Рабы
Шрифт:
Владелец кельи засмеялся:
— Хорошо, что хоть есть такой фасх, а не то арендаторы выбивали б друг друга и дальше и этот человек получил бы пять тысяч неустойки, и в таком случае неустойка по этой земле достигла бы четверти всей аренды.
— Я эти пять тысяч и сейчас получу! — заявил Назар-бай.
— Нет, не можете, — ответил с гневом один из мулл. — Землю вы сами бросили. Кто же вам обязан давать неустойку?
Настоятель не согласился с этим муллой.
— Так нельзя относиться к человеку, который, отдав себя на растерзание, с высохшей земли, с «голодных силачей» собирает нам пятьдесят тысяч.
Увидав, что настоятель медресе защищает его, Назар-бай ободрился.
— Если считать, что вы что-то там соберете на основе закона, так надо прямо сказать: с этих земель вы не соберете и двадцати тысяч. Только самопожертвование таких людей, как я, даст вам пятьдесят тысяч.
Настоятель задумался.
— Надо найти средство, чтобы крестьяне безоговорочно внесли нам все, что с них причитается — вакуфную долю.
— Надо собрать учащихся всех медресе и с их помощью избить крестьян, как ослов, — предложил молодой мулла.
Другой мулла предложил:
— Это не дело. Надо их привести к казию и сделать им там внушение.
Еще один мулла добавил:
— После внушения палкой или ремнем их надо еще оштрафовать. Это будет им похлеще ремня или палки.
Мулла Науруз явно заинтересовался этим спором и вытянул шею, чтобы яснее слышать предложения мулл.
— Чтобы с них взыскать, надо, чтоб у них что-нибудь было. А у них ничего нет. Они голы, негодяи! — сказал Науруз. — Надо получить разрешение богословов и забросать их камнями, как богоотступников!
— Это пустые слова, — возразил кто-то из мулл. — Камнями ни наш живот, ни наш карман не наполняется. Нужна действенная мера.
— Какая же?
— Действенная мера, чтобы деньги за эту землю заблестели у нас здесь.
— Что же это такое? — заинтересовался настоятель.
— Я же отчетливо сказал: «Нужна действенная мера», — и предлагаю считать: действенная мера суть та, вследствие которой деньги за эту землю заблестят у нас здесь.
— Это тоже пустые слова, — рассердился настоятель, ожидавший услышать что-то толковое.
— Не принимаю! — воскликнул мулла. — Мои слова можно было бы считать пустыми лишь в случае, если бы в них не было определенного смысла.
Другой мулла, владевший в Мир-Арабе многими кельями и получавший с них доход, поддержал это риторическое выступление:
— Человек, предлагающий найти действенную меру, в результате коей наши деньги за землю будут добыты, — не пустослов.
— Возможность еще не есть действительность, — ответил другой мулла, желая взять сторону настоятеля. — Например, сказочная огромная птица Анка относится к числу возможностей, однако в действительности ее никто не видел.
Один из учеников медресе шепнул другому:
— Этот человек мой репетитор, он преподаватель второй степени. Ученики вначале обучаются у него и только затем имеют право обучаться у старшего преподавателя. Он очень искусный спорщик. Он сам говорил, что однажды в эмирском дворце он переспорил нескольких ученых мулл.
— Мой репетитор ученее твоего учителя. Когда он в келье дает урок, его голос слышен на улице. Даже неграмотные прохожие останавливаются с удивлением и говорят: «Видно, это очень ученый человек, если поучает столь громко».
My даррис [85]
Мир-Араба молча сидел в стороне, перебирая четки и что-то бормоча себе под нос. Теперь он вмешался в разговор:— Послушаем, что придумал настоятель медресе.
— А что может придумать этот невежда? — сказал самоуверенный мулла, владевший многими кельями.
— Сиди тихо, невежа, — одернул его мударрис.
— Почему тихо? Если вы из вакфа этого медресе получаете долю только за то, что преподаете, то я получаю за мои кельи, купленные мною за золото.
85
My даррис — старший преподаватель медресе. Обычно в каждом медресе (за исключением самых крупных) был один мударрис.
— Тихо, тихо! — зашумели ученики, словно готовясь полюбоваться петушиным боем.
Мударрис попросил настоятеля:
— Просим вас изложить ваше мнение.
— Происшедшее, — сказал настоятель, — касается не только нашего арендатора Назара-бая. Оно касается не только нашего медресе. Оно касается всех, кто работает на вакуфных землях. Оно касается всех, получающих доход от вакфа.
Имам вставил:
— Оно касается и казия, верховного судьи священной Бухары нашей, ибо с вакуфных земель он получает доход за то, что своей печатью скрепляет все сделки по вакуфным имуществам.
— Правильно, — поддержал имама другой мулла. — Просим настоятеля объяснить, получал ли верховный судья с этой пятидесятитысячной аренды двести пятьдесят тенег из расчета пяти тенег с каждой тысячи?
— Он получил больше, — сказал имам и пояснил: — Эта аренда пять раз оформлялась, пять раз писались бумаги, и пять раз он ставил на них свою печать. Это составит шестьсот семьдесят пять тенег.
Мулла, недавно купивший келью, засмеялся:
— Ясно, для чего главный казий столько раз допустил смену арендаторов, сменял аренду арендой, неустойку неустойкой и зачем от так оттягивал день фасха.
Настоятель обиделся:
— Вы так придирчивы ко мне, словно все эти деньги ушли из вашего кармана. Ведь все это взимается с крестьян! — И продолжал: — Если мы к этому делу отнесемся легко, то и другие вакуфные крестьяне прогонят наших арендаторов. Мы взыскиваем с них одну десятую. Но у нас есть и такие земли, с которых мы берем треть и даже половину. Положение крестьян, работающих на них, конечно, еще хуже.
Какой-то босоногий ученик объяснил:
— С этой земли крестьяне тоже платят не одну, а четыре десятых: нам одну десятую да по эмирскому налогу три десятых.
— Сиди тихо, степняк! — одернул его мударрис. Настоятель говорил:
— С этих крестьян могут взять пример и другие. И получится беда для всех вакуфных земель.
— Это общие соображения. Укажите нам действенную меру! — крикнул владелец многих келий.
— Надо мне, мударрису и еще нескольким крупным владельцам вакфов пойти к главному казию и кушбеги, рассказать обо всем и объяснить, сколь важно все происшедшее. Они издадут приказ за двумя печатями и пошлют его на имя чархакима в Шафрикан с таким непреклонным, решительным и смелым чиновником, который приведет эти печати в действие. Зачинщиков накажут, остальные подчинятся.