Рабочий день

В два раза мощнее старого, он казался огромной махиной. Эдик разбирал оголенные концы разводок генератора вслепую, без рисованной схемы и приборов, нащупывая принципиальную схему возбуждения, и вид у него был унылый. Микутский с Мишей принялись за двигатель.

Они просматривали комплектность самого двигателя, пусковой системы, раскручивали гайки, снимали крышки и коробки, заглядывали внутрь, ощупывали, измеряли зазоры, длины свободного хода, простукивали, прокручивали, снова накладывали крышки, затягивали болты.

С Мишей было легко работать. Когда-то он был лучшим слесарем в цехе, где начинал мастером в пору послеинститутской молодости Микутский, и мог разобрать и собрать дизель с закрытыми глазами. Но даже в таких, как он, живет исподволь неодолимая тяга к чему-то новому; он презрел свое слесарное искусство и перешел работать испытателем двигателей на заводском стенде. Между делом закончил вечерний институт по курсу «холодная обработка металлов» и только-только перед отъездом сюда защитил диплом. Как-то Микутский спросил его: «Зачем тебе институт? Ведь у тебя золотые руки!» Миша спокойно ответил: «А сам не знаю. Все чему-то учатся — и я давай». Может, он и хитрил. Памятью о тех временах, когда он был хорошим слесарем, у него остался сделанный им самим нож с ножнами — предмет всеобщей зависти. Это действительно был не просто нож, а произведение искусства: законченные, идеальные формы, гравировка по латуни на черенке и ножнах.

Заглянул Бердюгин, пуском запоротого агрегата остался доволен. Пожал руку Микутскому, заговорил доверительным тоном. Спросил, был ли Коля. Отчихвостил его за глаза. Пожаловался: «Скажите, можно с такими кадрами что-нибудь сделать? Но ничего, я их приведу к порядку!» Снова пообещал всяческое содействие, прося обращаться к нему с любыми вопросами, и побежал по своим делам.

У Эдика дело явно не клеилось: шевелился он вяло, часто задумывался и чесал затылок.

— Ну что у тебя? — спросил Микутский.

— Ни схемы, ни приборов, — пробормотал тот. — Что тут сделаешь?

— Ты вот что, — подумав, сказал Микутский. — Пойди и принеси тетрадку и карандаш, и давай сам, по своим соображениям, вычерчивай схему, а Коля тем временем принесет приборы. Он обещал.

— Можно, я схожу в реммастерские? У них, кажется, кое-что есть, я видел.

Микутский разрешил, и Эдик ушел. Миша презрительно сплюнул ему в след, процедил:

— Электрик. Специалист. Действует он мне на нервы. Так бы и врезал ему слегка, чтоб быстрей шевелился. От самой тяжелой работы старается уклониться, ловчит, а вы и не замечаете. Не люблю я таких.

— Нет, у этих генераторов действительно очень сложная система возбуждения, — возразил Микутский.

— Ты думаешь, зачем он в мастерские пошел? Наверняка мужиков поспрашивать — он уж полсела обшарил в поисках соболиных да ондатровых шкурок. И другие тоже, глядя на него, в азарт впадают, — продолжал свое Миша. — А думаешь, на что он свои деньги зарабатывает? Шикарно жить хочет, в рестораны ходить...

— А ты куда свои потратишь? — с легкой насмешечкой спросил Микутский.

— Мне-то есть куда, — не замечая насмешечки, ответил Миша.

— Ну, а все-таки? Если не секрет.

Миша не мог ответить на этот вопрос походя. Он отложил гаечный ключ, сел на цоколь дизеля, размял в толстых пальцах сигаретку и закурил.

— Во-первых, — он поднял к закопченному потолку глаза, отчего его лицо сделалось мечтательным, — одену жену и дочку. Потом золотые колечки куплю — мы давно о колечках мечтали, а когда женились, денег не было. Из мебели кое-что купим — она пишет, уже присмотрела...

— А не боишься, что, пока ты тут вкалываешь, она там — шуры-муры? — прищурив глаз, спросил Микутский.

— Не-ет, тут глухо, — ответил Миша. — Пишет: плачет ночью, скучает.

— Видишь, Миша, ты человек спокойный, положительный, а сделать всех подряд положительными — по-моему, мечта несбыточная, — рассудил Микутский.

— Спокойный-то спокойный, а одному вот так заехал по уху, — берясь снова за гаечный ключ, Миша начал длинную историю про какого-то прохвоста, паскудную рожу которого судьба, может, чуть ли не с пеленок готовила к встрече с несущим справедливость большим и мягким Мишиным кулаком. Под эту историю они крутили болты, обменивались соображениями насчет дизеля. Микутский отвлекался, задумывался, снова вникал.

Пришел Николай, принес амперметр и тестер. Следом за ним вернулся Эдик.

Николай обрадовался тому, что дело идет вовсю.

— Ну вот, давно бы так! — похлопал он по спине Микутского. Он почему-то был уже почти уверен в успехе. — Ладно, ребята, желаю успеха, я пошел. Вечером забегу, — и уехал.

Эдик взялся за дело энергичней. Прозвонил обмотки статора, ротора, возбуждающего устройства, разобрался с выводами фаз, стал вычерчивать общую схему генератора. И опять у него заело.

— Слышь, Боря, подошел он к Микутскому, — обмотки все целые. А со схемой ничего не понятно. Не разбирать же нам его. Прокрутить бы.

— Да понимаю, что прокрутить бы, — с легким раздражением ответил Микутский, — но мы ж не сидим без дела. Закончим — и прокрутим. Но имей в виду — они тоже прокручивали. Где-то, значит, возможна ошибка при сборке генератора. Без знания схемы мы ее не найдем. Думай, работай.

Зашел Гена, веселый, щелкая кедровые орешки.

— Чего не отдыхаешь? — спросил Микутский.

— Да скучно дома. Дом не коза — чего его стеречь? — улыбнулся тот. — Зашел вот.

— Вижу, что зашел. Но нам, Гена, некогда. Извини, но или позже приходи, или уж помогай. — Микутский подумал, что с Гены хватило и вчерашней помощи, и он спокойненько удалится.

— А отчего бы и не помочь? — весело сказал Гена и тут же, в чистой одежде, полез помогать возиться с двигателем.

V

В обед завели двигатель. Завелся он сразу, послушно набрал обороты. Проверить бы стабильность числа оборотов — нечем. Но и на слух понятно, что работает ровно, устойчиво.

— Во молотит! — поднял большой палец улыбающийся Гена.

— В пределах нормы, — скупо сказал Микутский. Им приходилось теперь говорить громко, чтобы слышать друг друга.

Пока двигатель прогревался, собрали с Эдиком из проводов, приборов и нескольких ламп временную цепь для генератора. Подсоединили, пустили двигатель в рабочем режиме, включили генератор. Он глухо загудел; все впились глазами в приборы и лампы; лампы не горели, однако стрелка вольтметра отчаянно заметалась по шкале.