Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

Киров, спокойно поглядывая на собравшихся, ждал, пока они угомонятся, и, быстро оценивая обстановку, соображал, как и с чего начать.

«Громкими фразами их не удивить. Они слыхали всякое... Надо, как Халтурин, проще, прямее».

Киров приподнял руки, словно бы потянулся к собравшимся, и сказал негромко, но доверительно, взволнованно:

— Товарищи! Мы только что со съезда. Эх, если бы вы только видели, что это был за съезд!

Эти несколько фраз были сказаны так проникновенно, что в зале мгновенно притихли.

Киров, сотни раз выступавший перед большой аудиторией, сразу почувствовал, что лед недоверия растаял, даже удивился, что это произошло так быстро. Он кашлянул в кулак, подавляя волнение, и окинул взглядом зал. Все ждали, что он скажет дальше. И он понимал, что от этого «дальше» будет зависеть успех его выступления. И он решил продолжать так, как задумал еще в поезде, а потом в трамвае.

— Съезд решил вырвать нашу страну из иностранной зависимости, сделать ее индустриальной державой. Чтобы не капиталисты нам, а мы им диктовали свои условия. И сделать это можете только вы, рабочие — передовой руководящий класс России. Только на вас надеется съезд и Центральный Комитет партии.

Эти слова прозвучали как боевой клич, как страстный призыв, от которого никто не мог отмахнуться, как нельзя было отмахнуться в войске от грозного крика: «В атаку!»

Зал глухо вздохнул.

И по этому вздоху Киров безошибочно определил, что ему удалось завладеть аудиторией и что теперь с ней можно говорить проще, все будут слушать.

Киров опять кашлянул в кулак и заговорил спокойнее:

— Партия уже давно взяла курс на построение социализма в нашей стране, как завещал Ильич. И мы уже начали с вами строить социализм. Да, товарищи, начали! Скоро будем торжественно пускать первую в России Волховскую гидроэлектростанцию. Ее построили советские рабочие. Это и есть первая заметная веха на пути к социализму. Слава героям!

Тут уж зал не выдержал — грянули аплодисменты.

Киров заметил, что аплодирует большинство, и это успокоило его. Он окончательно уверился, что между ним и слушателями установился прочный контакт.

— Да, товарищи, мы с вами строим социализм. Строим горячо, вдохновенно! Уже заложили фундамент могучего каменного здания. Начали возводить стены. Работа кипит. А под ногами у нас путаются, мешают, разгуливают по лесам — руки в карманы — этакие франты. И говорят нам: «Бросьте! Ничего не выйдет. Надо вначале сделать революцию в Европе. Без Запада у вас кирпичей не хватит!..» И этак, знаете ли, то ногой, то рукой, то толстым задом сбрасывают с лесов кирпичи.

В зале засмеялись.

— А ведь нам с вами, товарищи, эти кирпичи надо на леса на горбу таскать.

— Надо гнать таких, которые мешают! — крикнул кто-то в зале.

— Правильно, гнать!

— Вот и съезд к такому же выводу пришел, — сразу откликнулся Киров. — К чему нас призывают эти путающиеся под ногами люди? Хотят снова отдать нашу страну в кабалу капиталистам. Дескать, России нужно выращивать хлеб да готовить сырье. А машины, мол, на Западе купим. А если они три шкуры за эти машины будут драть? Тогда как?

В зале опять сгустилась тишина.

— Вот я недавно разговаривал с одним крестьянином. Жаловался он, что тяжеловато живется. Я и спрашиваю: «А пошел бы снова работать на помещика. Он бы тебе новые машины дал». Мужичок почесал затылок, да и говорит: «Увольте, гражданин хороший. Мне Советской властью земля дадена. И я не желаю, чтоб на моем горбу помещик в рай ехал. А ежели машины потребуются — мне свой брат-рабочий руку протянет».

В зале заулыбались.

— Вот я и хочу спросить вас, товарищи: пойдем мы на поклон к капиталистам, как призывают зиновьевцы, или сами начнем делать машины и поможем своему брату-крестьянину?

— Поможем! Поможем! — дружно загудел зал.

Киров снова подался вперед, и голос его окреп, налился металлом.

— Разумно судите, товарищи! Ни Центральный Комитет партии, ни съезд и не ждали другого ответа от авангарда рабочего класса — питерского, ленинградского пролетариата. Вы, ленинградские рабочие, — гордость русского рабочего класса! Вы не можете поддерживать предателей революции. Ведь Зиновьев и Каменев, как вы помните, выдали Временному правительству партийную тайну — дату начала революционного восстания. Они и сейчас предают партию.

Зал гневно загудел.

— От имени Центрального Комитета я призываю вас, товарищи, осудить зиновьевско-каменевскую оппозицию и одобрить генеральную линию партии, взявшей курс на индустриализацию страны, на социализм! Да здравствует Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков! Да здравствует наше победоносное движение к социализму!

В зале грянули аплодисменты, и Киров сошел с трибуны, уверенный в полной поддержке электросиловцев.

Однако только он сел за стол, как на трибуну вбежал человек в расстегнутом пальто и начал выкрикивать оскорбительные слова.

— Долой! Ему не давали слова! — закричали в зале.

— Гоните двурушника в шею!

— Вон подпевалу Зиновьева!

Но председательствующий встал и зазвонил в колокольчик.

— Товарищи! Спокойно. У нас партийная демократия. Мы не должны зажимать рот.

Киров подвинулся к Петровскому:

— Может, вы выступите сейчас, Григорий Иванович?

— Подождем. Надо дать выкричаться зиновьевцам. Рабочие сами их погонят... А уж потом я, в заключение...

В зале немного утихло, но все же продолжали гудеть, выступающего никто не слушал.

Боясь полного провала оппозиции, председательствующий предоставил слово парторганизатору «Электросилы» Доброхвалову, надеясь, что он урезонит своих.

Тот начал издалека и добился относительной тишины. Но как только он заговорил о Зиновьеве, зал грозно загудел.

Председательствующий выпустил еще одного зиновьевского говоруна, но того просто стащили с трибуны, и слово попросил Петровский.

Степенный, уже не молодой, с бородкой и в очках, он заговорил неторопливо, сдержанно. Рассказал, как сам много лет был рабочим в Екатеринославе, как прошел через ссылку и тюрьмы, как выступал, защищая рабочих в Государственной думе. Потом перешел к событиям дня и, очень кратко сказав о решениях съезда, зачитал обращение съезда к коммунистам Ленинграда. Этим было окончательно сломлено сопротивление зиновьевцев. Резолюция, осуждающая зиновьевско-каменевскую оппозицию и приветствующая курс партии на индустриализацию и социализм, была принята подавляющим большинством.

Вернувшись с завода и поговорив с товарищами о делах дня, Киров сел к столу, заглянул в блокнот, где были наметки предстоящих дел, и, найдя пометку: «Написать Орджоникидзе», сел за письмо.

Комаров как-то показал ему записку Орджоникидзе, присланную из Москвы ленинградцам.

Киров прочел ее дважды:

«Дорогие друзья! Ваша буза нам обошлась очень дорого: отняли у нас товарища Кирова. Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует. У меня нет ни малейшего сомнения, что вы там справитесь и каких-нибудь месяца через два все будет сделано.