Радиус взрыва неизвестен

Меж тем Коночкин продолжал действовать. Через час Чащина вызвали за командировочным удостоверением, а еще через пять минут он получил в бухгалтерии аванс и вышел из редакции, чтобы немедленно направиться в неведомый Камыш-Бурун. Попутно он узнал, что слово это обозначает Камышовый мыс, что на этом мысу водятся дикие камышовые коты и кабаны. Живут там только рыбаки; причем они не очень любят заезжих людей. Впрочем, эти сведения уже не могли огорчить Чащина, так как неприятностей было и без того по горло.

10

Он медленно брел к гостинице, разглядывая вечнозеленые кустарники, насаженные вдоль бульвара. «Ничего, — думал он, — жизнь идет. Новое приходит на смену старому. Пусть и не без борьбы, но новое все равно победит. Сегодня Чащина сбили с ног, но придет час, и Чащин еще докажет, что умеет нападать и бороться до конца!»

Внезапно его окликнули:

— Товарищ Чащин!

Поднявшись со скамейки бульвара, к нему стремительно подходила Виола. Лицо у нее было такое решительное, что Федор невольно подумал: «Не продолжение ли это вендетты, кровной мести, со стороны всего семейства? И чего ждать: удара кинжалом или пощечины?» Впрочем, он вспомнил, что участие в вендетте для женщин было не обязательно. Только самые сильные духом пыряли ближнего кинжалами, остальные предоставляли это право мужчинам.

— Из-за чего вы поссорились с моим отцом? — сурово спросила Виола.

— Я написал статью о тресте, которым он руководит, — сознался Чащин, все еще не представляя, чем кончится этот разговор. Но он не умел лгать, поэтому решил, по совету Гущина, тонуть сразу.

— Дайте мне ее! — требовательно сказала Виола.

— У меня ее нет, — испуганно ответил Чащин. Один экземпляр уже пропал, рисковать вторым он не хотел.

— Не бойтесь, я не собираюсь жечь ее, — брезгливо сказала Виола. — Мне надо знать, кто прав. Почему вы ничего не ответили отцу? — вдруг с прежней суровостью спросила она. — Вы понимаете, что обидели меня? Можно было подумать, что я выбираю себе друзей среди недостойных людей. А вы мне показались другим.

От этих слов сердце Чащина сладко заныло, и он проклял себя за ту робость, которую проявил при столкновении с Трофимом Семеновичем в его, так сказать, доме. Хотя номер гостиницы трудно было принять за дом, однако дом там, где человек живет. Нет, Федор поступил трусливо, и Виола права, презирая его за эту трусость. Он робко сказал:

— У меня есть копия. Если вы хотите…

— Не пойду же я к вам в номер, — отрезала Виола, глядя на него суровыми глазами.

Чащин торопливо повернулся и бросился бегом к гостинице.

— Куда вы? — растерянно спросила девушка.

— Сейчас принесу! — крикнул он.

Когда он вернулся со статьей, Виола хмуро сидела на той же скамейке, на которой, — она не стала этого скрывать, — ожидала его не меньше часа. Взяв статью, Виола молча углубилась в нее. Чащин вздыхал, вертелся, наклонялся к ней, чтобы посмотреть, где она читает.

— Вы мне мешаете. Неужели все авторы такие нетерпеливые?

Тогда он откинулся на спинку скамейки и принялся следить за облаками. Они проплывали неровной грядой: впереди — легкие, перистые, за ними — от горизонта — низкие, темные.

Вдруг он подумал о том, что сегодня и на много дней вперед облака будут для него не просто сгущающейся влагой, а приметой на будущее, спутником надежды или страха, как и ветер, как волны, которых он, признаться, побаивался. До сих пор ему не приходилось плавать по морю, а речное путешествие, совершенное в детстве с отцом, отпечаталось в памяти только как приятное воспоминание, состоявшее из одних радостей. Что же его ожидает в этом таинственном Камыш-Буруне, где бродят дикие камышовые коты и кабаны и угрюмые неразговорчивые рыбаки ведут лов дельфинов? И почему именно Чащин должен описывать героические подвиги колхозных дельфинеров? Может быть, это опасно? Он читал где-то, что киты иной раз нападают на суда, а как ведут себя дельфины? И какие они?

Он так задумался над своей будущей судьбой, что не заметил, как Виола кончила читать, и только ее голос вернул его к действительности:

— Все это правда? — спросила она.

Чащину вдруг захотелось, чтобы все это было неправдой. Но лгать он не мог и только кивнул головой.

— И во всем виноват отец? — продолжала она свой допрос.

И никогда еще допрашиваемому, вероятно, не приходилось так трудно.

— Ну, не только он, — пробормотал Чащин. — У него есть заместители, наконец, партийная организация могла бы…

— Вы пишете, что партийная организация подчинилась его дутому авторитету, — с каким-то язвительным сарказмом напомнила Виола.

— Есть же еще местком, общественное мнение…

— А сами указываете, что отец никогда не считался с общественным мнением.

— Возможно, я несколько сгустил краски, — неохотно объяснил он.

— Неужели вы считаете меня маленькой? — обиделась она. — Я знаю, как пишутся подобные статьи. Сама читаю в газете: «Факты, изложенные в статье, подтвердились. На виновных наложено взыскание…» Значит, на отца тоже наложат взыскание? — с каким-то задумчивым состраданием спросила она.

— Статью отказались печатать, — осторожно сообщил Чащин.

— Ну и что? — Она смотрела прямо в глаза. — Вы же не откажетесь от своей точки зрения?

Ему показалось, что она ждет смирения, покорности, и он сухо сказал:

— Нет!

— Ну что же, — она встала со скамьи, и он растерянно вскочил на ноги. — Вот и кончилось наше знакомство! А я-то надеялась, что мы станем часто видеться, вместе побродим по городу, по музеям. Здесь есть чудная картинная галерея. При выходе, уже в коридоре, обратите внимание, висит оригинал малоизвестного итальянского художника Павлоли «Купальщица». Прекрасная работа…

— Неужели вы…

— Отец запретил мне встречаться с вами. Сначала он уговаривал меня забрать вашу статью — он подозревал, что вы сохранили копию, а когда я отказалась от этого, взял с меня слово, что я не стану видеться с вами. А он все-таки мой отец! — с каким-то жестоким удовольствием выговорила она это слово. — Прощайте! — она протянула руку и быстро отняла, когда Чащин попытался удержать ее тонкие длинные пальцы. — Да, имейте в виду, — как о чем-то малозначительном сказала она, — против вас заключен союз: отец и ваш замредактора, а мой названый жених, сговорились выжить вас из газеты. Для начала вас пошлют куда-то в Камыш-Бурун, где вы должны опростоволоситься окончательно, после чего вас уволят. Редактор приедет, говорит Коночкин, через месяц, так что в течение месяца вас должны съесть. Постарайтесь стать им поперек горла, — и, кивнув небольшой своей, но очень гордой головкой, она ушла.

Чащин стоял, не зная, удивляться ему или радоваться появлению столь странного союзника.

Потом медленно поплелся в гостиницу.

11

Чащин складывал обратно в чемодан свои вещи, которые только-только успел распаковать, и с горечью думал, не проявляется ли у него и на самом деле аберрация зрения? Он успел побывать в Рыб-тресте и даже в Научно-исследовательском институте рыбной промышленности, но эти учреждения не вызвали у него удовольствия.