Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
Он сам ежедневно приезжал на буровую, справлялся, как идут дела.
Прошли больше двухсот метров, а признаков нефти не было видно. Неужели «сухая»? Этот вопрос волновал всякого, кто был связан с закладкой первой разведочной на Биби-Эйбате.
Серебровский как-то зашел к Баринову.
— Шуму мы наделали много с этой бухтой. Киров даже в Москве на съезде говорил о будущем нового промысла. А нефти-то нет. Потоцкий, видимо, от расстройства заболел, пятый день не приезжает... Что будем делать?
— Да, дела плохие. На других участках давно бы добрались
— Может быть, бросить бурить? Перейти поближе к морю? Ведь не сегодня-завтра Киров приедет — что будем говорить?
— Нет, Александр Павлович, бросать нельзя. На Солдатском ведь тоже не сразу далась нефть. Она любит поиграть в жмурки с бурильщиками. А здесь, в бухте, вообще потемки. Ведь бурим морское дно.
— Ладно, поезжай к бурильщикам, подбодри их, скажи, чтобы продолжали работы.
Серебровский ушел к себе и долго ходил по кабинету, никого не принимая. Его мучили сомнения, и он не раз спрашивал себя: «Не проявили ли мы легкомыслия, доверившись доводам слепого инженера?..»
За этими раздумьями и застал его звонок Кирова.
— А, Сергей Миронович... С приездом! А мы вас ждем с нетерпением.
— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросил Киров.
— Нет, ничего... Просто соскучились.
Киров почувствовал неладное и прямо спросил:
— Что в бухте?
— Пока бурим. Активных признаков нефти еще не видно.
— Сколько прошли?
— Триста с небольшим.
— И нет признаков? — с волнением в голосе переспросил Киров.
— Пока нет... Правда, я сегодня еще не был в бухте.
— Поезжай, пожалуйста, Александр Павлович и позвони мне. Я немного простудился и пока побуду дома...
Мария Львовна, получив телеграмму еще вчера, встретила мужа пирогами с капустой, которые он очень любил.
Он стал рассказывать о Москве, о съезде и вдруг почувствовал, что его знобит. Принял ванну, напился чаю с медом и, проглотив таблетку аспирина, лег в постель.
— Мария, будет звонить Серебровский. Если что важное — ты разбуди.
— Хорошо, хорошо, Сережа. Обязательно.
Подвинув поближе к кровати лампу, он взял привезенную из Москвы книжечку стихов Есенина. Улегся поудобней, стал читать.
Но скоро книжка соскользнула на пол...
Серебровский позвонил уже поздно вечером.
— Заболел? Спит? Нет, не будите, я позвоню утром.
— А если он спросит, что на буровой? — спросила Мария Львовна.
— Скажите, что без перемен. Что признаков нефти пока не обнаружено...
Около семи утра раздался телефонный звонок, прозвучавший в утренней тишине как сигнал тревоги. Киров поднял телефонную трубку:
— Слушаю. Да, Киров.
— Это я, Серебровский, Сергей Миронович. Извините, что так рано. Радость необыкновенная, потому и звоню.
— Неужели пошла нефть в бухте?
— Пошла. Мощный фонтан! Не знаем, как унять...
— Поздравляю, Александр Павлович... Поздравляю от души. Я сейчас еду...
Он постучал по рычажку и стал звонить в ЦК, чтобы прислали машину.
— Сережа, да ты же больной, — запротестовала жена. — Как можно?
— Ничего, ничего.
Я уже поправился. Да такое событие кого угодно на ноги поставит.Киров быстро оделся и вышел на улицу, где уже ждала машина.
Еще не показалась синяя гладь бухты, а уж в небе черной тучей, застывшей на одном месте, обозначился огромный нефтяной фонтан.
Машина помчалась быстрей. Из-за строений не было видно всего фонтана, но слышался шум и грозный шипящий рокот.
Но вот машина вырулила на открытое пространство, и перед взором предстала грозная картина.
На том месте, где стояла буровая вышка, виднелись лишь дощатые сараи для дизеля и насосов да невысокий забор, из-за которого блестящим фонтаном била нефть. Фонтан клокотал, ревел, ярился, словно разгневанный Нептун, швырял из недр покоренного моря черную кровь земли и мелкие каменья. Земля дрожала, и вся эта страшная картина напоминала извержение вулкана.
Вокруг копошились, бегали маленькие черные фигурки, совершенно бессильные укротить это буйство стихии. Вправо от дощатого забора, в ложбине, мерцало черное нефтяное озеро.
Ближе подъезжать было опасно. Киров выскочил из машины, побежал к буровой, вернее, к тому месту, где еще вчера была буровая. Нефтяной струей разбило, разнесло ее в щепки. Внизу лишь торчали бревенчатые остовы и перекладины с еще не сорванной обшивкой.
Кирова встретили Серебровский и Баринов. Они были перепачканы нефтью. На лицах их радость чередовалась с испугом. Они как бы говорили: «Вот, выпустили страшного джина, что теперь будем делать?»
— Надо сберечь нефть, не дать ей уйти в море, — сказал Киров, пожимая им руки.
— Уже распорядились, Сергей Миронович. Роем земляные амбары, которые соединим канавами с нефтяным озером.
— Как же не удержали фонтан?
— Трубы старые, Сергей Миронович, сорвало резьбу... Да разве удержишь этакую силищу!
— Что же думаете предпринять сейчас?
— Попробуем приглушить, — стирая платком черные масляные пятна с лица, сказал Серебровский. — Сейчас подвезут бревна с броневыми щитами. Будем стараться прижать фонтан к земле.
— Снимите людей с других промыслов, пошлите грузовики, автобусы. Ведь если эту стихию обуздаем, она заменит не один десяток старых скважин...
Фонтан, как упрямый разъяренный зверь, не хотел смириться: буйствовал, огрызался, ревел. Но люди все же одолели, утихомирили, надели на него стальную рубашку...
Первая скважина, наделавшая на Биби-Эйбате много бед, подтвердила предположение и расчеты старого инженера о сказочных богатствах бухты.
Множество лошадей, весь грузовой автотранспорт города и промыслов, баржи и буксиры, грузовые платформы и десятки тысяч людей — целая армия землекопов — были брошены в Биби-Эйбатскую бухту.