. И снова наступила тишина.

Ти стояла, объятая благоговейным чувством:

– Это место, оно… оно волшебное. Я никогда в жизни его не забуду, никогда. И тебя, потому что ты мне его показал. – Она взяла Клайда за руку. – Ты рад, что отпустил птицу? – прошептала она.

– Да, если вы довольны.

– Да! Разве ты не видишь?

Он взглянул на нее сверху вниз и быстро произнес:

– У вас необыкновенная кожа. Вы похожи на те маленькие статуэтки, что стоят у вашего дедушки на полках.

– А, эти. Они из белого нефрита. Их сделали в Китае много веков назад. Один наш родственник торговал с Китаем.

– Белый нефрит. Или молоко, – проговорил он. – Да, как молоко.

И взяв ее другую руку, он нежно провел по ней пальцами от локтя к запястью.

Она была потрясена, потрясена настолько, что не оказала никакого сопротивления. Она растерялась и смутилась. Никто и никогда так не прикасался к ней, с такой нежностью. В их семье не было принято проявлять свои чувства. Эти мягкие движения зачаровывали ее: к щекам прилила кровь, она почувствовала слабость. Она хотела, чтобы это продолжалось, и в то же время понимала, что надо отодвинуться от него. Ее смущало, что он так близко и рассматривает ее, а она не знает, что ответить. Как бы ненароком она попыталась высвободить руку, но это ей не удалось – он крепче сжал ее и завладел второй рукой.

– Ты прекрасна, – сказал он. – Ты одно из самых красивых созданий в мире.

Ее щеки запылали сильнее, тепло разлилось по всему телу.

– Я не знаю. Я никогда не думала, что я…

– Ты никогда не думала, что ты красива, потому что ты не такая, как другие.

Откуда он знает, – удивилась она.

– Потому что ты не занимаешься пустой болтовней, не прихорашиваешься, не делаешь прически, как в модных журналах…

Она опустила глаза вниз – под ногами и вокруг подобно океану расстилалась трава. Откуда-то донесся запах ванили и гвоздики. У нее закружилась голова.

– У тебя есть сердце, у тебя есть душа…

Он притянул ее к себе, обнял, и она вдруг лишилась сил. Он был сильным. Никогда она не испытывала ничего подобного, она почувствовала себя беспомощной, потерянной, словно во сне. Она откинула голову.

– Я не причиню тебе боли, – услышала она. Ти взглянула в лицо, ставшее незнакомым, напряженным и странным. Она не поняла.

– Я никогда не причиню тебе боли, – нежно повторил он. – Я люблю тебя.

Внезапно ее охватила тревога. Происходит что-то не то, что-то… Она очнулась.