Рабыни рампы

Приняв более веселое выражение, она открыла дверь.

– Привет! Ну, есть на сегодня работа?

Эвелин ожидала гостью в комнате, которую она называла гостиной. Она была гораздо меньших размеров по сравнению с обычными гостиными. Декоратор, вероятно, отражал ее смутные представления об английском садоводстве. Когда Эвелин заходила в эту комнату, то чувствовала себя словно бледная орхидея среди буйных роз и петуний, она вообще терялась в этом многоцветье. Декоратор считал эту работу самой большой ошибкой в своей карьере. Нельзя было заставлять хозяйку дома оказаться в полной зависимости от обоев.
– Хелло, - пискнула Эвелин, когда Карен пыталась отыскать ее в комнате.
– Вы без труда нашли нас? Садитесь, пожалуйста, - она указала на искусно обитый материей стул, его пузатые ножки были удачно прикрыты "юбочкой".

– Благодарю вас, - ответила Карен, устраиваясь на стуле поудобнее. Теперь ее ноги едва касались пола.
– Мне было очень приятно, что вы догадались послать за мной машину на вокзал.

Несмотря на то, что Карен с Лейк долгое время были подружками по комнате, Карен впервые видела перед собой ее мать. Лейк никогда не рассказывала о своей семье. Само собой разумеется, любопытство распирало ее. Как она и ожидала, Эвелин была миловидной женщиной, но привлекательность ее была какая-то странная. Лицо ее было похоже на личико большой куклы - розоватое с очень правильными и приятными чертами и ничего не выражающим взглядом. У нее была очень бледная, но красивая до совершенства кожа, всего с несколькими морщинками. Ее уставившиеся на Карен невинные глазки были светло-коричневого цвета. "Вероятно, Лейк унаследовала свои голубые глаза от отца", - подумала Карен. Ей потребовалась всего минута, чтобы осознать, что, несмотря на вялость, Эвелин была довольно крупная женщина, значительно выше и тяжелее самой Карен.

– Миссис Истмэн, я хотела узнать…

– Может, вначале чаю?
– весело спросила Эвелин.
– Вы, конечно, не откажетесь от чашечки?

Горничная вкатила в гостиную тележку с чайными принадлежностями.

– Да, большое спасибо.

Скривившись на просьбу Карен положить ей в чашку три кусочка сахара, горничная, ясноглазая дама гигантских габаритов, разлила чай и пододвинула тарелку, на которой лежало несколько маленьких бутербродов. Карен надеялась, что принесут что-нибудь еще - она просто умирала с голоду. Эвелин неуверенно, дрожащей рукой прикоснулась к горничной.

– Аманда служит у нас с того времени, когда я еще была ребенком. Не знаю, что бы я без нее делала. Наверное, пропала бы.

– Само собой разумеется, - подтвердила Аманда ее слова.

Грузной походкой она вышла из комнаты, бросив на Карен взгляд через мясистое плечо.

Эвелин подалась вперед, словно намеревалась доверить Карен великую тайну. Карен подвинулась ей навстречу.

– Прежде она жила на ферме, - сообщила Эвелин.

С громадным разочарованием Карен отодвинулась назад.

– Миссис Истмэн, я хотела бы узнать, нет ли у вас вестей от Лейк. Я о ней почти ничего не знаю с той поры, как она переехала на побережье, я получила от нее всего несколько писем и, естественно, очень волнуюсь.

В ее просветленных глазах ничего не отразилось.

– Лейк живет в Калифорнии…

– Да, я знаю об этом… Но ведь прошло два года… Это довольно продолжительный срок. Она, несомненно, могла написать вам, где она, как живет…

Эвелин кивала в знак согласия.

– Знаете, - опять доверительно зашептала она, - мне не нравится разговаривать по телефону. Вот почему я не подошла к аппарату, когда вы позвонили. Мне бы не хотелось, чтобы вы неверно интерпретировали мой шаг.

– Нет, что вы. Многим людям не нравится телефон, насколько я знаю. Когда он звонит, складывается такое чувство, что тебя вынимают из ванны.

