Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
С тропинки свернули на огонек двое крестьян, подошли, поздоровались.
— Мир компании честной! — поклонился старик.
— Спасибо! Присаживайтесь чай пить, — приветливо пригласил Киров.
— Благодарствуем!
— Спасибо за приглашение, — сказал второй, совсем еще молодой крестьянин.
Охотники, одетые в телогрейки и болотные сапоги, ничем не отличались от прочих бродящих по здешним болотам, и крестьяне доверчиво присели, вступили в разговор.
— Должно, из Петрограда приехали? — спросил старик.
— Да, мы заводские, — наливая им чаю, сказал шофер. — Вот вырвались на
— Хорошее дело, — одобрил старик. — Только дичи-то в наших местах маловато. Вы бы подальше, к Чудову, подались.
— Некогда далеко-то забираться, — ответил Киров, пододвигая им закуски. — Вы подкрепляйтесь как следует. Вот красная рыбка, пробуйте. Один родственник из Мурманска привез. Вот колбаса, сыр.
— Богато живете! — оглядывая закуску, сказал старик. — Я и не припомню, когда эдакую рыбу пробовал.
— Так ведь сегодня праздник! — улыбнулся Киров.
— Оно верно. Спасибо! Только у нас и в праздник — будни. Окромя своего домашнего, ничего не видим... Разве только вот Андрюха другой раз селедочку али что иное принесет. Да и то только облизнуться. Много ли на карточки-то дадут...
— А ты сам-то, дедушка, в колхозе состоишь?
— Состою, как же. Со старухой мы, да с сыном, да с двумя снохами, да с ребятишками — в колхозе. А Андрюха-то — вот он! — стало быть, на торфу, в Синявине... На праздники отпустили, вот мы и ходили сродственников проведать.
— А что, трудновато живется в колхозе? — спросил Киров.
Старик почесал бороду, как бы раздумывая, можно ли говорить откровенно, и сказал уклончиво:
— Оно, конечно, нелегко. Потому — семейство большое... Ну да и порядку настоящего нет...
— А почему порядку нет? — полюбопытствовал Киров.
— Бог его знает... Может, оттого, что председатель попивает, а может, и от другого чего. Я ведь неграмотный, отколь мне знать.
«Хитрит», — подумал Киров и перевел взгляд на молодого.
— А ты как думаешь, Андрей?
— Я дома почти не живу, — отмахнулся Андрей.
— А на торфу как дела?
— Оно бы ничего, да работать некому... Одно время спецов понавезли, а они как волки в лес глядят...
— Это каких спецов?
— Известно каких. Кулаков, спецпереселенцев. Их у нас «спецами» зовут... А потом баб нагнали из Рязани, торфушек. Они больше «хи-хи» да «ха-ха». Какая от них подмога? Планы не выполняются... От этого и нам, которые мантулят, плохо, премиев не выдают.
— Вас же сейчас снабжать лучше стали?
— Конечно, и селедку стали давать, и другое прочее. Спасибо. А все-таки народ обижается насчет заработков.
— Ведь у вас сейчас появились машины, стало легче работать?
— Это правильно, что машины, а только торф-то грузят корзинами... Я, к примеру, на вывозке работаю. У нас нормы. А погрузку ведут абы как. А коли нет перевыполнения — и премия мимо рыла!
Киров усмехнулся и тут же нахмурился, подумав: «Надо побывать в Синявине».
Старик допил свой чай, перевернул кружку.
— Благодарствую за угощение, дорогие охотнички. Велика ли добыча-то у вас?
— Кот наплакал, — недовольно сказал шофер, — всего двух чирков убили.
— Да, не густо... — вздохнул старик и поднялся. — А вы где заночевать-то думаете?
— Мы в Кукушкине остановились.
Далеко ли это?— Версты четыре, не более. Мы мимо пойдем, можем довести вас.
— Хорошо, спасибо! — поднялся Киров. — Заливай, Сидор, костер и пойдем...
На одном из совещаний с работниками искусств Киров стал рассказывать, как рабочие и инженеры крупного завода строили и испытывали гигантскую турбину. Известные актеры, режиссеры, музыканты слушали его увлекательный рассказ, затаив дыхание.
И Киров, почувствовав, что его слова доходят до сердца собравшихся, заговорил увлеченно:
— Представьте себе мощную турбину, похожую на гигантскую, перевернутую вверх дном чашу из крепчайшей стали. В ней вертится, гудит мощное рабочее колесо. И кажется, что вот-вот это многотонное колесо вдребезги разобьет, разнесет стальной корпус турбины. Ведь оно делает более трех тысяч оборотов в минуту! Кажется, что пол и весь огромный корпус дрожат. И люди, смотрящие на это чудо, тоже охвачены дрожью. Но не столько от страха за свою жизнь, сколько от боязни, что в один миг может быть загублено дело, над которым целые месяцы, а может, и годы, трудился многотысячный коллектив.
Ревет, гудит турбина, и страшно к ней подойти. А мастер, этакий усатый, неторопливый человек, достает из кармана старый медный пятак и ставит его ребром на станину турбины.
И что вы думаете? Этот пятак стоит, стоит на ребре и не падает. Мы, малосведующие люди, потрясены!
А мастер отирает рукавом пот с лица и глуховато говорит: «Глядите: не падает пятак-то. Стало быть, все хорошо...» А на его лице и радость, и гордость, и такие чувства, которые и передать невозможно...
Вот бы вы и создали спектакль или картину об этом на первый взгляд незаметном, но настоящем трудовом подвиге рабочего класса!
Зал разразился аплодисментами. Выступавшие следом за Кировым режиссеры и актеры кино благодарили его за советы и обещали поставить фильм о подвиге рабочих — героев первой пятилетки...
Прошло месяца два, и Кирову сообщили, что на Ленинградской киностудии уже начались работы над новым фильмом, который условно назвали «Встречный»; что над картиной работают известные режиссеры Эрмлер и Юткевич; что на главные роли приглашены известные актеры Гардин и Тепин, музыку пишет молодой, но уже снискавший известность композитор Шостакович, слова к песне — талантливый поэт Борис Корнилов.
Фильм был создан за очень короткое время. Прошло всего несколько месяцев, и Кирова пригласили па просмотр. Он приехал вместе с женой, с секретарями губкома.
Расселись. Погас свет. Картина сразу увлекла, захватила. Два часа все присутствующие на просмотре жили жизнью коллектива большого завода. Волновались его волнениями, радовались его радостью. Когда расходились, в ушах еще звучала чудесная песня:
Не спи, вставай, кудрявая! В цехах звеня, Страна встает со славою На встречу дня...