Радиус взрыва неизвестен
Шрифт:
— Говорил я, что лучше подождать редактора в городе, — довольно плаксиво сказал Гущин, ища глазами какую-нибудь проезжую дорогу.
— Ничего такого ты не говорил! — сурово отрезал Федор и постоял на левой ноге, выдергивая из правой пятки колючку.
— Все равно к нему не добраться, — уныло продолжал Гущин.
— Я этого еще не сказал! — зло ответил Федор и принялся выдергивать такую же колючку из левой ноги.
— А что станешь делать?
— Полезу через забор, — мужественно сказал Федор. — Я думаю, они не догадались расставить часовых на всех пороховых башнях этой крепости.
— Зато стекла
— Тебе лезть не придется, — успокоил его Федор. — Не ровен час, меня там заберут, кто тогда мне передачи будет носить? Снимай туфли!
— Это еще зачем? — Гущин взглянул на приятеля расширенными глазами, но тот ждал, и пришлось подчиниться.
Присев на бугорок, Гущин снял туфли, подождал, пока Федор обулся, и жалобно протянул:
— А куда же я теперь?..
— Подожди меня во-он в той рощице. Я думаю, там сторожей нет.
— Да, я змей боюсь.
— А ты выбирай открытую лужайку, чтобы камней было поменьше. — Не могу же я босым перед редактором появиться?
— Так возьми уж и костюм, — не очень великодушно сказал Гущин, так как знал, что пиджак на Чащине будет висеть, как на вешалке, а штаны окажутся до колен.
— Ничего, — ответил Федор, стараясь не замечать неискренних ноток в голосе приятеля, — я скажу, что нахожусь на исполнении задания у рыбаков. Удостоверение-то со мной…
Гущин промолчал и даже помог приятелю взобраться на стену, мужественно подставив под каблуки бывших собственных туфель свое плечо. Наконец Чащин, сопя и фыркая, кое-как вскарабкался на забор, облизал порезанную руку и грузно спрыгнул на землю по ту сторону. Гущин даже посочувствовал ему, услышав тяжелое падение, но, вспомнив, с какой тщательностью оберегал носки туфель от царапин, снова ожесточился сердцем. Да и сидеть в рощице, пусть там и найдется лужайка без змей, было не так уж приятно. Пожалуй, лучше было идти к редактору вдвоем, если бы не этот каменный секретарь в пять верст окружностью и в сажень высотой.
Меж тем Чащин плелся по территории дома отдыха, проклиная Гущина, который как-то ухитрился носить туфли на два номера меньше нормального, и приглядывался к обозначениям на корпусах. Тут были корпуса 6, 8, 12 и даже 22, хотя при самом тщательном рассмотрении и подсчете всех помещений вплоть до собачьих конур Чащин насчитал не больше шести зданий. Очевидно, Трофим Семенович надеялся на дальнейшее расширение здравницы.
Он осмотрел уже все здания, но корпуса «А» не было. Оставалось постучать наугад в какую-нибудь дверь с риском быть выдворенным немедленно. Но тут на дорожке появился какой-то старик в рабочей одежде, почти столь же заношенной, как и средневековые латы Чащина. Чащин сначала спрятался за куст, но выхода не было, и он решил окликнуть старика, как только тот поравняется с ним.
Старик брел медленно, помахивая пустым ведерком, и что-то сердито бормотал про себя. По-видимому, это был садовник, и Чащин надеялся, что, занятый растениями, старик не очень вникает в жизнь людей и в приказы высокого начальства.
— Товарищ… — осторожно сказал он.
Старик остановился как вкопанный и мгновенно нырнул за другой куст. Несколько мгновений
они то высовывались из-за кустов, то прятались снова, будто играли в детскую игру «Казаки-разбойники», потом старик вдруг воскликнул:— Вы? Товарищ Чащин! Здесь?
В этих трех фразах было столько выразительности, как если бы человек, вверженный в пещеру львиную, вдруг увидел там сотоварища по несчастью, о котором думал, что тот-то обязательно спасся. После этих поспешных изъявлений удивления и страха старик сделал короткую перебежку под кустами и оказался рядом с Чащиным. Теперь уже настала очередь Федора воскликнуть в той же скорострельной манере и с тем же выражением удивления и огорчения:
— Вы?.. Товарищ Стороженко?
— Так это вы меня в товарища Стороженко перекрестили? — с явным неудовольствием воскликнул старичок, в котором Чащин узнал того самого Вергилия, который когда-то указал ему путь в бюрократических кругах Мельтреста. — Меня зовут Павел Сергеевич Муромцев…
— Простите, товарищ Муромцев, — сконфуженно сказал Федор, — мы ведь не успели с вами познакомиться тогда…
— Зато Трофим Семенович познакомился, — язвительно подчеркнул Павел Сергеевич. — И со мной, и с Непейводой, и с Ермоленко… Не по служебному, понятно, а по-своему. Меня уволили, Непейводу перевели в район, а Ермоленко послали на полугодовую инвентаризацию. Он теперь разве к Новому году вернется.
— Что же вы здесь делаете? — осведомился Чащин.
— Ищу редактора газеты. Хочу на вас пожаловаться! — серьезно, даже слишком серьезно, как показалось Чащину, сказал Муромцев.
— За что же? — сбитый с толку, смятенно спросил он.
— За то, что дело до конца не довели, — сухо ответил старик.
— А я по этому делу сюда и приехал! — с обидой сказал Чащин.
— Да ну? — с живым участием воскликнул старик и, сам испугавшись своего голоса, выглянул из-за куста. — А мне сказали, что вы к рыбакам поехали, ушицу кушать…
— Был и у рыбаков, — неохотно ответил Федор, — но об этом после. Скажите лучше, где тут корпус «А»? Время позднее, вот-вот нас обнаружат, надо разыскать редактора.
— Э, я второй день тут дежурю, а попасть к нему не могу, — печально заметил старик. — Трофим Семенович так дело поставил, что к товарищу Голубцову никого не допускают. Вон его домик, видите?
Чащин увидел небольшой домик в зелени, возле которого прогуливался еще один сторож.
На территории дома отдыха начиналось движение: шли повара, бежали судомойки, ранние пташки из отдыхающих торопились к морю, набросив полотенца на плечи.
— Ну, если в дверь нельзя, надо лезть в окно! — сердито сказал Чащин. — Подождите меня здесь.
Муромцев не успел остановить молодого энтузиаста. Чащин нырнул в кусты и исчез.
Старик расположился поуютнее и приготовился ждать. Он предался фантастическим мечтаниям.
Вот он присутствует при изгнании Трофима Семеновича из Мельтреста и снова садится на свое место третьего помощника четвертого счетовода, вот он создает проект по сокращению отчетности, и бумажек становится все меньше и меньше, вот он добирается и до этого дома отдыха и передает его министерству здравоохранения. В мечтах своих он успел создать уже два-три десятка таких решительных проектов, как вдруг двери домика, который он стерег, широко распахнулись, и в них показался Чащин…