Пьющие ветер
Шрифт:
Он закрыл дверь, чтобы больше не видеть ее, и сосредоточился на работе. Вернее, попытался.
Когда рабочий день подошел к концу, Марк пошел поставить папку на место, и все, что он себе напридумывал, чтобы успокоиться, разбилось вдребезги. Жюли Бланш стала собираться домой. Он снова попытался заговорить с ней, но она удалилась, не сказав ни слова, не взглянув на него. Он пошел за ней на некотором расстоянии и опять стал задаваться множеством вопросов. Что он мог сделать или не сделать, сказать или не сказать, чтобы заслужить такое отношение? Что он мог украсть у нее, чтобы она решила, что он способен украсть еще больше? Возможно, ответ крылся в последних словах, сказанных
Охранник попрощался с ней и повернулся, чтобы проследить за ней взглядом. Марк подождал, пока она дойдет до тропинки, и догнал, как только они исчезли из поля зрения охранника.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
Она продолжала свой путь, не обращая внимания на слова Марка и даже на его присутствие. Он подошел к ней и схватил за руку, чтобы остановить.
— Вы не можете так со мной обращаться.
Глаза девушки были полны удивления, но Марк не обнаружил в них ни тени презрения. Он все еще держал ее за руку.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она.
— Я Марк Вольни, вы меня помните?
— Естественно!
— Почему вы сегодня ведете себя так, будто меня не существует?
— Что вы себе напридумывали?
— Мы с вами кое о чем говорили, помните?
— Кое о чем...
— Я должен был поцеловать вас, но не сделал этого. Поэтому я вам больше не интересен?
— Конечно, нет.
— Значит, вам не нравлюсь я сам...
— Нет, я просто передумала.
— Почему передумали, что случилось? Мне нужно это знать.
Марк все еще держал Жюли Бланш за руку. Он немного ослабил хватку, но она не воспользовалась этим, чтобы попытаться высвободиться.
— Скажите мне, что я заблуждался, и тогда я уйду, обещаю.
— В чем заблуждались?
— Это вы мне должны сказать.
Жюли Бланш смотрела на руку Марка, обхватившую ее руку, как на украшение, которое он подарил ей и от которого она не знала, как отказаться. В этом взгляде не было смущения, скорее покорность, ожидание момента, когда он сам уберет руку, руку, столь желанную когда-то, но за которую она биться не будет. Она молчала, собираясь произнести слова, противоречившие желанию ее тела.
—У меня кое-кто есть, — сказала она.
Марк отпустил руку девушки.
— Я вам не верю.
— Я думала, что смогу забыть о нем.
— Не верю.
— Мне очень жаль...
— Кто он? — отрывисто спросил Марк.
— Не имеет значения...
— Кто-то, видимо, с кем не стыдно на людях показаться.
— Вы говорите ерунду.
— Надеюсь, вы хотя бы хорошо провели время.
— Я никогда не играла с вами, клянусь.
Марк молил, чтобы пространство между ними уменьшилось, но оно оставалось прежним: Жюли Бланш стояла слишком далеко. Она
смотрела в землю. Марк видел, что ее веки слегка покраснели, как крылья бабочек, которые порхают ночью.— Посмотрите на меня и скажите, что вы ничего ко мне не чувствуете.
Жюли Бланш по-прежнему не смотрела на него. Не раздумывая, он сделал шаг вперед, наклонился и впился неуклюжим поцелуем ей в губы. Удивленная, девушка не уклонилась, она уткнулась ему в грудь, опустив руки. Он осторожно взял ее за плечи и осторожно оттолкнул, чтобы она могла видеть его целиком.
— Посмотрите на меня! — повторил Марк.
Жюли Бланш подняла голову.
— Что случилось после того, как я ушел?
— Сейчас уже ничего не изменишь.
— Все можно изменить, завтра воскресенье, мы можем снова встретиться, где вы захотите, и начать все сначала.
— Нет, это бессмысленно.
— Ваши губы сейчас говорили совсем другое.
Девушка напряглась.
— Губы могут лгать, — сказала она.
— Говорите что хотите, но я не думаю, что этот поцелуй был ложью.
Жюли Бланш чуть помолчала. Ее взгляд смягчился.
— Вы слишком доверчивы, Марк Вольни.
— Это плохо?
Она сделала шаг назад. Марк не остановил ее.
— Вы и правда не такой, как другие.
— Вы мне это уже говорили...
— Да, но теперь я знаю, что это не очень хорошо.
Марк наблюдал за происходящим со стороны, он увидел, как девушка отдаляется от него, исчезает. Едва знакомая девушка; девушка, на которую Марк не посмел бы даже поднять глаза, не потому, что не хотел видеть, как рушатся его надежды, а чтобы не пришлось бороться с собственным желанием. Он так и застыл в том времени, когда уже ничего не возможно, когда вообще ничего не возможно, застыл неподвижно на пыльной дороге, словно сам был пылью.
На следующий день все три брата прекратили работу в середине дня. Они пообедали гречневыми блинами с сыром. Они уже распилили с десяток молодых деревьев, вырванных с корнем ураганом. Марк за все утро не проронил ни слова.
— Что-то случилось? — спросил его Матье.
— Нет, все в порядке.
— Ты как будто в облаках витаешь.
— И правда, ты ничего не говоришь, — добавил Люк с набитым ртом.
— Просто устал, наверное.
— Беспокоишься о чем-то?
— Я в порядке, честное слово.
— Ну раз так... Ты не забудь только — что касается тебя, касается и меня.
Марк понял, что речь идет о том дне, когда он сказал Матье, что между ними не должно быть секретов, но ему не хотелось говорить о Жюли Бланш. Они продолжали есть в тишине, каждый сосредоточился на внутреннем голосе, более или менее благожелательном.
— Кстати, я же вам не сказал! — воскликнул Люк.
Он замолчал, слизал сыр с ножа и вытер лезвие о мох, покрывающий основание ствола, на котором сидел парнишка. Затем Люк сложил нож и засунул его в карман брюк, наблюдая за реакцией братьев. Только Матье, казалось, обратил внимание на его слова.
— Чего ты нам не сказал?
— О Линче, он пытался что-то вытянуть из меня на днях у фонтана.
— Что ты имеешь в виду? Я думал, ты не ходил в город.
— Он напугал меня до смерти и сказал, что посадит меня в тюрьму, если я не признаюсь в краже гильзы.
— Ублюдок...
— Не переживай, я ничего не сказал...
— Ты держался молодцом?
— Ну, вообще, дедушка немного мне помог.
— Дедушка был там?
— Да, он сказал Линчу, что, если у него нет доказательств, он должен оставить меня в покое.