Радость нашего дома

[Чимертау - Железная гора.]

– И железо ржавеет, сынок! А в трудные годы надо быть крепче железа.

Я не могу удержаться от смеха.

– Чего ты смеешься?
– спрашивает Оксана.

– Как может быть бабушка из железа? Она вся мягкая, и руки у нее вон какие мягонъкие.

Оксана хмурит брови. Ей кажется, что я смеюсь над бабушкой.

После чая папа надел пилотку.

– Мать, - сказал он, - я с детьми пройдусь по полям. На фронте дал я себе слово: если вернусь, то, не снимая походного мешка, обойду все наши поля и луга... Может, и ты с нами пойдешь?

– На этот раз идите без меня. Никак не управлюсь с работой, говорит мама, осматривая меня и Оксану.

– А почему вы без башмаков?

Вот так так? Мы совсем забыли о наших башмаках. Я сейчас же достаю их из-под кровати:

– Вот, папа, желтые башмачки с красными кисточками, которые в майский праздник принесла нам бабушка.

– У меня один башмак уплыл по Серебряной, да Ямиль догнал и принес его, - рассказывает сестра.

– Не я один, а с дедушкой Якшиголом...

– Башмаки были причиной и радости и горя, - улыбаясь, говорит бабушка.
– До твоего приезда дети не хотели надевать их, берегли. А папа приехал - про башмаки забыли. Ай, дети, дети...

Мы быстро обуваемся и уходим с папой. Идем на Полевую сторону. Папа идет посередине, я бегу с одной стороны, Оксана - с другой.

Папа срывает пахучие травы, растирает их в руках и нюхает, поднимает нагретые солнцем камешки и подносит их к щеке. Опережая нас, он сбегает на дно глубокого оврага; цепляясь за травы, быстро поднимается наверх, срывает колючие фиолетовые цветы татарника, потом влезает на какой-нибудь большой камень и долго-долго всматривается в даль.

Папа привел нас в дальнюю березовую рощу, к роднику. Ох, и холодна вода в том роднике! Папа вымыл этой водой лицо и руки и, зачерпнув ее руками, пил. Мы с Оксаной тоже пили. Потом мы сели у родника на траву.

– Этот родник выкопал мой отец, ваш дед Батырша, - сказал папа.
– Я тогда был таким маленьким, как ты теперь. Этот родник так и называют родник Батыр-ши. Сколько людей пило здесь воду, умывалось... И птицы и звери приходят сюда пить воду. Смотрите, как привольно у родника растут красные цветы...

– Спасибо дедушке, - говорит Оксана. Папа обнимает ее и целует в голову.

– Умница, дочка моя!

– Папа, - говорю я, - давай и мы выкопаем три... нет, четыре родника: ты, мама, Оксана и я. И нам потом, может быть, скажут спасибо.

– Когда вырастете, - говорит папа, - вы будете рыть каналы, повернете течение рек, будете орошать землю, чтобы она вся цвела... Много сделаете полезного людям!

– Ладно, - соглашаюсь я.

Правда, я еще не могу выкопать и маленький родник, не то что большой канал. Но я научусь.

– Я тоже буду помогать. Ладно, папа?
– говорит моя сестра.

Папа подает нам руки, и мы, смеясь, помогаем ему подняться с земли.

– Теперь пойдем к Дубовому озеру. Не устали?
– спрашивает папа.

Нет, мы ничуточки не устали. Разве устанешь, если рядом папа!

Мы обходим аул наш с другого конца и до лугам, мимо речки Серебряной, выходим к озеру.

На берегах Дубового озера растет высокий камыш с пушистой головкой; когда дотронешься до него - с головки летят пушинки. Мы нарвали много камыша и широких листьев лилий. В кустарнике выбрали крепкие тонкие палочки, чтобы сделать из них стрелы.

На озере мы видели много уток - больших и маленьких. Они испугались нас и улетели. Еще видели мы лягушек, но о них я не стану рассказывать. Не люблю я их, квакушек!

Мы долго ходили по узким тропинкам и накопец вышли на дорогу, которая вела домой. Дорога шла в гору. Мы уже немного устали и присели отдохнуть под деревом. Я потрогал папины медали - они тяжелые и блестящие.

Папа снял со своей груди две медали и приколол одну мне, другую Оксане. Нам сразу стало очень весело, и прошла усталость. Наверно, когда папа на войне получал эти медали, у него тоже проходила усталость. Бот ведь какая хорошая вещь - медаль!

Быстрым шагом мы поднялись в гору. На самом гребне горы папа остановился. Отсюда хорошо виден весь наш аул, долина реки Серебряной, и Дубовое озеро, и аул Тимертау за лесом. Удивительно только то, что возле Тимертау лес серо-голубой, а все остальные леса вокруг зеленые.

Когда-нибудь я пойду с бабушкой в Тимертау, посмотрю этот лес и узнаю, отчего он такой серо-голубой.

Возле дальней горы проходит поезд, за ним тянется длинная полоса дыма. На ближнем поле комбайнами убирают хлеб. Я вижу - на комбайне стоит человек. Издали он кажется таким же маленьким, как я.

Папа долго-долго смотрит вокруг.

– Вот, дети, это все ваша родная земля, - говорит он.
– И за этими горами-\, за лесами, за реками - все это ваша родная земля. Еще есть много, много родной земли, которую вы не видели и не знаете. С той земли мы прогнали фашистов. Понимаете меня?

Понимаем, конечно, только не все. Но мы знаем, что папа говорит что-то очень хорошее. Когда мы вырастем, мы поедем в те места, где воевал папа, и увидим сами ту дальнюю родную землю.

– А знаете, что такое соскучиться?
– спрашивает папа.

– А что это?

– Вы хотели видеть меня?

– Ой, папа, ты так долго был на войне! Мы плакали, - говорит Оксана.

– Вот и мне также хотелось видеть и вас, дорогие, и эти леса, и эти реки, и эти дороги.

– А ты плакал, папа?
– спрашивает сестренка.

– Нет, дочка, не плакал, хоть и хотелось плакать, - сдерживался.

– А почему сдерживался?

Ну как это Оксана не понимает! Разве солдат будет плакать!

На дороге нас догнал дядя с черной бородой:

– А-а, вернулся живым, здоровым! Все ли дома в порядке, брат? Вышел на простор? Доброе дело, брат, доброе дело. Соскучился, верно? Очень хорошо, очень хорошо...

Папа хотел ему ответить, но дядя с черной бородой продолжал быстро говорить, держа папу за руку:

– Раз уж вышел на простор, почему, брат, не заглянул к нам, в огородную бригаду? Угостили бы арбузами. Да! Помидоры нынче дали боолышой урожай! Вот насколько не преувеличиваю: каждый помидор не меньше, чем пара здоровых кулаков!.. Приходи с детьми! Как они выросли, оказывается... Тьфу, тьфу, не сглазить бы... Тыквы, как бочонки, придется таскать на носилках. Приходи, брат, ладно?

Сказав все это, дядя повернулся и быстрым шагом стал удаляться. Наверно, у него было много дел. Папа, улыбаясь, сказал ему вслед:

– А он совсем не изменился, все такой же, нетерпеливая душа!

Мы идем домой. Но нетерпеливая душа, дядя Гарей, что-то вспомнив, поворачивается и опять бежит нам на-врстречу.

– Уж не взыщи, брат, - говорит он.
– За какое дело думаешь взяться? За черную или за белую работу, так сказать? Если не обидишься, что я так скоро предлагаю, то у нас в бригаде есть одна хорошая - так сказать, черно-белая - работа. Надо организовать продажу овощей в городе. Да!