Раб и Царь

Здесь, в собственном доме, его ждали тоже враги. И если на работе он знал, что про него думали, здесь ещё предстояло разобраться.

Он, дрожа от страха, тихо вошёл в прихожую. Сейчас он войдёт к себе в кабинет, успокоится, разложит всё по полочкам и решит, как себя вести. Увы, планам не суждено было сбыться. Из своих комнат вышли жена и дочь.

– Явился, кобель вонючий? – с вызовом спросила жена.

– Оленька, солнышко, что с тобой? Ты всё неправильно понимаешь. Я всё тебе объясню.

Однако, что же он объяснит, если сам ничего не знает?

– Объясняй, мы слушаем, – властно сказала жена.

– Не здесь же? Зачем при ребёнке?

– Твой ребёнок давно уже вырос. Говори здесь.

Артамонов умоляюще посмотрел на дочь, но та и не пыталась никуда уходить.

– Что ты молчишь? – наседала жена. – Расскажи, как ты шлюх сюда водишь. Говори, не стесняйся. Чем ты, извращенец старый, их так обидел, что они тебе яйца отрезали.

– Почему их? Разве кроме нас был ещё кто-то?

– Ну вот, уже начинается проясняться. Значит, шлюха всё же была.

– Оля, ты неправильно меня поняла.

– Это ты до сих пор ничего не понял. Я развожусь с тобой и начинаю процедуру раздела имущества.

У Андрея Борисовича подкосились ноги. Он прислонился к стене и стёк по ней на пол.

– Какого имущества? – еле выговорили его белые, как снег, губы.

– Совместно нажитого. Какого же ещё?

– Ты хоть отдаёшь себе отчёт, о каких деньгах идёт речь?

– Я-то отдаю. А вот ты, по-моему, не очень.

– Доченька, – отец посмотрел на Машу, как на последнюю надежду. – Хоть ты вразуми её.

– А что мне её вразумлять? Ты бесплоден, папочка, следовательно, для семейной жизни не годишься. Ты так, кажется, меня учил? Даже коты изгоняют кастратов из своего общества, а мы всё-таки люди.

Теперь Артамонов, кажется, всё понял. Его лоб покрылся каплями холодного пота, глаза закатились, а руки задрожали. Он повалился на бок и лишился чувств.

И опять больница. Опять белоснежная палата и никого вокруг. Только врачи зайдут на несколько минут, зададут свои глупые вопросы и снова скроются.

– У меня это серьёзно? – спросил банкир как-то доктора.

– А как вы думаете, обширный инфаркт – это серьёзно?

Андрей Борисович отвернулся от врача и больше ни о чём ничего не спрашивал.

Но не столько болезнь угнетала банкира, сколько одиночество. Никто: ни жена, ни дочь, ни зять, ни кто-нибудь из сотрудников не навещали его. Однажды он не выдержал, попросил у соседей телефон и позвонил в банк председателю правления.

– Алё. Василий Петрович? Это Артамонов, – сказал он, пытаясь быть как можно спокойней.

– Андрей Борисович! Здравствуй, дорогой. Как твоё здоровье?

– Хоть бы зашли проведать, узнали бы про здоровье.

– Извини, дорогой, сейчас столько дел – ей Богу, времени нет.

– Клерка какого-нибудь послали бы, если сами не можете.

– Извини меня, Андрей Борисович, за прямоту, но ты в последнее время умудрился оскорбить, наверное, всех сотрудников. Кому мы не предлагали, все отказались ехать к тебе. А разве дочка не заходит к тебе?

Андрей Борисович ничего не стал рассказывать про дочку.

– Дочка это дочка. Я имел ввиду сотрудников.

– А она и есть теперь самая главная сотрудница. Мы собирали правление в связи с твоей болезнью и решили твою дочь ввести в состав правления. У тебя же самое большое количество акций. Мы решили, что дело это семейное. Так что вместо тебя теперь она сидит.

– Маша?

– А разве она тебе об этом не рассказывала? Значит, хочет папе сюрприз сделать. Вот видишь, я невольно нарушил её планы.

Сюрприз действительно получился. Артамонов разъединил связь, отдал телефон и еле-еле дошёл до кровати. Ему снова стало плохо, и он опять потерял сознание.

Современная медицина творит чудеса. Даже в обыкновенной районной клинике могут справиться с такой опасной болезнью, как инфаркт, не говоря уже о престижной. Лечение подходило к концу и Артамонова выписали домой. Правда, выходил из больницы он не пышущим здоровьем мужчиной, полным энергии и планов, а дряхлым стариком, полностью разочарованным в жизни, и желающим только одного: чтобы все оставили его в покое. Дома он слонялся по комнатам и не знал, чем ему заняться. Однажды к нему подошёл зять и подал какие-то бумаги.

– Что это? – спросил банкир.

– Исковое заявление вашей жены. Вы уж извините, но она мне поручила вести ваш бракоразводный процесс.

– Значит, половина имущества теперь будет принадлежать ей?

– Конечно.

– И акций тоже?

– И акций тоже.

– Если так, то управляющим банком меня теперь могут и не назначить?

Алёша тактично промолчал.

– Конечно, не назначат. Теперь на этом месте её дочь.

– Но она и ваша дочь.

– Да, она моя дочь, только я не её отец.

– А разве так бывает?

– Бывает, Алёша, бывает. Если бы ты знал, что я сделал с ней, то не спрашивал бы.

– Я знаю, – тихо ответил Алёша.

Андрей Борисович взял заявление и молча ушёл в пустую комнату.

После этого разговора, сталкиваясь с кем-нибудь из членов семьи, он старался поскорее уйти, чтобы побыть одному. Самым приятным для него местом во всём доме оказался туалет. Там он мог сидеть один сколько угодно, не боясь, что кто-то потревожит его.

На процесс Андрей Борисович не пошёл. Он боялся, что если всплывёт история с его дочерью, сердце не выдержит позора. Отдав Алёше ходатайство о рассмотрение дела в его отсутствии, он заперся в туалете и не выходил оттуда, пока все не ушли на суд.

По возвращении он только спросил жену:

– Развели?

– Развели, – холодно ответила она.

– А Маша где?

– На правление банка. Там выбирают управляющего.

– Даже мне не сообщили, – обиженно сказал Андрей Борисович.

– Сообщат, не беспокойся. Сразу же после окончания правления обещали позвонить.

Артамонов ничего не ответил и молча ушёл в свой туалет.

Андрей Борисович сидел на унитазе и ждал когда раздастся телефонный звонок. «Неужели это всё? Неужели они вышвырнут меня за борт, как мусор?» Время шло изнуряюще медленно. Казалось, что прошло часов пять или шесть. От напряжения, которое нарастало с каждой минутой, стучало в висках и тошнило. Двери и стены туалета кружились перед глазами. Телефонный звонок прозвенел так громко, что Артамонов подпрыгнул. Однако тело его тут же обмякло, и он вновь опустился на унитаз.