Радуга над Теокалли
Шрифт:
"Возможно, я проявляю малодушие? – подумалось ему. – Ведь это выбор бога, честный жребий… А для меня – плата за власть!"
В покои бесшумно вошла мать. Ей достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, в каком состоянии халач-виник. Вдова пожинала плоды, но метания сына испугали – все планы разом могли потерпеть крах.
"Неужели взрослый мужчина так увлечён этой рыжей?!" – Уичаа удивлённо и презрительно скривила губы, но вслух произнесла:
– Сын мой, ты должен смириться, поискать в своём сердце радость… Твои подданные не поймут! Для бога нельзя ничего жалеть! – Кинич-Ахава посмотрел на мать и понял – поддержки
– Народ будет тебя уважать, усмири гордыню, отдай женщину с радостью, об этом просит бог Чаку!
– Пусть он возьмёт, что угодно, но не её!
– В тяжёлые минуты мы должны жертвовать именно самым дорогим! Твой отец так никогда не сказал бы! Как ты можешь управлять народом, если ничем не желаешь делиться? Правление не только права, доходы, почёт, но и большая ответственность, сын. Очень жаль, оказывается, ты к этому не готов. Именно сейчас нужно доказать, что у тебя твёрдая рука и ради города ты способен на все!
– Ценой жизни любимой женщины?
– Она из семьи Кокомо, а многие не приветствуют тесных связей с ними… Ты прекрасно понимаешь, что, не доказав народу любви и преданности, не сможешь подчинить своей воле город. Люди отвернутся от тебя! А показав смирение перед богами, привлечёшь многих!
– Политика… Ты говоришь мне то, что я и сам знаю!
– Тогда не сиди здесь, а присоединись к людям! Покажи радость, уверенность в правильности выбора, будь рядом с подданными!
– Нет. На закате я уже выполнил обязанности халач-виника. Теперь я должен исполнить долг мужа.
– И снова заблуждаешься – Иш-Чель невеста бога Чаку. Её готовят к утренней церемонии и охраняют.
– Разве я не халач-виник?
– Даже правитель не имеет права переступать через закон и обычаи. Женщина принадлежит богу и находится в его владениях! Этим только отвернёшь от себя служителей, а они тебе нужны больше, чем народ!
– После того, как жрецы нарушили священные узы моего брака, я имею право не признавать их законы!
– Какое безумие! – презрительно передёрнула плечами Уичаа, пытаясь скрыть беспокойство – ситуация выходила из-под контроля.
– Халач-винику никто не посмеет помешать забрать жену!
– Я пришла тебе помочь, мне не безразлично – кому достанется Коацаок! Ты – мой единственный сын! Видно, горе затмило тебе разум… Достаточно одного необдуманного шага и те, кого воодушевил твой поступок, отшатнутся от тебя, стоит лишь нарушить закон!
– Хорошо, кто может мне помешать навестить Иш-Чель?
– Ты опять за своё! Она уже не твоя жена и молится со всеми в храме! Посланница к богу Чаку прекрасно знает законы и порядки, сама много раз совершала обряд и умеет говорить с духами! Зачем ей мешать?!
Кинич-Ахава опустил голову, тяжело вздохнул и произнёс с отчаянием:
– Я… я просто хочу знать, как она там… Я должен поддержать и успокоить!
– Нет, твой приход, во-первых, невозможен, во-вторых, ты сделаешь ещё хуже, нельзя её отрывать от молитв!
– Пойми, что-то тревожит моё сердце… Я должен идти к ней!
Уичаа вздохнула, скрыв невольно возникшее презрение к любимому сыну, отвернувшись к стене:
– Я догадывалась – тебя сложно переубедить. Хорошо, тогда, сохранив лицо, помоги ей, – мать повернулась и предупреждающе подняла руку, увидев мгновенную радость в глазах сына. Уичаа достала из складок одежды маленький мешочек и ответила на немой вопрос: – Возьми, это яд. Он
действует мгновенно. Я взяла его в чертогах бога Чаку, твоя жена отправиться к нему быстрее и не успеет испугаться, когда полетит со скалы… Только этим ей поможешь!– Ты не понимаешь! Я не могу смириться с тем, что Иш-Чель умрёт, а не с тем, как именно это произойдёт! Предлагаешь дать яд?! О, боги!.. Я хочу дать ей жизнь! – Кинич-Ахава сорвался на крик, а Уичаа обиженно поджала губы и быстро спрятала мешочек в складках одежды. Потом горестно покачала головой и изобразила смирение.
– Хорошо. Поступай, как знаешь. Я помогу тебе попасть в подземные помещения, где находится Иш-Чель. Сам ты не найдёшь. Пойдём, раз таково твоё желание.
С гордо поднятой головой Уичаа вышла в коридор, отпустив охрану лёгким взмахом руки. Подождала халач-виника и направилась в сторону своих покоев.
Сыну и матери на пути попадались совершенно пустые комнаты, и правитель не мог вспомнить предназначение этих богато украшенных помещений. Ближе к выходу стали появляться рабы и прислужники. Многие спали, подстелив циновку или укутавшись в пёстрые одеяла, но большинство все ещё находилось в трансе. Шепча и подпевая гимны, люди с потухшими глазами бесцельно бродили, ничего вокруг не замечая.
Религиозные фанатики расположились на площади дворца и настолько громко пели, что их голоса, проникая в пустые комнаты, усиливали внутренний шум. Повсюду горели смоляные факелы, они освещали дорогу, которая изменилась как-то резко и неожиданно.
Уичаа свернула влево и открыла небольшую дверь в стене, прикрытую расшитым покрывалом. Дальше шли крутые ступени, вырубленные прямо в скале, на которой стоял дворец. По-прежнему на стенах висели факелы и ярко освещали путь. Спуск закончился неожиданно, за очередным поворотом узкой лестницы. Кинич-Ахава и Уичаа оказались в широком коридоре; в желобке тихо журчал ручеёк, очевидно, когда-то это было подземным руслом. Дорога уходила под крутой уклон, постоянно извиваясь.
Уичаа из складок одежды достала пластинку и, пошарив по стене правой рукой, вставила её и надавила. Ключ привёл в движение невидимые механизмы. Большая плита бесшумно отодвинулась, и они очутились внутри теокалли бога Чаку.
Кинич-Ахава понял это по заунывному пению гимнов. Уичаа шла теперь медленнее, осторожно выглядывала из-за каждого угла, подходя к поворотам. Помещение, где находилась Иш-Чель, нашли быстро. Странно, но рядом не было охраны.
В комнату правитель вошёл сам. Жена сидела, уставившись в стену.
– Иш-Чель, дорогая… – тихо позвал Кинич-Ахава, боясь, что она находится в трансе и может неадекватно отреагировать.
Но жена, едва услышала голос, подскочила и радостно кинулась ему на шею. Глаза Иш-Чель были чисты от какого-либо дурмана и сияли счастьем.
– Я верила, я знала – ты придёшь! Ты почувствовал, что нужен мне! Кинич-Ахава, забери меня отсюда! – она доверчиво прильнула к нему и с надеждой глядела в глаза, ища защиты. – Что же ты молчишь?! Почему мы не уходим?!
– Я не знаю, что сказать…
– Ты пришёл не меня забрать?! Тогда зачем? – Иш-Чель сорвалась на крик и вырвалась из его рук.
– Тише! Нас могут услышать!
Страх мужа разозлил Иш-Чель.
– Да? А мне все равно, ведь я живу последние часы! – она почувствовала, как её начинает трясти от негодования.