"Ты разговариваешь как идиотка, Карен, - усовестила себя Карен.
– Успокойся и излагай только факты". Что-то внутри подсказало ей, что Эвелин в любую минуту может уйти в себя.

Сидевшая напротив леди улыбалась, глядя в чашку.

– Лейк превосходно себя чувствует.

– Это, конечно, большое облегчение для меня, - ответила Карен.
– Но где она? Чем занимается?

– Не знаю.

– Разве она вам не написала, не позвонила?

– Я не люблю разговаривать по телефону. Разве я вам об этом не говорила?

– В таком случае… вам вообще о ней ничего не известно?

– Лейк превосходно себя чувствует, - повторила она.
– Я это ощущаю своим сердцем. Нет никакой необходимости ни в письмах, ни в звонках.

– Значит, - взорвалась Карен, - за эти два года вы даже не предприняли никаких попыток связаться с вашей единственной дочерью? Мне это кажется немного странным, миссис Истмэн, если вы соблаговолите простить мне эти слова. Я бы на вашем месте так не поступила.

– Вы не похожи на нас, - сказала Эвелин.
– Вы не верите, что иногда люди могут быть счастливее в отрыве от семей. Мне кажется, что к ним относится Лейк. Она здесь никогда не была счастлива.

"Вы не похожи на нас". Карен обвела взглядом комнату. Она вспомнила, как ее собственная мать украсила дом фруктами из пластика и фальшивым хрусталем. Карен всегда хотелось жить в таком прекрасном доме, как этот особняк Истмэнов. Отбросив в сторону всякую иррациональность, она никак не могла понять, как Лейк могла быть несчастной в этом доме, где полно таких дорогих, прекрасных вещей.

Эвелин бесцельно пощипывала рукава платья. У нее были крупные руки, которые не сочетались с ее природной элегантностью, крупные руки со множеством коричневых пятнышек.

– Она гуляла по этому дому, - Эвелин, скосив глаза, отдавалась воспоминаниям о прошлом, - не как обычный ребенок. Нет… она всегда создавала много шуму, всегда разбивала вещи, все время что-то искала, исследовала. Она была как будто ребенком понарошку, маленьким пришельцем. Словно чужие люди привели ее сюда и через несколько дней зайдут, чтобы забрать ее снова. Она была всегда настороже. Я никогда, по сути дела, не чувствовала, что она была наша, членом нашей семьи. Карл, мистер Истмэн, это понимает, - на какое-то мгновение ее отстраненность рассеялась.
– У меня не очень хорошая память. Кажется, прежде она была лучше. Но я все же помню… - вдруг она резко передумала.
– Мне кажется, Лейк более счастлива в отрыве от дома.

– Неужели вы не скучаете по ней? Неужели вы не беспокоитесь о ней?

Побледневшая женщина молчала.

– Неужели вы ее не любите?

– Я ее люблю как умею, - медленно ответила Эвелин.
– Но вы должны понять, что она, по существу, никогда не была нашей, настоящим членом семьи. Карл это понимает, он понимает на самом деле. Я рада, что ее здесь больше нет, - указав рукой на сияющий чайный сервиз, она спросила: - Не хотите еще чаю?

– Нет. Прошу меня извинить, - сказала сквозь зубы Карен.
– Мне пора.

Эвелин протянула ей руку - руку королевы, - оповещая об окончании аудиенции.

– Благодарю вас за визит. За то, что решили повидать меня.

Так как Карен проигнорировала ее руку, Эвелин, подняв ее, прикоснулась к брошке на горле. Это была дорогая брошь, на ониксовом камне виднелись серебряные инициалы "Э.П.".

– Нет, я пришла сюда совершенно по другому поводу, - резко сказала Карен.
– У меня не было никакого желания видеть вас.

Она нигде не видела своего жакета, и поэтому решила, хотя это ей и претило, узнать об этом у Аманды. Поднимаясь по внушительной мраморной лестнице, она услыхала, как верная Аманда честит кого-то на все корки.