Пытка любовью

– Давай, посмотрим. О-о-о! Да ты делаешь успехи, - сказал Игорь, посмотрев на прямоугольник толстой фанеры, вытащенный Юрием из-под каких-то папок с полки, висевшей на стене, - Ты уже начал и портреты строгать.
–

– Да какие там портреты. Ты посмотри на фото. Разница как между быком и курицей, - Юрий положил на стол фотографию женщины, - Нужно волосы строгануть. Я ещё не умею этого делать. И сделай, чтобы она хоть чуть-чуть была похожа. Можно? Или совсем нельзя?
–

– Доставай резаки, морилку и ручку с пером, - сказал Игорь.

Через полчаса, кое-где подрезая и подправляя резцом, вырезая им же локоны и пряди волос, и подправляя, пером, обмакнутым в морилку, там, где Юрий вырезал больше, чем это было нужно, Игорь закончил работу.

– Ну, вот и всё, - сказал он, распрямляя плечи.

– Вот это да-а-а-а! Лучше, чем на фотке. Из г...на конфетку сделал, - восхищался вошедший Геннадий. Юрий до этого всё время неотрывно наблюдал, как и что Игорь делает. Геннадий же был на стрёме или на шухере, что в прямом смысле означает одно и то же. Он следил за безопасностью, чтобы они не попались за запрещённым в зоне занятием.

Всё это время он то курил, стоя на крыльце, то выносил вытряхнуть из банки-пепельницы окурки в урну, стоявшую у крыльца, то выходил и бросал в урну какие-то изорванные бумаги. В общем, тусовался взад-вперёд, больше времени находясь на крыльце, чем в помещении. Стоять на крыльце просто так, и столь длительное время, могло быть подозрительным в зоне, где везде есть лишние глаза и уши.

– Мне бы такой талант, я бы в зоне как сыр в масле катался, - говорил Геннадий протяжно, вертя в руках прямоугольную тёмно-коричневую фанерку с вырезанным на ней портретом женщины.

– А волосы я, наверное, никогда не научусь вырезать, - произнёс Юрий с горечью в интонации, - У тебя руки гибкие и сильные, а у меня, как грабли.
–

– Научишься ещё, если хорошо захочешь. Пора мне уже и в отряд катить, - сказал Игорь, глянув за окно и поднимаясь со скрипящего стула - Да и вам пахать надо...
–

– Всё в норме, - откликнулся Юрий, пряча фанерку с портретом вновь под папки с бумагами, - Стружки мы щас уберём. Заходи, Игорь, в любое время. Не забывай. А именно послезавтра вечером - обязательно.

Сегодня я лаком на ночь покрою, а завтра уже высохнет, и отдам. За такой портрет и чай, и жрачка будут. Да и Марик со свиданки чего-нибудь притянет.

В общем, послезавтра, сразу после ужина приходи обязательно. Да и завтра заходи. Чай с конфетами может ещё останется. Хотя, навряд ли, ведь Шашников вечером должен зайти.

А бабу эту из санчасти, Мансур сказал, зовут... м-м-м... Светлана... э-э-э... Забыл. В общем, Светка.
–

– Да мне без разницы, как её зовут. Зубы у меня пока в норме. Ну, пока, мужики, счастливо, - пожимая на прощанье руки друзей, сказал Игорь и вышел.

НЕОЖИДАННОЕ ЗНАКОМСТВО

В стационаре больнички было три похожих друг на друга палаты, с двумя окнами в каждой. Палаты располагались по левую сторону коридора от входа. Далее были дверь каптёрки и дверь посудомойки. По правую сторону от входа по коридору располагались двери в комнатки-каморки завхоза санчасти, жилой каморки-кабинета зэка, лечащего врача Могилы, где он никогда не принимал больных, жилой каморки двух зэков-санитаров стационара, "вольного" мужского туалета, хозяйственной складской комнаты и туалета для больных зэков.

В конце коридора, в его торце, была широкая двухстворчатая дверь, через которую иногда заносилось то, что привозилось в складскую комнату. Эта дверь выходила на крыльцо на правом торце барака больнички. Эта дверь была постоянно закрыта на ключ. Прогулочного дворика для больных не было вообще. Душевых комнат также не было. В каждой палате постоянно было по две-три свободных койки для больных.

Игорь лежал на боку на своей койке поверх одеяла. Его палата была третьей, последней от входа. Перед ним, рядом с подушкой лежала раскрытая книга. День уже клонился к вечеру, и Игорь читал, лёжа на боку.

В палате было восемь металлических коек с восемью старыми деревянными тумбочками грязного тёмно-зелёного цвета, стоявшие рядом с каждой койкой у изголовья. Кроме Игоря в палате было ещё трое. Но эти три зэка-мужика, с возрастом за пятьдесят, почти всегда, и днём и ночью, спали. Они поднимались с кроватей лишь поесть, принять принесённые для них лекарства или уколы и сходить в туалет.

Было видно, что зона уже достаточно измучила их работой как трудом-перевоспитателем, пришибла различными зоновскими порядками и пропитала их непреодолимым страхом. Так как им жилось здесь, на больничке, они уже по несколько лет не жили. Сейчас они боялись любым своим неосторожным действием спугнуть свалившуюся на них удачу. Спать или притворяться спящими и ни во что не вмешиваться, ни с кем не разговаривать и ни с кем не общаться, - стало для них защитной реакцией самовыживания для столь убогого их существования в зоне.

По коридору послышались шлепки шагов какого-то зэка из второй палаты в сторону туалета. Они затихли у открытой двери палаты, где лежал Игорь, и пошлёпали в его палату. Игорь повернул голову.

– Привет, Игорь! Чё? Сёдня положили? Как хорошо. А то уже три дня даже побазарить не с кем, - говорил молодой зэк, усаживаясь на соседнюю койку и протягивая Игорю руку. Это был Чёрный. Имени его Игорь не знал, знал только его погоняло. Они как-то были с ним в одной, выезжавшей на свинокомплекс бригаде.

Это был парень лет двадцати пяти, с головой похожей на перевёрнутую вниз стеблем грушу, с редкими зачифирёнными кое-где до тёмно-коричневых пятен зубами и с большими быстрыми тёмными глазами. Жил он "мужиком", но постоять за себя умел. В зоне он жил в "семейке" из четырёх зэков, из которых двое были из этого города, и они нередко ловили перекиды на выездном объекте.

– Привет, Чёрный, - откликнулся Игорь, пожав его руку и садясь на койке, засовывая ноги в шлёпки, - Да я здесь уж неделю. Тоже тебя ни разу не видел, - говорил Игорь, также радуясь тому, что будет хоть с кем словом перемолвиться.

– А-а-а. Ты всё со своим английским, - кивнул Чёрный на открытую книгу, в которой увидел английский текст, - Поэтому и не видать тебя. Слушай, у тебя чифирбак есть? У меня есть чай и кипятильник. А свою банку я вчера об пол случайно разбомбил.
–

– Есть, - ответил Игорь, закрывая самоучитель английского языка и, положив его в тумбочку, достал из неё зелёную двухлитровую эмалированную кружку и поставил на тумбочку.

– У-у-у... Ништяк (хорошо), - протянул Чёрный, - Слушай, пойдём сначала покурим, а потом чифирку забодяжим. А то я курить пошёл. С фильтром тебя угощу. Ко мне вчера Колёк приходил, принёс.
–