Рабыня демона «Золотой горы»
Шрифт:
Джинны восседали на разноцветных подушках, прикрыв глаза и наслаждаясь курением. Хусейн погрозил подругам пальцем и бесшумно вышел, оставив девушек стоять у дверей. Малик медленно приподнял веки и посмотрел на них, его лицо не выражало никаких эмоций, а глаза небрежно скользили по разряженным женщинам.
– Приветствую вас, красавицы, - наконец произнес он и встал, потянувшись гибким телом.
– Прошу вас, присоединяйтесь к нам...
Девушки осторожно приблизились к ним и сели, подогнув под себя ноги. Джамиль положил руку на плечо Бубки и не открывая глаз сказал:
–
Бубка затянулась и передала трубку Рыбке, чувствуя, как у нее в голове вдруг взорвалась радуга и разноцветные брызги понесли ее невесомое тело над клубами дыма. Рыбка тоже затянулась и разум ее перестал существовать, опутанный взглядами и прикосновениями Малика. Она падала в омут его глаз и тонула в его завораживающем шепоте...
...
– Из объятий её выпускать не спеши,
повредить это нежное тело не бойся.
Хоть и гнётся цветок под тяжёлым шмелём,
всё равно не сломается, не беспокойся.
И не слушай молений пугливых её,
и не верь, если шепчет: Не надо, не надо!..
А иначе скорее наступит рассвет,
чем добыта желанная будет награда...
Пусть измучатся губы целуй без конца,
в ней ответные волны любви пробуждая.
Как чудесно, когда разгорается страсть
постепенно, как в небе луна молодая...
– Чьи это стихи?
– спросила Рыбка непослушными губами.
– Видьяпати Тхакура... Это индийский поэт...
– усмехнулся Малик и снова протянул ей трубку кальяна...
* * *
Наступило беспробудное одурманенное утро... Бубка разлепила тяжелые веки и попыталась сфокусировать взгляд на стене, она поплыла, вызывая приступ тошноты и медленно остановилась. Варька попыталась вспомнить вчерашний вечер, но в памяти мелькали лишь отдельные картинки. Прекрасные восточные стихи, потом вино из серебряных кубков, снова кальян...
Безудержный смех, непонятно от чего, причем смеялись все: и они с Рыбкой и Джинны, которые к концу вечера стали почти родными. Бубка застонала, вспомнив, как танцевала на столике и кривлялась, изображая сестер-мулаток. Малик и Джамиль веселились во всю, глядя на их с Натахой выкрутасы. Они и в трезвом состоянии были слегка в неадеквате, а под вином и одуряющим дымом кальяна совсем сорвались с катушек. Бубка вдруг рассмеялась, вспомнив, как Рыбка дергала за шнурок с колокольчиком, вызывая Хусейна, и когда он приходил делала вид, что не при делах.
Все остальное покрывала темнота, навалившаяся с внезапностью пыльного мешка из-за угла.
– Как же мне плохо, - услышала Варька стон Рыбки.
– Ничего не помню...
– Но судя по нашему вчерашнему состоянию, нас принесли в наши комнаты невменяемых...
Бубка встала и выглянула в приоткрытую дверь.
– Мама-а дорога-ая...
–
Что там?– Рыбка испуганно приподнялась.
– Иди посмотри.
Натаха подошла к подруге и они ошалело уставились на общую комнату с уютной терасой. Бассейн был полон земли и перевернутые горшки с экзотическими растениями покоились на мраморном дне, диванчики были перевернуты и разноцветные подушки сиротливо валялись по углам, окруженные ворохом перьев.
Посуда была безжалостно перебита, а шелковые шторы клочьями свисали с поломанных карнизов.
– Это все мы?...
– прошептала Рыбка.
– Подозреваю, что да...
– Вай! Вай!
– запричитал вошедший Хусейн и схватился за голову.
– Горе мне, горе!
– А нечего было нас спаивать и всякой гадостью обкуривать!
– огрызнулась Рыбка.
– Мы, тебя предупреждали!
– Ничего не понимаю! Совсем ничего!
– продолжал вопить Хусейн, не обращая внимания на слова Натахи.
– Вместо того, чтобы скинуть вас с крыши или бросить на палящем солнце... Вай-вай!
Он хлопнул в ладоши и в комнату, опустив головы, вошли мужчины волоча за собой сундуки и ларчики. Выставив их перед девушками они быстро вышли, не глядя по сторонам.
– Что это?
– удивленно спросила Бубка.
– Это нам?
– Вам, дочери Шайтана!
– недовольно буркнул Хусейн и отвернулся, сложив руки на круглом животе.
Девушки с интересом открыли один из сундуков и ахнули, ослепленные блеском драгоценностей, сияние, которых, веселой радугой вспыхнуло над ларцом.
– Ничего себе!
– воскликнула Рыбка.
– Здесь же миллиарды!
– Это еще не все!
– самодовольно произнес Хусейн.
– Джинны очень богаты... Очень...
Откуда-то сверху послышался гневный вскрик и подруги задрав головы увидели сестер-мулаток, стоящих на балкончике. Их глаза полыхали ненавистью и злобой, они с изумлением смотрели на дары Джиннов, и если бы у них была возможность, наверное, поубивали бы девушек, в которых сразу почувствовали соперниц.
– Зэма! Камария! Быстро зайдите в свои комнаты!
– прикрикнул на них Хусейн.
– Что это за выходки?!
Сестры вильнули шелковыми шлейфами и исчезли за дверью, произнося проклятия на каком-то своем языке.
* * *
Камария стояла перед большим зеркалом, глаза ее были закрыты, перламутровые веки слегка подергивались, когда она произносила заклинание с шипящим свистом.
– Через мысль головы — заклятие,
и мозг и кровь,
через оскал луны
и тысячи тьмы планет.
Через тело змеи
и огонь свечи.
Заклинаю именем Всесущего.
Повергаю в ад древности: