Пыльца счастья

Эллина потрогала шнуровку корсета. Вроде, как обычно. Потом сообразила, чем вызвано замечание мужа, и покачала головой.

— Я не беременна, Ольер.

— Ты повторяешь это с завидной регулярностью, а потом плачешь. Вот скажи мне, — Брагоньер поставил корзину на землю и принялся накрывать поляну; чувствовалось, прежде ему не приходилось орудовать со скатертью, выходило неловко, по-медвежьи, — какого ребенка может ниспослать Сората женщине, которая мысленно отвергает ее дары?

Гоэта промолчала и отвернулась.

Муж снова бил по больному месту.

— Перестань думать и расслабься. Врач сказал, с моей стороны ничего не мешает, раз так, я все сделаю.

Эллина открыла и закрыла рот.

Он ходил к врачу? Немыслимо! У мужчин не возникает и мысли о собственном бесплодии, они всегда винят женщину. Да и как иначе? Разве можно считать мужчиной того, кто не способен зачать ребенка?

И что значит – я все сделаю?

— Какая разница, Лина, — соэр предпочел не вдаваться в подробности и разложил фрукты по тарелкам. – Я пустил все на самотек, хотя ребенок, по сути, обычное расследование. Садись! Надеюсь, — ворчливо добавил он, покосившись на уставленную снедью скатерть, — я не зря тратил время.

Ответом стали легкий поцелуй и заверения, что боги, несомненно, слишком щедры, раз послали Эллине такого внимательного и заботливого супруга. Брагоньер на лесть не поддался, молча вручил жене бокал и откупорил бутылку.

Глаз абсолютно случайно упал на краешек печатного листа, кокетливого выглядывавшего из корзины. Определенно, не салфетка. Что же он делает среди сэндвичей и прочих легких закусок? Корзину для пикника собирала Эллина, на нее и обратился испытующий взгляд соэра.

— Газета. – Женщина тяжко вздохнула, предчувствуя бурную реакцию супруга. Брагоньер не переваривал «Жизнь Сатии», считая ее сочинителей и издателей не меньшими преступниками, нежели воры и убийцы. – Горничная принесла.

Признаваться в том, что Эллина сама купила газету у разносчика, не хотелось.

— Горничная принесла, — нахмурившись, повторил соэр и двумя пальцами вытащил примявшийся листок. Брезгливо посмотрел и нарочито аккуратно разложил на земле.

С такой же педантичностью Брагоньер достал и разгладил остальные листы.

— Что интересного? – Судя по тону, каким он это спросил, «интересного» надлежало заменить на «гнусного».

— Я не успела прочитать, — чуть слышно ответила Эллина.

Жутко хотелось вина, и гоэта попросила скорей откупорить бутылку.

— Не возражаешь, если я заберу? – Соэр кивнул на газету. – Обещаю вернуть. По должности мне теперь положено читать даже выдумки и сплетни.

Разумеется, гоэта не возражала, и «Жизнь Сатии» перекочевала во внутренний карман супруга. Тот заприметил броский заголовок на первой полосе, но отложил чтение на потом. Пусть там нечто по профилю Следственного управлению, если углубиться в буквы сейчас, пикник превратится в рабочее совещание.

— У меня для тебя сюрприз. – Вино заструилось по бокалам – свежее, с легкой кислинкой. – Попытаюсь быть романтичным, — Брагоньер не удержался от скептического смешка.

— Зачем? – Поведение мужа окончательно перестало укладываться в известные рамки.

— Затем, — отрезал соэр. – Я не спрашиваю, я ставлю в известность.

Эллина улыбнулась.

Вот и вернулся ее Ольер ли Брагоньер. Что ж, она попытается расслабиться и получить удовольствие. Иногда не нужно задавать лишних вопросов и выяснять истинные цели чужих поступков. Пусть романтичный Брагоньер станет запоздалым подарком ко дню рождения.

Гоэта попыталась представить благоверного с охапкой роз или слагающим стихи в адрес второй половинки и едва не подавилась. Нет, определенно, супруг и романтика уживались плохо! Затем Эллина задумалась и пришла к выводу: все то, что она сейчас видит, и есть волшебное преображение. Ради жены Брагоньер пожертвовал работой, возился со скатертью, резал фрукты – вон он, подвиг! Для кого-то обыденность, а для соэра – романтика.

Эллина развязала ленты шляпки и прилегла на траву.

Над головой стремительно проносились облака.

Тишина.

Брагоньер позаботился, чтобы их никто не потревожил. Вроде, не так далеко от Сатии, а нет ни вездесущих мальчишек-купальщиков, ни рыбаков, ни веселых горожан, коротающих часы досуга за городом. Дорога тоже осталась в стороне; сверху защищает косогор с чахлыми деревцами.

— Довольна?

Соэр осторожно опустился рядом, прислушиваясь к дыханию жены. Вместо ответа та приподнялась и накрыла его губы своими. Они еще сохранили привкус вина, и Эллине казалось, она делает очередной глоток.

Брагоньер смотрел на жену и думал, что, наверное, собирается совершить второй по тяжести попрания морали поступок в жизни. Первым стала купальня в Трие. Однако там к вольностям подталкивала Эллина, тут же – целиком его инициатива.

Мысль не была спонтанной. Выбирая место, соэр учел и данный аспект.

Если и после этого ничего, то как еще постараться?

Главное, чтобы Эллина сейчас не думала. Ей вредно думать: случаются истерики.

— Ольер! – Гоэта легонько хлопнула по руке супруга, когда тот перешел к осуществлению плана.

Однако соэр знал, жене хотелось. Вон, как горят глаза! А всего-то поступил непривычно. Странно, но игра понравилась ему самому, и Брагоньер на час превратился в мальчишку. Юбки мешали, хихиканье Эллины отвлекало, но – он самодовольно улыбнулся – вскоре она изменила линию поведения.

Как же приятно, когда твоя женщина хочет подарить тебе себе, а после просто смотрит, но этот взгляд говорит больше, чем сотни слов. В случае с Эллиной… Разговоры в постели с ней неизменно заканчивались ссорами. Увы, гоэта умела все портить, а потом жаловалась на супруга. Ну какой мужчина захочет поцеловать женщину, если она начнет выспрашивать, понравилось ли ему? Невольно закрадываются подозрения в притворстве. И все, вся магия момента исчезает. Или ляпнет нечто, вместо того, чтобы помолчать.

Словом, Брагоньер предпочитал затыкать супруге рот. Он за всю свою жизнь столько не целовался, как с Эллиной! Впрочем, до встречи с несуразной гоэтой соэр никого особо и не целовал. Проституток? Увольте! Любовниц? Не было у него ни одной, в обществе косо смотрели, шептались, будто девственник. Что поделаешь, не прельщали Ольера ли Брагоньера девичьи губы. Первую любовь он успешно задавил в зародыше в далекой юности, потом, конечно, научился банальным мужским премудростям, но делал все холодно, торопливо, думая о работе.