Ради безопасности страны
Шрифт:
По утрам улица была пуста, только два негра собирали в черные пластиковые мешки груды скомканных газет, арахисовую шелуху, пустые бутылки из-под колы да у входа в ресторан стоял рефрижератор, ожидая разгрузки.
Джордж Коллинз — так называли теперь Георгия Колесникова — проснулся, едва будильник начал вызванивать мелодию популярной песенки Майкла Джексона.
Не снимая пижамы, прошел в маленькую кухоньку, включил электроплиту, поставил воду для кофе, кинул на сковородку несколько ломтиков бекона и вернулся в комнату.
Когда Коллинз вышел из
Служащие супермаркета в одинаковых белых рубашках с короткими рукавами поднимали железные шторы на витринах, два подростка в линялых джинсах начищали медные ручки дверей отеля, а швейцар, еще без куртки, но в форменной фуражке, покрикивал, на них хриплым спросонок голосом.
На углу, напротив дома, где размещалось советское консульство, газетчик раскладывал кипы газет и журналов.
Коллинз поднял журнал, что лежал сверху. С глянцевой обложки ему белозубо улыбался все тот же Майкл Джексон. Листая страницы журнала, Коллинз поглядывал на противоположную сторону улицы.
Окна в доме были зашторены, рабочий день в консульстве еще не начинался.
Коллинз положил журнал и пошел дальше.
У дверей бара его окликнули:
— Хэлло, Джордж!
На пороге стоял узкоплечий, веснушчатый, с лицом постаревшего подростка, человек в помятых вельветовых брюках и в рубахе с распахнутым воротом.
— Привет, Фрэнк! — кивнул ему Коллинз. — Не рановато ли начал?
— Я не начал, а продолжаю! — показал щербинку между зубами Фрэнк. — Присоединяйся!
— Спасибо, но пока не хочется, — отказался Коллинз.
Фрэнк обернулся и крикнул в глубину бара:
— Запиши за мной, Питер!
Кинул в рот сигарету, спустился по ступеням, вразвалку зашагал рядом с Коллинзом.
— Две рабочие лошадки плетутся впрягаться в хомут! — сказал он.
— Хомут один, лошади разные, — заметил Коллинз.
— Уточни, — заинтересовался Фрэнк.
— Я верчу жернов вслепую, а ты срываешь призы на беговой дорожке.
— Неплохо сказано, — оценил Фрэнк. — Но, милый мой, я же не виноват, что твой диплом здесь пустая бумажка.
— Свободная страна неограниченных возможностей! — усмехнулся Коллинз.
— Конечно, свободная! — кивнул Фрэнк. — Стой у Белого дома с плакатом «Долой президента» — тебя пальцем никто не тронет, но попробуй пройдись с лозунгом «Долой моего босса» у дверей нашей кормушки — выгонят взашей! Устраивает такая перспектива?
— Мне терять нечего, — пожал плечами Коллинз.
— Как знать... — загадочно сказал Фрэнк. — Покажи себя!
— С моим-то знанием английского? — недоверчиво посмотрел на него Коллинз.
— Ты кто? Сенатор? — выплюнул изжеванную сигарету Фрэнк. — Речи в конгрессе будешь произносить? В баре тебя понимают, надеюсь?
— Даже на пальцах, — рассмеялся Коллинз.
— А в чертежах и без языка разберешься, — заключил Фрэнк.
Они остановились у солидного — стекло и бетон — офиса, вошли в подъезд, сунули в прорезь электронного сторожа свои жетоны. Сработали турникеты, пропуская их в длинный, устланный пластиком коридор.
— Разбежались
по стойлам? — задержался у лифта Фрэнк.Коллинз молча кивнул и пошел в глубь коридора.
— Когда соберешься перекусить, позвони! — крикнул Фрэнк.
Коллинз, не оборачиваясь, поднял руку над головой и вошел в одну из дверей.
Фрэнк, прищурясь, смотрел ему вслед.
На длинном полированном столе в кабинете Уолтера Доновена не было ни одной бумажки. Стоял лишь стакан с молоком. Доновен — седой, тщедушный, с нездоровым цветом лица — очищал яблоко фруктовым ножом. Сидящий напротив Фрэнк с интересом следил, как длинной лентой сползает на тарелку яблочная кожура.
— Продолжайте, Фрэнк. Я слушаю, — не поднимая головы, сказал Доновен.
— А что касается его намерений... — пожевал незажженную сигарету Фрэнк. — Вчера все утро торчал в супермаркете, где советские обычно закупают продукты. А сегодня опять отирался у консульства.
— Я в курсе, — кивнул Доновен. — С кем-либо из консульских в контакт не входил?
— Пока нет. Дозвониться пытался! Один раз из закусочной, второй — из аптеки. Оба раза вешал трубку, не поговорив.
— Не отвечали? — поднял голову Доновен.
— Думаю, не решался, — ответил Фрэнк.
— Считаете, еще не созрел? — аккуратно разрезал яблоко на дольки Доновен.
— Может быть, подтолкнуть? — предложил Фрэнк.
— Только осторожно, — согласился Доновен. — Материалы подготовлены?
— Пока в чертежах, — ответил Фрэнк
— Пленкой займитесь сами. — Доновен пожевал яблоко, запил молоком и болезненно поморщился. — Берегите желудок, Фрэнк!
— При нашей-то работе? — прищурился Фрэнк.
— Это вы правы, — качнул головой Доновен. — Какую только дрянь не приходилось пить!
Прикрыл глаза, вспоминая что-то, потом взглянул на жующего Фрэнка:
— Можете идти.
Фрэнк встал и пошел к двери. Доновен маленькими глотками допил молоко и откинулся на спинку кресла.
Как всегда, по вечерам в баре было шумно. Завсегдатаи облепили стойку, за столиками у стены сидели гости посолидней да случайно забредшие на огонек парочки. На экране телевизора безумствовал в окружения полуголых красоток осточертевший всем Майкл Джексон, под низким потолком слоями висел сигаретный дым, задерганная официантка металась от столика к столику с подносом, уставленным бутылками, высокими стаканами с пивом и соком.
За дальним столиком, в углу, сидели Коллинз и Фрэнк.
— Еще два мартини! — крикнул Фрэнк официантке.
— Я уже тяжел, Фрэнк! — запротестовал было Коллинз. — Достаточно!
— Пей, лошадка! — хлопнул его по плечу Фрэнк. — Что нам еще остается?
— Ты хочешь сказать, мне? — понимающе усмехнулся Коллинз.
— Тебе, мне — какая разница? — Фрэнк снял с подноса рюмки с мартини.
— Большая, — качнулся на стуле Коллинз. — Ты тут свой, я — чужой.
— Захочешь — станешь своим, — поставил перед ним рюмку Фрэнк.