Ради безопасности страны

Вот и сегодня, в последний вечер перед отлетом, он и сам не заметил, как мирный, казалось бы, разговор с Ниной перерос в тяжелую и нелепую ссору.

Нина мыла посуду, а Колесников сидел за столом в кухне, покуривал и прихлебывал крепчайший чай из подаренной ему Ниной кружки.

— Что тебе привезти из капиталистического рая? — пошучивал Колесников, щурясь от табачного дыма. — Автомобиль, дубленку, шубу?

— Себя привези, — не оборачиваясь от раковины, сказала Нина. — Таким, каким был.

— А каким я был? — поинтересовался Колесников.

— Нормальным человеком, — Нина ожесточенно трет тарелку.

— А сейчас я что? Ненормальный?

— На грани, — кивнула Нина. — Еще чуток — и в психушку!

— Запсихуешь тут! — согласился Колесников. — Всё наперекосяк!

— Что именно?

— Да всё! — отодвинул пустую кружку Колесников. — Работа, жизнь!

— Ах скажите! — повернулась к нему Нина. — Жизнью он недоволен! Работой!.. А от кого это зависит? Да другой бы на твоем месте землю носом рыл! Все бы имел!

— Квартиру, дачу, машину, японский телевизор! — подхватил Колесников.

— Дачу необязательно, без японского телика можно перебиться, а квартира и машина элементарно необходимы!

— Так уж и элементарно? — съязвил Колесников.

— Слушай, Колесников! Не прикидывайся святым! — разозлилась Нина. — Хотела бы я посмотреть, как бы ты ко мне в коммуналке пробирался! Из всех дверей подглядывают, коридор длиннющий, по стенам велосипеды развешаны. Не дай бог, какой-нибудь упадет да по голове! На радость соседям!

— Взрослый или детский? — очень серьезно спросил Колесников.

— Кто? — не поняла Нина.

— Велосипед.

— Без разницы! — отмахнулась Нина. — Я, как тебе известно, на содержании ни у кого не была, хоть и не святая. Этот однокомнатный шалаш своим горбом вытянула. И на машину намолочу!

— Техническими переводами? — поинтересовался Колесников.

— Чем и как — это вопрос второй. Главное — результат!

— По крайней мере, откровенно, — пожал плечами Колесников.

— Вот именно! — непримиримо сказала Нина. — А ты в позу встаешь! В пятую позицию!

Нина составила пятки вместе, прижала локти к бедрам, вывернув отставленные ладони, и походкой Чарли Чаплина прошлась по кухне. Колесников усмехнулся и спросил:

— Ты все это серьезно? Или это так... Теории.

— Какие к черту теории?! — зло крикнула Нина. — Практика это, Колесников! Жизнь! Нормальная причем. Какой-то ты, ей-богу, туркнутый. Ты открой очи, оглянись, посмотри кругом! Твой Парфенов небось из каждой загранкомандировки по системе привозит. И в комиссионный тащит. Вот тебе и машина! Уж он-то своего не упустит! А ты? Блаженный какой-то! Магнитофон подарили, так и тот вернуть хочешь!

— Никто мне его не дарил, — буркнул Колесников. — На время взял. Для работы.

— Ах, для работы! — передразнила его Нина. — Врешь ты, Колесников. Чего ж тогда он у меня болтается?

— Так ты же... — Колесников даже задохнулся. — Ты же просила придержать... Записи какие-то фирменные выцарапывала... Переписать хотела!

— Давно переписала! — отмахнулась Нина.

— И молчала? Завтра же отнеси в представительство!

— Ты соображаешь, что говоришь? — возмутилась Нина. — Я никакого отношения к вашим экспертным делам не имею, и вдруг — здрасьте! Что обо мне люди подумают? Сам неси.

— Но я же улетаю ночным рейсом!

— А мне-то что? Тебе этот магнитофон всучили — ты и расхлебывай!

— Что значит «всучили»?! — вскочил Колесников. — Выбирай выражения!

— Ах, ах!.. Извините за непарламентское высказывание. Вы у нас человек утонченного воспитания! Вы людям не хамите, не оскорбляете, матом пожилых людей не кроете!

— Замолчи! — стукнул кулаком по столу Колесников.

— На Лизу свою кулаком стучи! — огрызнулась Нина.

— Лизу не трогай! — закричал Колесников. — Не смей!

— Ну спасибо! — Нина сорвала с себя фартук, бросила на стул. — Спать со мной — это пожалуйста, а обсуждать твою благоверную — ни-ни! Вот и иди к ней!. Она тебе чемоданчик уже собрала, бутербродов наготовила. Иди, иди! Не отсвечивай!

— И пойду! — шагнул к двери Колесников.

— Давай, давай! Топай! — подбоченилась Нина. — Два сапога — пара! Живете, как на Луне!

— Как умеем! — уже из прихожей крикнул Колесников.

— Да не умеете вы никак, — встала на пороге кухни Нина. — Полоротые!

— Это мы еще посмотрим! — крикнул, надевая пальто, Колесников.

— И смотреть нечего! — сунула шапку Нина. — До сорока лет дожил, а толку, как от козла молока!

— Ну и дрянь же ты! — Колесников нахлобучил шапку и хлопнул входной дверью.

Нина вернулась в кухню, села на табурет у стола и расплакалась.

Колесников стоял над раскрытым, аккуратно уложенным чемоданом. Сверху лежали пижама и целлофановый пакет с бутербродами. Колесников невесело усмехнулся, вынул пакет, закрыл чемодан и прошел на кухню. Положил пакет в холодильник. Вынул из кармана пиджака записную книжку и ручку. Вырвав листок, написал:

«Спасибо за бутерброды. Лечу самолетом. Георгий».

Положил листок посреди кухонного стола и вернулся к себе в комнату. Когда за окном послышался сигнал автомашины, Колесников взял чемодан, надел в прихожей пальто и шапку, подумал и постучал в закрытую дверь:

— Лиза... Елизавета Григорьевна...

— Да? — послышался из-за двери женский голос.

— Я уезжаю.

— Счастливого пути.

— Выйди хоть...

Дверь не сразу, но распахнулась. На пороге стояла подтянутая, моложавая женщина.

— Не ложилась? — спросил Колесников.

— Как видишь.

— До свиданья.

Женщина пожала плечами и ушла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Колесников покачал головой, вздохнул, поднял чемодан и вышел.

Встречи и проводы деловых людей одинаковы во всех аэропортах мира. Колесников и Парфенов еще проходили досмотр, а у таможенного зала их уже ждали Вульф, Эллен Штайнер и стоящий чуть в стороне шофер, готовый подхватить чемоданы прибывших.

Все было так же, как в Москве, когда западногерманских фирмачей встречали в Шереметьеве. За одним исключением. В холле, через который проходили прилетевшие и встречающие, сидел за стойкой бара Рудольф Герлах, а в настенном зеркале прекрасно были видны двери таможенного зала и несколько столиков, что стояли неподалеку от стойки.