Радио Судьбы

И сейчас должно было все решиться.

На экране стали проступать слова.

«Пожалуйста, заберите нас. Мы с папой в Тарусе».

И ниже – приписка. Слова, которые он неоднократно слышал от отца. Слова, которые Рудницкий-старший повторял, как заклинание, до тех пор, пока они не въелись в каждого из них, пока они не связали их всех четверых прочнее любого цемента.

«У НАС ВСЕ ХОРОШО».

– Мама! – Сержик не стал подводить курсор к кнопке «Пуск», не стал дожидаться, пока компьютер подготовится к выключению, он просто выключил его из сети, как обыкновенную лампочку – вещь, которую в других обстоятельствах он бы себе ни за что не позволил. – Мама! Собирайся! Мы едем в Тарусу!

Он выскочил в коридор, схватил куртку и стал натягивать ботинки. Когда-то, читая Библию (он ее читал, как обычную книжку, как длинную сказку с не очень-то хорошим концом... но ведь хороший конец – вещь слишком условная, а что, у Андерсена в «Русалочке» в финале все поют и пляшут, «они жили долго и счастливо и умерли в один день»?), он понял одну важную мысль, заключенную в ней, – настоящая ВЕРА способна творить чудеса: двигать горы и поворачивать время вспять.

И сейчас произошло что-то похожее, мама, увидев его поспешность и решительность, не стала всплескивать руками, долго и нудно обо всем расспрашивать, вертеться перед зеркалом, причесываясь и накрашиваясь – она бросилась в свою комнату, скинула халат и стала одеваться.

Через приоткрытую дверь – Сержик не удержался, взглянул– он увидел ее почти обнаженной, в одних простых белых трусиках, увидел и удивился, какая она, оказывается, красивая, молодая и стройная, с упругой грудью и длинными мускулистыми ногами. В этом любовании не было ничего, за что Сержику могло бы быть стыдно, он восхищался матерью и любил ее. И, значит... Получается, это все – правда? Все действительно так, как говорил отец? Заклинание действовало?

Сержик улыбнулся и повторил про себя: «У нас все хорошо».

Елена натянула джинсы, легкий свитер, схватила с вешалки ветровку и сунула ноги в босоножки на плоской подошве.

– Куда, ты сказал, мы едем? – Она не выглядела удивленной, только сосредоточенной – словно надписывала на конверте адрес и боялась ошибиться.

– В Тарусу!

– Понятно.

Она взяла с зеркала, стоявшего перед выходом, кошелек и сунула его в карман.

– Поехали.

Они задержались на мгновение, чтобы поцеловаться. Быстрый, легкий поцелуй. Почему бы и нет, если у них все хорошо?

Ластычев хотел выйти из палатки вслед за генералом, но бдительный Некрасов преградил ему путь Он лишь молча покачал головой. Ластычев кивнул. Они могли обходиться и без слов, достаточно было пантомимы.

Ластычев потянулся, придерживая штаны. – Спецназ? – кивнул он, глядя на капитана, словно у того на лбу было написано, что он из спецназа.

Впрочем, несмотря на отсутствие каких-либо опознавательных знаков, это и так было понятно. Было что-то такое в развороте плеч, во внимательной отрешенности взгляда, в посадке головы и даже – в четкой линии подбородка.

Некрасов молчал, но его молчание стоило целой речи.

– Я тоже... когда-то, – стараясь, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее, сказал Ластычев. – Там, где было мало воды... Восемьдесят второй, орден Красной Звезды... – Он ткнул себя пальцем в грудь, в то же место, куда ткнул его генерал.

Некрасов молчал. Но теперь он уже молчал по-другому.

– Да... «Опять тревога, опять мы ночью уходим в бой... И родной АКМС – наперевес..» Романтика выжженных рав нин... Маленькие прелести рукопашного боя... Пришлось всем этим пожертвовать – ради увлекательной карьеры обходчика...

Повисла пауза.

– Капитан, у тебя... закурить не найдется? – Он мог бы добавить: «В левом нагрудном кармане, жесткая пачка, по виду– что-то дорогое... Хорошее».

Он мог бы полчаса рассказывать о том, что заметил всего за несколько секунд, что сумел ухватить его по-прежнему цепкий взгляд, он уже очень многое знал о капитане, включая и то, что ему, видимо, уготована та же судьба, что и самому Ластычеву, но он не знал одного – угостит его Некрасов сигаретой или нет. Потому что и то и другое было бы естест венным.

Некрасов замер, внимательно глядя на него, Ластычев виновато улыбнулся и развел руками:

– Карьера обходчика не предполагает высоких заработков... Это, так сказать, служение высоким идеалам, а не поклонение золотому тельцу.

Некрасов – все так же молча – вытащил пачку «Честер-фильда» и протянул Ластычеву. Ластычев (непонятно, почему у него вдруг задрожали руки? Ведь не оттого, что его угощали импортными сигаретами? Эка невидаль, нет, дело было не в этом...) взял из пачки одну и вернул Некрасову, но тот вертикально выставил ладонь: оставь себе.

В общем-то, слова были не нужны. Об этой мелочи не стоило и говорить, ни тому, ни другому. Но эта мелочь дорогого стоила. Ластычев кивнул:

– Может, выйдем на улицу? Чего дымить в палатке? Я не убегу.

Некрасов помедлил, затем качнул головой" пошли.

Они вышли на воздух, капитан, словно спохватившись, протянул Ластычеву зажигалку, тот прикурил и с наслаждением затянулся.

– Прекрасный сегодня денек... – Он выпустил дым через нос – двумя упругими плотными струями. – Это так генерал говорил... Ну, когда он еще не был генералом. Он, правда, добавлял... Э-э-э... – Ластычев замялся и поспешно сунул сигарету в рот. Снова затянулся. – Прекрасный!

– Ну что, Залина Александровна? – Генерал стоял перед сгоревшим бензовозом и смотрел в бинокль, прямо в просвет между обугленной кабиной и развороченной цистерной. – Кажется, мы победили, ничего не делая. Как говорили великие: «Выдержка – это оборотная сторона стремительности». Сейчас освободят шоссе, я наберу группу добровольцев, и Ластычев отведет нас к этой штуке.

Она хотела что-то сказать, но он ей не дал:

– Вас я с собой не возьму, даже не просите. Если потребуется – свяжу и оставлю в палатке. И не пробуйте меня переубедить. Как вы сказали: «Практически не поддается внушению»?

– Да.

– Вот видите? Положение обязывает. Так что остаетесь ждать на берегу. Это понятно?

Плиева поняла, что спорить с генералом бесполезно.

– ОНА больше не заработает, – сказала Залина.

– Голубушка, – с некоторой издевкой произнес Севасть янов, – откуда такая уверенность? Это ничем не детерминировано.

– Бьете меня моим же оружием?

– Наношу легкие уколы, не более того... Капитан! – Генерал обернулся к палатке и увидел, что Некрасов замялся. Севастьянов махнул рукой: – Он не убежит. Под мою ответственность.